– Ты так ее сторожишь, Березина, – резко меня отпустив, Лиза кивает за спину и посмеивается.
Понимание, что это просто пьяное замечание, не усмиряет вспышку злости.
Я бы с огромным удовольствием не «сторожила», но есть парочка но.
– Глупости. Проверила просто.
Пожимаю плечами и съезжаю попой подальше от подруги. Оглядываю большое помещение.
На самом деле, умом я понимаю, что никто в мою сумку не полезет. А даже если да – возьмет никак не конверт. Но «умница-отличница» во мне, вопреки мнению Тарнавского, правда живет.
Вспоминаю о нем – снова проверяю телефон. Не писал.
– Я в туалет выйду, Лиз, – предупреждаю подругу, она то ли разрешает, то ли отмахивается. Даже не ясно. Я слежу, как к ней подходит какой-то парень, а сама отталкиваюсь от диванчика и ухожу в сторону, тем самым тормозя еще одного.
Видимо, эти двое собирались закадрить сразу двух телочек. Но одна… Одна это я. С проблемами.
Захожу в уборную, быстро делаю свои дела, а потом мою руки и долго кручусь у умывальников. Красиво так… А я такая пьяная…
Расстегиваю верхнюю пуговицу блузки. Раскладываю волосы прядями. Выставляю вперед ногу и делаю фото.
На затуманенную голову кажется, что получилось красиво. На трезвую, скорее всего, пожалею. Но всё равно выставляю. Гипнотизирую взглядом просмотры.
Жду реакции Спорттоваров.
Ловлю себя же в ловушку.
Трачу на глупость почти десять минут. А он не смотрит. В сети не был.
На языке вертится «не заинтересован». Вспоминает, когда совсем скучно. А сейчас, наверное, развлекается с какой-то очередной бл… Не мной.
Злость множится на сто. Я чувствую себя подсаженной на дурацкую игру малолеткой.
А еще лишенной гордости.
Какой-то замкнутый порочный круг. Как спрыгнуть-то?
К столику я возвращаюсь с опущенным в ноль настроением.
На моей сумке задницей сидит Лиза. Рядом с ней – подошедший первым парень. Второй – на широком подлокотнике.
Они выглядят прилично, чуть нагловато. Вроде бы симпатичные, улыбчивые, но во мне вызывают тоску.
Подхожу к диванчику сзади и тяну сумку за ручки.
– Мась, познакомься! Это Валик и Давид!
– Наоборот, – один из парней поправляет, Лиза смеется. Я мажу по ним незаинтересованным взглядом и натягиваю на губы кислую улыбку.
Вообще похуй, кто Валик, кто Давид.
– Мась, наоборот! — Лиза повторяет, я улыбаюсь, доставая из сумки кошелек. Открыв его, беру несколько купюр, сжимаю их в кулаке подруги и наклоняюсь к ее уху:
– Ты со мной поедешь или еще побудешь? Я все… Устала…
Немного отдалившись, ловлю расстроенный взгляд Лизы. Игнорирую лепет одного из Валиков-Давидов.
Глазами говорю, что я бы советовала Лизе поехать со мной. Она колеблется. Сжимает губы.
– Мась, да останься…
Мотаю головой.
– Мне завтра на работу, Лиз. Тарнавский злой будет…
Она фыркает:
– Пусть бы уже трахнул тебя и подобрел, – пьяный лепет на сей раз срабатывает как пощечина.
Я дергаюсь, выравниваюсь. Улыбаюсь Лизе и окружающим ее мужчинам.
– Я поехала, Лиз. Игорю напишу, чтобы тебя забрал, хорошо?
Она отпускает мою руку, разжимает пальцы и рассматривает купюры. Не ожидала, видимо. Правда это и понятно: раньше я так не делала.
Я тем временем делаю шаги в обход стола.
– Ты не обиделась, Юль? Все хорошо?! – Громкий, чуть нервный крик несется в спину.
Я оглядываюсь и показываю палец вверх.
Все хуево, Лизунь. Все очень плохо. Но тебя это не касается.
Оказавшись дома, получаю от Игоря сообщение «забрал», отвечаю «спасибо тебе» и чувствую облегчение. Принимаю долгий-долгий душ. Выйдя – снова проверяю просмотры.
Уже даже не жду, что он отметится. Скорее снова сознательно даю себе испытать тугую боль.
Психанув, удаляю историю. Мне не нужны чужие огоньки. Реакции. Сердечки.
Мне и его не нужны, но…
Поднимаю сумку с полки и тяну за собой в спальню. Сажусь на застеленную кровать, сложив ноги по-турецки. Медитирую над ней, даже толком не моргая.
Что делать с тобой, конверт? Где спрятать? Дома безопасно будет или нет?
Что внутри, Тарнавский не сказал. И я, честно говоря, искренне не хочу знать.
Решительно вдохнув, расстегиваю молнию и ныряю на дно рукой.
Шарю. Шарю. Шарю.
Сердце ускоряется. Тремор включается моментально.
Я дергано распахиваю края. Заглядываю. Шарю. Кровь бьет в уши, а потом разом куда-то уходит. Мне становится холодно до дрожи. Я захлебываюсь дыханием и непроизвольно всхлипываю.
В сумке конверта больше нет.
Глава 28
Глава 28
Юля
– Юль, а правда, что у твоего с Леной-прокуратурой разлад? – Отрываю глаза от тарелки и прокручиваю в голове вопрос любопытной Аруны.
Девушка подалась ближе. Нависает над столиком и, судя по взгляду, с интересом ждет.
А я… В душе не ебу.
Хмурюсь и прокашливаюсь. Снова смотрю в тарелку с пловом, который когда-то казался мне вкусным, а сейчас в горло не лезет.
– Ну она правда ходить к нему перестала? Когда в последний раз была?
Выталкиваю из себя хриплое:
– Не помню.
Это потому, что я с утра толком и словом ни с кем не обменялась.
Собиралась молча. Ехала молча. Тарнавский прошел мимо, не обратив внимание.
Заседаний не было.
Работаю, подозреваю, сейчас я еще хуже, чем было до череды унизительных «комплиментов». Но и обижаться на них теперь… Даже не стыдно, нет. Мне до отчаянья хочется плакать. Не знаю, как держусь.
Я перевернула вверх дном сумку, квартиру, но конверта не нашла. Придя сегодня утром на работу в семь – перевернула и свой кабинет тоже. Конверта нет.
Мой дурацкий легкомысленный демарш теперь кажется чуть ли не самой большой в жизни ошибкой.
В ушах пульсом, судейским молоточком, а может быть автоматной очередью бьется «отвечаешь головой».
Я корю себя без остановки и надежды на обнаружение выхода. Вот оно тебе надо было, Юля? Выпендриваться? Корчить из себя резкую-дерзкую? Ты же не такая, блять. Ты же не такая…
Пальцы начинают подрагивать. Чтобы никто из сотрудников суда не заметил, я опускаю вилку на свою тарелку и натянуто улыбаюсь Аруне:
– Не верю в разлад. Просто может быть времени мало…
Я даже если хотела бы, не смогла бы вспомнить, когда видела ее в последний раз. До выходных за городом или после?
Скучаю по времени, когда могла страдать из-за того, что он мутит с прокуратурой. Не верится, что те самые времена, казавшиеся в моменте настоящим дном, закончились всего лишь вчера.
И вот теперь я правда на дне.
Тарнавский скоро попросит вернуть ему документы. А я их потеряла.
Тянусь к сумке и достаю наличку. Подсовываю ее Марку.
– Заплатишь за меня, пожалуйста? Я доесть не успеваю. Бежать уже надо.
Читаю во взгляде прекратившего жевать Марка удивление, но он ничего не спрашивает, а просто кивает.
– Спасибо, – дергаю губы уголками вверх и быстро встаю, потухнув.
На самом деле, никуда мне не надо. Я просто сидеть не могу в окружении людей. Тошно.
Возвращаюсь в суд. Игнорирую намек на флирт от охранника, пустившего меня однажды в субботу. На автомате передвигаюсь по коридору, но не сворачиваю в свою приемную, а следую дальше – до уборной.
Закрывшись в ней, сажусь на крышку ставшего родным уже унитаза. Сумка опускается в угол. Я падаю лицом в раскрытые ладони.
Стараюсь хотя бы на время себя успокоить, потому что паника подкатывает практически без остановки.
Я уже миллион раз распяла себя за безалаберность. Не получается защищаться даже в своей голове.
Ты не должна покрывать судью в его грязных делах? Тогда и конверт брать была не должна. А ты взяла, Юля. И где он сейчас?
В случайности я больше не верю. Его кто-то забрал. Еще в суде или… Лиза.
Мысли о подруге доставляют парализующую боль. Она не могла.
Она. Не. Могла.
Или могла?
