- Привет! - закричал он весело.
И сразу напомнил мне меня в детстве. Те же темные волосы, живые глаза, заливистый смех...
- Гриша, - не веря глазам, двинулся прямиком в эту визжащую детскую кучу. Ухватил маленькую ручку, вытянул к себе ребенка и присел на корточки.
Смотрю в смеющееся лицо. И не могу оторваться.
На меня похож. И на нее. Очень. Маленький человечек, который должен носить мою фамилию.
- Мы играем, а мама ушла утром и не идет, - болтает Гриша. - А я жду. Она сказала, мы пойдем обедать. И за пистолетами. Я хочу есть. И пистолеты.
- Мама тебя не забрала? - дошло до меня. Бросил взгляд на часы. - Когда она ушла?
- Утром.
- А куда?
Сын помотал головой - не знает.
Так...
Оставила ребенка с аниматорами, не вернулась за ним на обед. А мне пишет, что улетает с мужем в Грецию. И трубку не берет.
Что там у нее творится?
- Сейчас ей позвоним, - хлопнул по карману и вспомнил, что оставил трубку в машине. Посмотрел на Гришу - тот с надеждой уставился на меня.
Ересь какая, Рита бы его тут не бросила голодного, с чужими людьми.
- Пошли обедать. А потом найдем маму, - подхватил сына на руки и двинулся к выходу на лестницу.
- Эй, а вы кто? Стойте! - понеслись мне в спину встревоженные голоса. Хлопнул дверью, отрезая их от себя.
Четыре этажа.
Везде камеры.
Охрана внизу.
Сколько секунд пройдет прежде, чем охране доложат, что я выкрал ребенка, меньше минуты?
Назад уже не повернуть.
Вниз побежал, перепрыгивая через ступеньку. В холле первого этажа мне навстречу попер хмурый парень в черной форме. Устранил его с дороги не дав даже рта раскрыть, одно движение локтем в челюсть - и тот повалился на пол.
- Ах, - Гриша вертится у меня на руках. - Он упал!
К нам бегут еще двое из разных концов холла, я толкаю плечом дверь. Меня выносит на улицу, расстояние до моей машины - секунд десять, я укладываюсь за пять.
По газам - и Гриша, не удержавшись, почти валится на пол, успеваю подхватить его за воротничок футболки.
- Черт. Не ушибся? - смотрю в зеркало, на охранников с рациями, что остались позади.
Сын мотает головой. Карабкается по сиденью, маленькими пальчиками цепляется за дверь и тянет шею, пытаясь выглянуть в окно.
В блестящих темных глазах азарт плещется, он меня не боится, мне доверяет, мое продолжение, мой сын.
- Гони, гони! - повторяет он с восторгом. Все, что творится сейчас для него будто сцена из фильма.
А для меня срок.
И суток не прошло, как в таунхаусе нарыли склад оружия, как меня, без пяти минут женатого, сфотографировали с другой женщиной, пройдет максимум час - и появятся новые заголовки.
Киднеппинг.
Новый губернатор совсем слетел с катушек.
Да меня в розыск объявят.
С проспекта свернул во дворы и запетлял, мимо детских площадок, зеленых лужаек, цветущих деревьев, куда - хрен разберет.
Знаю одно лишь - Рита не бросила бы Гришу.
Не собралась бы в Грецию снова.
Мне писала не она.
И я ее найду.
А с остальным разберусь потом.
Глава 52
Глава 52
Рита
В животе урчит, а во рту уже настоящая пустыня, смотрю на пустой стакан, что Дима оставил на столике и мечтаю попить. За окном небо алеет - закат.
Неужели Гриша до сих пор в игровой комнате? Аниматоры уже должны были сообщить кому-нибудь, сказать администратору, что ребенка никто не забрал. И меня ищут, наверняка.
Может, обратились в полицию.
А Гриша сказал, что хочет есть. И его покормили.
В очередной раз дернула руками. Содрала кожу. На запястьях кровь запеклась, и поначалу боль чувствовала, а сейчас уже свыклась с ней.
Когда-то это закончится, и я терплю.
- Дима! - позвала без всякой надежды.
Муж ушел давно, наверное, прошло несколько часов.
Ты должна быть наказана - сказал он.
Вышел.
И больше не появлялся, а я лежу тут связанная и гадаю, когда же ему надоест меня мучить.
Как жарко.
Одежда налипла на влажную кожу и даже волосы влажные, грязными сосульками торчат во все стороны. Мечтаю в душ сходить и переодеться, прижать к себе сына, и вместе с Гришей уснуть до утра.
Ничего плохого с ним не случится - внушаю себе. И снова кричу:
- Дима! Я хочу в туалет!
Прислушиваюсь к тишине. Где-то далеко бубнит телевизор или радио, и больше ничего. У соседей вечеринка, до меня слабо долетает музыка. Чтобы отвлечь себя, вспоминать начинаю, что в этом доме творилось, себя в форме горничной, первую встречу с Северскими. Как Севастиан швырнул мне ключи от Кадиллака и приказал помыть его тачку, как мы с другой горничной уронили гипсовую фигуру на машину Тима, библиотеку и Ареса, пистолет...
Грише пистолеты мы так и не купили.
Святые котики, что угодно готова отдать, лишь бы время назад повернуть. Я бы не вышла замуж за Диму и, вообще, никуда не уехала бы, и все сложилось бы по-другому. Северские бы не женились на моих подругах. И у Гриши был бы родной отец.
Никто ведь меня не бросал.
Почему любить можно только одного мужчину, кто так решил, почему нельзя всех троих? Я выбрать из них никогда не смогу.
Дверь спальни распахнулась так резко, что я вздрогнула. Даже шагов не слышала, в мысли ушла глубоко-глубоко. Уставилась на мужа, что вырос на пороге с подносом в руках и взглядом прилипла к стакану с водой.
- Даже узников принято кормить, - деловым тоном сообщил Дима и пересек спальню. Он поставил поднос на тумбочку и повернулся ко мне. - Без рук справишься, Марго?
- Развяжи, я хочу в туалет.
- Потерпишь.
- Мне надо.
- Сходи под себя, - отрезал Дима.
Щеки запекло.
Даже в бредовых фантазиях представить не могла, что он способен так обращаться со мной. Привязывать к постели, бросать на весь день, не отпускать даже в туалет.
Он невозмутимо стоит у тумбочки. Вилкой тычет в кусок жареного мяса. Забросив его в рот, мерно двигает челюстями и жует, прикрыв глаза.
- Вроде прожарилось, - вынес Дима вердикт, проглотив. Посмотрел на меня. - Ужинать будешь?
- Ешь сам, - задерживаю дыхание. Пахнет так вкусно, аромат специй плывет по воздуху и заставляет трепетать ноздри, во мне от всех волнений дикий голод проснулся, живот требовательно урчит.
Только я бы все равно съесть ничего не смогла, пока сын не рядом.
- Не будешь мясо? Твое любимое, - Дима изогнул бровь. - Надо есть. Или ты ослабнешь. Маргарита, лежать тебе здесь еще долго. И я бы на твоем месте не капризничал.
- Позвони в гостиницу. Пожалуйста, - попросила. - Нужно забрать Гришу.
- А зачем ты его там оставила?
- Ты позвонишь или нет?
- Нет, - Дима бросил вилку, и та брякнула в тарелке. Муж вытер блестящие губы салфеткой и отпил воды. - Зачем я стану забирать чужого ребенка? Или ты думаешь, что я после всего, что ты натворила, буду продолжать его воспитывать? Пусть этим занимаются Северские. У нас будут другие дети.
Он говорит, и я в каждом слове слышу, как муж сходит с ума. Он знал, что я беременна, когда предлагал замуж за него выйти, он заверял, что чужих детей не бывает, что моего сына он будет любить, как своего.
И он не врал, он очень любил Гришу, считал его своим. Я заметила бы, если бы Дима, пусть даже на самую малость, относился к нему не по-доброму, обижал.
Как быстро все изменилось.
- Поужинаешь и пойдем в душ, - распорядился Дима. Наклонился, пригляделся к моим ободранным запястьям. - Зачем дергалась? Сама себе причиняешь боль.
- Развяжи меня.
- Любимая, - его лицо приблизилось к моему. Зрачки широкие и блестящие, словно он возбужден до предела. Над верхней губой испарина выступила, на щеках и шее аллеют красные пятна. Он говорит негромко, но от его вкрадчивого голоса продирает насквозь. - Ты не научилась верности сама, и тебя научу я. Я тебя не развяжу, просто смирись, Маргарита. Первые дни будет трудно. А потом ты привыкнешь. Да? Пойми, что у нас выбора нет. Пока ты здесь и связана - ты не натворишь глупостей. И как только до тебя дойдет, что ты поступила плохо со мной, как только я снова начну тебе верить - все станет по-прежнему. И все это, - он потянул за галстук, врезающийся мне в запястье, - нам не понадобится.
