Юлий оказался дома. Он готовил на кухне обед. Один. С его слов, на звонки не отвечал, потому что телефон валялся где-то в комнате, возможно, на беззвучном.
— У тебя всё в порядке? — осторожно поинтересовалась я, облокотившись плечом о дверной косяк.
Парень выглядел напряженным и отстраненным. Холодным. Серьезным и с каким-то опасным сиянием.
Его настроение я почувствовала сразу, как и сразу заметила красноречивое выражение лица. Но это прям удача, ведь голый торс Юлия, а парень снова ходил по дому без футболки, в одних только серых тренировочных штанах, так и пытался перетянуть на себя внимание. Признаюсь честно, безупречному торсу временами это удавалось. Всё же я была обычной, нормальной девушкой… сложно на такую красоту не заглядываться.
Синяки и ссадины после ужасной драки почти исчезли, лишь в некоторых местах еще оставались бледные отметины, напоминающие о том жутковатом вечере.
— Да… — задумчиво произнес он, явно желая продолжить.
— Скажи напрямую, вижу же, что есть, что сказать.
— Нам не стоит продолжать общение, я думаю.
Он сказал это глядя четко в глаза, после чего отвернулся. Считать эмоции я не успела. Открыв и закрыв пару раз рот, подобно рыбе, выброшенной на берег, наконец выдавила:
— Почему?
— Для твоего же блага, принцесса, — Юлий ритмично мешал содержимое сковороды, явно думая не о приготовлении блюда в тот момент.
— Ты опять хочешь начать петь эту песню о том, что ты ведешь какие-то грязные делишки, что мне опасно с тобой дружить, потому что меня могут случайно убить, или потому что могу втянуться сама во что-то нелегальное. Или что?
Он тяжело вздохнул и кивком откинул завившуюся прядь волос со лба.
— Вроде того, да.
— Пипец. Ладно, если не хочешь больше общаться, не стану напрягать тебя своим присутствием, — я уже развернулась, чтобы уйти, но Юлий меня остановил.
— Погоди… Да не в этом дело, Гос…, кхм, — он откашлялся, и, отложив в сторону лопатку и выключив газ, продолжил, — я же сказал, так лучше только для тебя. Я о тебе забочусь.
— Да не надо обо мне заботиться! — я вскинула руки. — Мне девятнадцать лет, я не ребенок, а ты не мой папочка. Я могу сама решать, с кем мне дружить, и сама могу отвечать за последствия, Юлий.
— Дружить.
Я кивнула. По одному слову, по тому, как он произнес его, по взгляду, сопровождающему эту реплику, и так все было ясно. Он мог не пояснять.
Искры и напряжение в воздухе временами чувствовала не только я. И все эти прикосновения что-то значили, оба это понимали. И его внимание ко мне, должно быть, тоже.
— О других девушках ты тоже так заботишься? — невольно вырвалось у меня. — Тоже ограждаешь их от своего дурного общества?
Он ничего не сказал, но, почему-то казалось, что реальным ответом было «нет», просто вслух не произнес, зная, что и так пойму.
— Знаешь, даже если их будет уже не десятки, а сотни, или даже тысячи, пустоту это не заткнет. Временные девочки ничего, кроме кратковременного удовольствия, тебе не дадут. Ни любви, ни заботы, ни тепла ты не получишь, от одиночества не избавишься. Подумай об этом, а я, пожалуй, пойду.
— Может, пообедаешь со мной? — не поднимая глаз, вдруг предложил Юлий.
Его голос прозвучал как-то странно и глухо.
— Я не понимаю тебя, — я положила зонт на пол и кинула зарядку на стул, — чего ты добиваешься? — И подошла к парню на расстояние вытянутой руки.
— Не знаю… Ты права. Иди домой.
Если всегда он казался мне скорее мужчиной, чем парнем, таким взрослым, серьезным, опытным и независимым, повидавшим жизнь, то теперь он выглядел мальчиком, несмотря на темную щетину. Запутавшимся и одиноким мальчиком. С грустными глазами.
— Юлий, — вздохнула я, сделав еще шаг.
Мы стояли напротив и смотрели друг другу в глаза. Расстояние было слишком мало. Воздух снова чуть ли не искрился, тишина, нарушаемая только приглушенными звуками с улицы, звенела. Стук сердца в груди эхом отзывался где-то в ушах. Я немного занервничала и все же отвела взгляд, прикусив нижнюю губу.
Юлий притянул меня к себе и обнял. Я не сопротивлялась, наоборот, обвила руками его притягательный торс и прижалась к груди. Теперь я слушала его сердцебиение, уж больно частое для состояния покоя, а не своё. Опустив веки, вдохнула его запах, как недавно вдыхала запах игрушки. Такой приятный. Почти родной.
— Ты чудесная девушка. Один из немногих солнечных людей в моей жизни. Мне не хочется тебя отталкивать. Но нам не стоит общаться. Я испорчу тебе жизнь. Я не смогу дать тебе ничего, что тебе нужно. Да и мне самому не нужна ответственность за кого-то, — голос Юлия звучал очень нежно, он поглаживал меня по спине одной рукой, а другой крепко прижимал к себе за талию.
— Почему мы не можем просто общаться? Ты не должен отвечать за меня. Да и как ты можешь испортить мне жизнь? Что такого в твоей работе, что оно отразиться на мне? — спросила я, уткнувшись в его шею.
— Потому что ты хорошая. А мой образ жизни х… Плохой. И люди в окружении ужасные. Тебе не место в моем мире. А я не готов сейчас все менять, рвать все связи, устраиваться на какую-то постоянную серьезную работу и жить стабильной типичной жизнью. Я не хочу. Не умею. Не хочу себя привязывать ни к чему и ни к кому. И никого к себе тоже привязывать не хочу.
— Это связано с болью, которую тебе нанесли в прошлом?
Юлий отстранился от меня.
Слишком прямо я задала этот вопрос. И, видимо, попала в точку.
— Отчасти.
***
Я вернулась домой.
Через пятнадцать минут после начала ругани из-за какой-то ерунды со стороны бабушки, перестала слушать, что она говорит. И ушла в свою комнату.
Я чувствовала себя опустошенной, одинокой и потерянной. Появилась мысль уехать в город, чтобы хоть иметь возможность общаться с друзьями.
Сидя на своей кровати, я перерыла весь рюкзак в поисках провода от телефона, который окончательно разрядился. Нужно было срочно поговорить с Дашей.
«Неужели, я забыла его у Юлия?»
Меня вдруг осенило.
Кухня. Провод, брошенный на стул. Подняла с пола зонт и ушла.
«Черт».
Зарядник действительно остался у парня.
Застонав, я откинулась на спину, закрыв лицо руками. Это просто издевательство. Наказание какое-то. Лучше не придумаешь. Впрочем, вечером я собиралась заскочить к Степану Петровичу, чтобы пообщаться с ним, а провод можно забрать после. Просто зайти к Юлию, сразу сказать: «я только возьму зарядку и сразу исчезну, не подумай», и так и сделать.
***
— Ника, держись от парня подальше, — серьезно сказал Степан Петрович, со звуком опустив кружку на стол.
Мы сидели у него на кухне и пили чай. За окном снова шумел дождь.
— Почему?
— Он нехороший человек… Жестокий, лишенный нравственности и морали. Много разных слухов о нем ходит. Я разузнал.
Почему-то мне не хотелось их слушать. Да и не поверила бы. Не смогла бы поверить.
— Я общалась с ним. Он вполне хороший. Даже заботливый и временами милый. И умный. Пусть иногда и совершает не самые хорошие поступки… — я сделала пару глотков теплого напитка, но скорее от желания чем-то себя занять после этой реплики, чем от желания согреться или утолить жажду.
— Дочка, только не говори, что влюбилась в него, — мужчина внимательно на меня посмотрел.
— Нет, не влюбилась, — отозвалась я, разглядывая свои ногти.
— Если ты свяжешься с ним… Он может испортить тебе жизнь,
«снова эти слова»
впутать в нехорошую историю. Поговаривают, что его прошлую девушку убили.
Мой взгляд резко прыгнул на Степана Петровича, но слов для ответа не нашлось.
«Неужели это правда?»
— Не говорите ничего бабушке, пожалуйста. Я не хочу, чтобы она знала…
— Где ты иногда ночуешь? — закончил за меня он.
— Откуда Вы знаете? — удивилась я.
— Она приходила, жаловалась.
После небольшой паузы Степан Петрович добавил:
— Но я ничего ей не сказал. Впрочем, тогда и нечего было.
