Через минуту сковавший внутренности холод отступает, кожа на лице начинает пылать, пальцы покусывает жаром. Я отодвигаюсь назад, и, наткнувшись на плетенное кресло, неуклюже плюхаюсь на сиденье.
Ненадолго прикрываю глаза, позволяя расслабляющему теплу растечься по напряженному телу. Организм незамедлительно реагирует на перепады температуры. Меня клонит в сон.
Я шла сюда, заряженная злой энергией и готовая выгрызать каждое слово правды. Не умолять, не просить, не плакать. Маленькой девочки, которая отчаянно боялась потерять свою мать, больше нет. Я ее уже потеряла и выжила, несмотря ни на что.
— Держи, — незаметно приблизившись, Мария протягивает мне термокружку с горячим ароматным чаем, и я инстинктивно обхватываю ее ладонями. — Пей маленькими глотками. Горячо.
Накрыв мои колени шерстяным пледом, она располагается в соседнем кресле. Откидывается на спинку, повернув голову в мою сторону. Кожей чувствую ее задумчивый изучающий взгляд. Не могу себя заставить посмотреть в ответ.
Словно сговорившись, мы обе храним молчание, слушая, как в камине потрескивают дрова. Я лениво смакую немного пряный вкус согревающего напитка, непроизвольно возвращаясь мыслями в далекое прошлое. Туда, где когда-то было тепло и уютно, а нежные объятия матери укрывали от всех бед, дарили покой и утешение. Но вместе с умиротворяющими воспоминаниями проходят другие, которые она запрещала мне хранить…
— Ты подмешивала мне снотворное в молоко, — нарушаю затянувшееся молчание, но не для того, чтобы обвинить или заставить оправдываться.
Я понимаю, зачем она это делала…, но не принимаю. Никогда не смогу принять. Предательство начинается с мелочей. Маленький обман порождает большую ложь. Так происходит почти всегда.
— Надеюсь, сейчас в моем чае ничего нет? — натянуто спрашиваю я.
— Только мед, лимон и немного корицы, — мягко отзывается Мария. — Снотворное было вынужденной и безопасной мерой. Твоему здоровью оно не приносило никакого вреда.
— Я должна сказать тебе за это спасибо? — не удерживаюсь от сарказма.
— Нет, — периферийным зрением замечаю, как она пожимает плечами. — Я подумала, что ты должна знать.
— Возможно, стоило еще тогда объяснить мне, что за мужчина приходит с тобой в мою спальню по ночам.
— У тебя был любящий отец. Виктор, — после короткой паузы, полным сожаления голосом произносит Мария. — А Уилл… Он — страшный человек. Поверь, милая, ты бы не захотела узнать его ближе.
— Как выяснилось Виктор был любящим отцом не бесплатно, а Уилла мне все-таки пришлось узнать ближе, — ожесточенно парирую я.
— Все в этом мире имеет цену, — философски заключает мама. — Жизнь, любовь, преданность, удовольствие, счастье… Мы всегда платим, даже не осознавая этого. Свободой, совестью, крушением надежд, разбитым сердцем. Улей в этом плане использует более простую и доступную валюту.
— Что ты такое говоришь, мам! — отчаянно вспыхиваю я, осмеливаясь взглянуть в лицо матери.
— Правду, в которую тебе так сложно поверить, — отвечает она с лихорадочным блеском в глазах. По моей спине пробегает нервный озноб, снова возвращается ощущение, что я разговариваю с сумасшедшей. — Ты можешь не подбирать слова и не опасаться, что нас кто-то услышит. Камеры отключены.
— К дьяволу эти камеры! Мне в отличие от тебя скрывать нечего. Скажи, чего ты добиваешься? — измученная внутренней борьбой, сипло спрашиваю я. — Хочешь, чтобы весь мир платил за твою сломанную жизнь и разбитое сердце? — в светлых глазах Марии расползается густая тьма. Страшная и бездонная. — Ты даже меня не пощадила! За что, мам?
— Если бы я могла отмотать время назад… — она отводит взгляд, уставившись на огонь. На губах играет блуждающая полуулыбка. — Уильям был прав. Таким, как мы, нельзя размножаться. Не в этом мире, где каждый из нас в любой момент может стать мишенью. Тараканом быть проще, намного проще, чем человеком, но не они расплодились до неимоверного количества и загадили всю планету. Это сделали мы…
— Ты с ума сошла? — изумленно выдыхаю я, даже не пытаясь вникнуть в услышанный бред.
— Да, и очень давно, — не оспаривает она. — Мне стоило его послушать. И, возможно, Уильям никогда бы не стал Кроносом, а я той, кто спустила с привязи монстра.
— Ты жалеешь, что родила меня? — сиплю я, оглушенная чудовищной догадкой.
Руки так сильно дрожат, что из кружки выплескивается чай. Бедра обжигает кипятком, но я не чувствую боли. Ничего не чувствую, стремительно погружаясь в глубокое оцепенение.
— Нет, — качнув головой, Мария расслабленно опускает руки на подлокотники. От ее жуткой улыбки меня бросает в дрожь. — Без тебя игра не была бы настолько увлекательной, и мы не оказались бы здесь…На вершине пищевой цепи. Все, кто хотел нас растерзать, получил по заслугам. Они убрались в ад, где им самое место. Закономерный и честный финал.
Я оглушено молчу, рассматривая сидящую рядом женщину, которая только что повесила на меня ответственность за все, что сотворили она и Кронос.
«Без тебя игра не была бы настолько увлекательной…»
«Таким, как мы, нельзя размножаться.»
«Мне стоило его послушать.»
«…Уильям никогда бы не стал Кроносом, а я той, кто спустила с привязи монстра.»
«Если бы я могла отмотать время назад…»
Боже, она действительно сумасшедшая, одержимая, потерявшая разум, но каким-то чудом сохранившая человеческий облик. Чистое концентрированное безумие клубится в ее заполнивших радужку черных зрачках. Монстр с лицом ангела. Моя мать…
— Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь, — проницательно ухмыляется Мария. — Внутри тебя кипят гнев и боль. Твой разум в агонии. Тебе кажется, что нельзя ненавидеть сильнее, но, моя милая, чтобы остановить Дьявола нужно думать и действовать, как он. Необходимо стать им, взять бразды правления в свои руки и сокрушить его же оружием. Я это сделала и ни о чем не жалею. Теперь твой черед, Диана.
Поставив кружку на разделяющий нас кофейный столик, я закрываю лицо ладонями и делаю судорожный вдох. Мне хочется бежать отсюда прочь и забыть каждое сказанное мамой слово, но словно пригвожденная продолжаю сидеть в кресле.
— Мой черед? — переспрашиваю я, поняв, что упускаю нечто важное.
— Наша игра пришла к своему логическому завершению, но твой муж еще не закончил. И он не остановится, пока не получит наши с Уиллом головы. Я не хочу с ним воевать, но буду вынуждена защищаться.
— Защищать Кроноса, ты хочешь сказать? — яростно бросаю я.
— Уильям никогда не покинет этот остров, — заверяет мама, и злорадное удовлетворение, вспыхнувшее в ее глазах, указывает на то, что она не врет. — Он умрет здесь, Диана. Я хочу, чтобы последним, что он увидит, было мое лицо.
— Так убей его сейчас, и Дэрил отступится! — импульсивно вскочив с места, я подбегаю к матери и опускаюсь перед ней на корточки. — Он считает, что ты выторговала жизнь Кроноса, чтобы впоследствии освободить. Дэрил защищается и защищает меня от возможных угроз в будущем. Дай ему то, что он хочет, и мы улетим отсюда вместе.
— Если ты хоть немного успела узнать своего мужа, то должна понимать — Дэрил никому не дает вторых шансов, — мама прикладывает прохладную ладонь к моей пылающей щеке. — Если решение принято, твои слезы и мольбы на него не повлияют, а оно принято. Принято еще в тот момент, когда я поставила ему ультиматум. Он не простит. И не забудет. Даже ради тебя.
Она права. Не помогут ни слезы, ни мольбы, ни доводы, ни угрозы. Я пыталась… Прикрыв глаза, опускаю голову на колени матери, позволяя ее пальцам ласково, как детстве, гладить мои волосы. Нежные успокаивающие прикосновения снова утягивают меня в болезненный морок воспоминаний, в полузабытую иллюзия счастья, которого никогда не было.
— Я не могла ему сказать, где ты. Он бы все сделал по-своему, а в этой игре действуют только мои правила, — мягко проговаривает Мария. — Ничьи больше, милая. Ничьи больше.
Я не вникаю в суть, устав вылавливать смысл из льющегося из ее рта безумного абсурда. Душа моей матери больна, отравлена ненавистью и местью. Я не способна ее исцелить. Никто не способен. Из-под зажмуренных век катятся горячие слезы. И пусть никто из нас не произносит вслух главных слов, но мы обе знаем, что прощаемся. На этот раз навсегда.
