— Почему вы хотите научиться этому?
— Ну, на случай, если у меня будет подружка, что ли. Да уж, риски велики!
— Это достойная почести причина, но ее недостаточно. Вдобавок к этому, вам должно нравиться происходящее. Если этого не чувствуется, все бесполезно.
Ты опустил глаза.
— На вид не скажешь, что вам это больно нравится. Вот что я хочу сказать. Вы возбуждаетесь или нет?
— Ах, я-то, я делаю это, скорее, чтобы доставить удовольствие!
— Конечно. Вот в этом и проблема. Вам нужно понять кое-что о женщинах, и этим самым я даю вам главный ключ к разгадке: если вы не возбуждаетесь от процесса сами, то мы тоже не возбуждаемся. Очень часто случается, что мы не можем кончить, потому что спрашиваем себя, не скучно ли вам. Нужно, чтобы был обмен сигналами, вот. Вы должны понимать, о чем я, не так ли?
— Ну, не знаю даже.
— Ладно, но тогда, если вам и правда хочется полизать девушке киску и ей это нравится, тогда сделайте над собой усилие, пусть это вам самому и не нравится! В противном случае легче просто намазать себя смазкой и — с места в карьер. У меня складывается впечатление, что у вас происходящее вызывает отвращение, и такая ситуация неприятна. Самой мне чихать на все, по сути дела, но не думаю, что это мудрое вложение денег.
— Хорошо.
— То, что вам не слишком хочется делать это с девушкой, работающей в борделе, я отлично понимаю.
— Хорошо.
— Но вы не сможете ничему научиться без практики.
— Да, это точно.
Мой бог, киска не терпит нехватки аппетита. Нужно, чтобы чувствовалось, что вас заносит, или же притворяйтесь, но притворяйтесь хорошо. Потому что в данный момент, простите, что говорю вам это, но можно уснуть.
— Ах, да? Хотя ваш клитор…
— Да, клитор. Хорошо, что вы знаете, как он работает. Это делает вам честь. Но нет никакого эффекта, когда вы делаете это кончиком языка, будто не хотите запачкаться. Это будто… подождите! Это как если бы я взяла ваше хозяйство двумя пальцами, потрясла бы вот так, легонько… — Я делом дополнила слова для наглядности.
— Да.
— Таким образом, скажете вы, через часик я, может быть, доведу вас до оргазма. Но он не будет взрывным, вот что. Это будет, что называется, скучная мастурбация.
Что-то подсказывало мне, что это понятие было ему знакомым.
— Может, это не так уж тяжко для мужчин. Но девушка, дорогой мой, нуждается в том, чтобы чувствовать ваше желание. Чувствовать его. И это достигается посредством мелочей. Например, ваша рука. Она осталась без дела: кладите ее на меня. Или на себя! Куда хотите, лишь бы создавалось впечатление, что вам нравится то, что вы делаете.
— Хорошо.
— Я доходчиво изъясняюсь или звучит как по-китайски?
— Нет, все понятно.
— И когда вы лижете, черт возьми!.. Нужно быть там подбородком, всем лицом, нужно вести себя как животное. Наверняка в вас спит какой-нибудь зверь!
— Несомненно.
— Тогда лижите, кусайте, сосите, нюхайте, дайте волю своим чувствам! И нет плохих инициатив.
На твоем лице было написано такое тотальное непонимание, что это вызвало у меня немного жалости.
— Я говорю вам об этом, чтобы оказать услугу, знаете. И потом, не нужно делать что-то, если вам этого не хочется, просто чтобы доставить кому-то удовольствие.
В ответ ты заскрежетал зубами.
— Нужно просто не забывать про энтузиазм, хорошо? Вот что возбуждает.
В этот самый момент, в эту секунду ко мне в голову пришло решение проблемы. Как я раньше об этом не подумала?
— Смотрите, вот я, например. Уверяю вас, если бы сейчас на вашем месте была я и делала то же самое, — я импровизирую — вам бы точно не показалось, что мне самой неохота делать это. Хотите, покажу вам?
— Да, давайте.
Естественно, ты ничего не понял, потому как кончил не двигаясь, не проронив ни слова, даже не вздохнув. Собак на улице — и тех потряхивает. Слишком ты был цивилизованный, чтобы дать волю стонам, но этого недостаточно, чтобы превратить любовь в искусство. Затюканный бедняга, что-то среднее между животным и госслужащим.
— Вот видите, — повторила я, снова натягивая свои трусы. — Вот в этом вся ваша проблема. И голову ломать не стоит.
Что еще?
— Вот это.
— Но я ничего не сделал…
— В этом-то и дело. Вы ничего не сделали, как будто мертвы. Вы кончили, а я поняла это только по нагревшемуся презику.
Думаю, я не очень экспрессивный человек. Да, понятное дело… Но постарайтесь, старик.
Это я вам как профессионалка говорю.
Я молча смотрела, как ты одеваешься. Мне было жалко видеть твои печальные кальсоны, твою маечку, будто из прошлого века, жалко смотреть, как ты заблаговременно надевал носки, а потом уже все остальное. Сам Уэльбек, мастер всего грязного, и тот отказался бы писать такую жалкую картину. Я представляла, как в своем домишке в Бос ты каждое утро в точности повторяешь этот ритуал. Никакая женщина, ради которой можно было бы и заправить рубашку в штаны, не наблюдает за тобой. Ты настолько одинок и настолько отчаялся, что даже редкое присутствие девушки поблизости не заставило тебя развернуться ко мне лицом, пока ты засовывал ноги в штанины, и тем самым скрыть неприглядный жирок на ягодицах. Я догадалась, почему Доротея отправила тебя ко мне: решила, что соотечественница поймет тебя лучше, чем она сама. Однако, чтобы понять тебя, не нужно было говорить на одном языке. Твоя проблема универсальна. Единственное, о чем француженка догадается быстрее, чем немка, русская или румынка, — это то, что, отняв у тебя возможность сходить в бордель дома, тебя лишили сексуальной жизни. Если бы только проституция была легальна и упорядочена, если бы она никогда не переставала быть таковой, уже в семнадцать лет ты вместе с дружками отправился бы к профессионалке за первым поцелуем и прочим. Ты был бы еще покладист и смог бы запомнить элементарные основы науки желания. Ты бы заплатил молодухе, в которую влюбился бы после, как и все в семнадцать лет, и эта любовь пробудила бы в тебе любопытство. Или же ты пошел бы к взрослой, слегка грубой проститутке, которая пожурила бы тебя: «Ну что же, золотце, если будешь продолжать в таком духе, у тебя будет мало шансов однажды заняться этим бесплатно, поверь моему опыту».
Безнравственно ли сожалеть о том, что твоим сексуальным опытом не стали походы к проституткам? Это было бы лучше, чем случайные половые акты с подвыпившими девушками после студенческих вечеринок. Чего можно пожелать мерзким, неприятным, неуклюжим мужчинам, приговоренным к женскому презрению, если не каплю любезного тона и улыбчивости обитательниц публичного дома? То в тебе, что вызывало антипатию, было результатом долгих лет застенчивости, отказов, обиженного самолюбия, результатом того, что в подростковом возрасте девочки не смотрели в твою сторону. Еще один мужчина в стаде тех, кто не трахался, не приложив к этому нечеловеческих усилий, кто напрягается, чтобы выдавить из себя хилую улыбку, а к тридцати пяти просто сдается. Неуклюжего пацана, полного желания научиться, задушили в пыльном теле адвоката.
Ты уже почти оделся, лицо у тебя немного просветлело, и мы вяло переговаривались. Решив попробовать себя в роли скрупулезного казначея, ты решил узнать, сколько я просила в Париже за час:
— Пятьсот евро, — ответила я сдержанно, и ты округлил глаза, а после недоверчиво хихикнул.
— Ого, эх!
— А что?
— Это надувательство!
Эх, значит, вы безнадежны, французское быдло? Мы готовы пожалеть ваше одиночество и некомпетентность, но вы всегда найдете способ предстать перед остальными грязными козлами — может, так веселее. Я улыбнулась тебе. В моем взгляде было больше презрения, чем возможно переварить. На секунду захотелось объяснить тебе, насколько бесценны для некоторых мужчин эксцентричные выходки молоденьких девушек из хороших семей, которым приспичило поискать приключений на собственную задницу.
Захотелось рассказать тебе, до какой степени они теряют рассудок, когда заводятся и есть возможность удовлетворить увеличивающийся в объемах пенис в недрах перламутрового живота студентки, которая при случайной встрече на улице и руки бы им не пожала.
