Покончив с обтиранием, я собираюсь выбросить полотенце в мусорный бак и вижу Кэша, который наблюдает за мной. Он стоит, прислонившись спиной к стене, и, сложив руки на груди, смотрит на меня. Улыбки на лице нет, но это выражение постепенно становится мне знакомым: жар в глазах, темный, опасный взгляд, который способен испепелить меня, если я не проявлю осторожность.
Я останавливаюсь. Не намеренно, а потому что чувствую, как мир смещается у меня под ногами, когда Кэш расцепляет руки и медленно идет ко мне. Чувствую себя львицей, которую лев выбрал себе в качестве партнерши и теперь к ней подкрадывается.
Кэш останавливается передо мной. Он ничего не говорит, просто наклоняется, подхватывает меня на руки и несет к квадроциклу.
Я заезжаю на вершину холма. С трех сторон ее обступает лес. Внизу, на поле, только трава – ни людей, ни посторонних глаз. Только трава. Высокая-высокая трава тихо покачивается под теплым ветерком.
Кэш забирается на квадроцикл и сажает меня себе на колени, несколько секунд пристально смотрит мне в глаза, как будто видит только меня. И я вижу только его. В этот миг кажется, что мы совсем одни в целом мире и каждый полностью поглощен другим. Больше ничего не существует.
Страшновато, но мне нравится. Только он и я. Больше никого.
Взяв в ладони мое лицо, Кэш целует меня. Это не хищный поцелуй, но есть в нем что-то глубокое, не поверхностное, выжигающее меня изнутри. Как будто он пытается вобрать в себя часть моей души, взять больше, чем просто физическое ощущение.
Умелыми руками Кэш расстегивает мои шорты и гладит рукой голый живот. По ногам бегут мурашки, а тело загорается огнем. Кажется, у меня под кожей бурлит вулкан с горячей лавой, когда Кэш рядом.
Он обвивает меня одной рукой, приподнимает, стаскивает с ног шорты и трусы, а потом засовывает их под сиденье. Все это он проделывает молча. И ощущение опасности от его близости, от того, что я разрешаю ему брать себя, где он захочет, сохраняется.
Но я поддаюсь. Мне приходится. Я беспомощна против этого. По крайней мере, сегодня. Может быть, завтра такого не будет. Но сегодня я уступаю.
Не сводя с меня глаз, Кэш немного отодвигается назад и расстегивает молнию на штанах. Я невольно опускаю взгляд и упиваюсь его совершенством.
Уверенным движением пальцев я вытаскиваю толстый стержень и глажу по всей длине затвердевший атлас. Слышу стон Кэша и замечаю блестящую каплю, которая появляется из головки. Соскальзываю с сиденья, наклоняюсь и прикасаюсь языком к его концу, снимаю каплю. Лижу его снова.
Смыкаю вокруг него губы и чувствую, как Кэш захватывает в кулаки мои волосы. Не могу забрать его в рот сильно, поэтому лижу и целую по боками, спускаюсь и поднимаюсь, держа в руке его шарики, дразню губами и языком.
Потом Кэш поднимает меня, целует. Залезает мне в рот языком и пробует себя на вкус в моей слюне. Грубо хватает меня за ноги, поднимает, и я оказываюсь сидящей на нем верхом. Потом елозит бедрами и насаживает меня на себя.
Не могу сдержать крик наслаждения, который срывается с губ. Кажется, он вырвался из какой-то невероятной глубины. Против моей воли.
Я скачу верхом на Кэше в ярком солнечном свете, оба мы дышим широко раскрытыми ртами, вдыхаем свежий воздух. Кэш покусывает мне мочку уха, я издаю стон. Хнычу, когда он задирает мою футболку и сквозь лифчик впивается в сосок. Он говорит, как ему хорошо внутри меня. Шепчет, что́ мечтает сделать со мной.
Мне не нужно, чтобы Кэш признавался, что думает только обо мне, обо мне одной. Это написано у него на лице, чувствуется в его поцелуях. Сейчас он весь мой. А я его.
Поглощенная страстью, его глазами, его касаниями, я теряю связь с реальностью, как вдруг мое тело содрогается в сладких спазмах оргазма. Единственное, что я чувствую: Кэш дышит мне в ухо и кончает одновременно со мной. С каждым ударом пульса в меня выстреливает жар, усиливая наслаждение.
Я не дышу, руки и ноги плотно обвиты вокруг Кэша. Он часто дышит, чувствую тепло его дыхания на горле, руки сцеплены у меня за спиной, прижимают меня.
Я могла бы сидеть так целую вечность.
Если бы только Кэш был совместим с вечностью.
Он крепче сжимает меня в объятиях, как будто знает, о чем я думаю. Я вздыхаю рядом с его шеей. Надеюсь, он ничего не знает.
Поездку из Солт-Спрингса в Атланту воскресным вечером не назовешь роскошной. Я имею в виду, что мы вдвоем сидим на мотоцикле. Но все же Оливия, кажется, устроилась удобно: положила щеку мне на спину, бедрами прижалась к моим, в общем, прильнула ко мне.
Только мне кажется, что она недовольна, опять зациклилась на какой-то мысли. И я не знаю, что с этим делать.
За выходные мы раз десять занимались любовью, и я только и думаю о следующем разе, о том, что сделаю с ней, для нее, ради нее. Кажется, мне никогда ею не насытиться.
Все портит ощущение, что каждый раз у нас с ней будто последний. Как будто она что-то утаивает. Я это чувствую. Иногда вижу в ее глазах, когда застаю врасплох. Когда у нее не хватает времени спрятаться за улыбкой. Думаю, я знаю, что это такое. Но не уверен, смогу ли справиться, способен ли устранить это препятствие между нами.
Подъехав к дому, ставлю байк на подножку, но мотор не выключаю. Что-то подсказывает: Оливия меня в дом не пригласит.
И она не приглашает.
– Не знаю, как тебя благодарить за все, что ты сделал за эти дни.
Она меня благодарит?
Я улыбаюсь своей обычной беспечной улыбкой:
– О, поверь, для меня это было огромное удовольствие.
Оливия тоже улыбается, но улыбка ее подернута печалью. И, может быть, обреченностью. Думаю, у нее в голове наша история закончилась, еще не начавшись. Вопрос в том, смогу ли я изменить ее настроение? И как?
Даже я заметил неловкость молчания, а я на такое никогда не обращаю внимания. Очень немногое может меня обеспокоить. Но это беспокоит.
Мне нужно время подумать. Но надо быть уверенным, что Оливия не станет делать того же. Вот где для меня начинаются проблемы. У нее в голове.
– Значит, ты говорила, что сможешь посмотреть кое-что в клубе на неделе, не в свою обычную смену. Может быть, завтра вечером? Тебе не придется задерживаться допоздна.
Судя по всему, я расстроил планы Оливии. Она, похоже, уже придумывала способы избегать меня. Но этого не должно случиться. Я превозмогу все ее тревоги и беспокойства, не оставлю ей ни единого шанса.
– Принимаю твое молчание за согласие. К тому времени ты получишь назад свою машину. Я пригоню ее завтра утром.
Следить за выражением ее лица – все равно что наблюдать за детьми, играющими в «Царя горы». И Оливия – тот, кто лежит в самом низу и вот-вот задохнется под грудой навалившихся сверху тел. Знаю, мне должно быть стыдно, что я заставляю ее испытывать такие чувства, но мне не стыдно. Совсем. Она вбила себе в голову, что я для нее плох. А это абсолютная неправда. На самом деле чем дольше я знаю Оливию, чем больше времени провожу с ней, тем сильнее становится во мне убеждение, что именно я ей и нужен в жизни. Она просто пока этого не знает. Но она поймет. В конце концов я должен сказать ей правду. Но я буду ждать, сколько смогу. В противном случае произойдет катастрофа.
