— Я поняла! Я ужасная! Тогда почему ты еще здесь, почему не уходишь! Почему таскаешься за мной, вместо того, чтобы сдержать слово и уйти!
— Потому что не хочу уходить. И своих чувств к тебе я боюсь, потому что как раз начал нарушать данные себе и другим слова, потому что ты меняешь меня. И поверь, ни каждому взрослому мужику это понравится. Но я пытаюсь. Я стараюсь и иду на компромиссы, может пора и тебе изучить это важное в переговорах слово.
— Компромисс, — облизывает она губы, словно пробуя буквы на вкус. Или просто дразня и пытаясь вывести разговор в нужное русло. И я уже готов поддаться, сделать, что угодно, чтобы она перестала ершиться и приняла свою судьбу. — Это — например, когда я обещаю советоваться с тобой по всем важным вопросам в будущем, а ты пытаешься смириться с тем, что у нас будет ребенок.
Она заканчивает речь и шаг ко мне делает. Небольшой, неуверенный, но явный.
Я улыбаюсь, прикрывая глаза, пытаясь найти в себе терпение, чтобы не настучать ей по заднице прямо сейчас. Все нервы мне на гриф гитары натянула и играет, знает, что больше никуда не денусь. Даже когда подумал, что предала, знал, что все равно останусь с ней. Искал ей оправдания.
— Да. А еще это остаться жить в квартире, к которой привык я, но сделать там ремонт по своему вкусу, — киваю и делаю большой шаг к ней.
— Это, например, подписать мое заявление об увольнении, но позволить взяться за своей проект с посторонним инвестором?
— Громовым?
— Ну да.
— Парк аттракционов?
— Откуда ты…
— Видел бумажку в мусорке, хотел предложить тебе пару идей, но раз ты уже договорилась с Громовым…
Она широко улыбается и врезается в меня желанным телом, давая обнять и прижать ближе.
— Компромисс — это когда даешь жене двигаться вперед, но помогаешь советами.
— Жене?
— Ну ты вроде что-то про ЗАГС говорил? Не сразу, конечно, только когда я буду уверена, что ты женишься на мне, не потому что я беременна, а потому что любишь.
— Чш, — быстро целую и в карман брюк лезу. Достаю коробочку, что жжет карман уже пару дней после того злосчастного разговора. Она хотела доказательств, что я свыкся с чувствами, а я поехал в ювелирный. Подумал, что это лучше, чем любые признания в любви.
Встаю на долбанное колено. Прямо на улице, кажется, даже чувствую запах ссанины. Гораздо острее запах счастья, что светится в любимых глазах, и смеха, когда мы спустя много лет будем вспоминать о предложении в подворотне.
— Арсений.
— Помолчи, блять.
— Я не блядь.
— Еще какая, но только когда мы наедине. Значит так… — хрен знает, что говорят в этих случаях. Маша смеется, хватается за горящие щеки и помогает мне. Опускается на колени напротив и сама целует меня.
— Кем угодно буду, только чтобы рядом, Арс.
— И Женой?
— Приличной только по праздникам.
— О лучшем и мечтать нельзя, — надеваю кольцо, идеально подошедшее, и жадно в губы впиваюсь. Скорее всего не дотерплю до дома, так что придется опробовать секс в такси бизнес-класса.
— Арс, — жмется ко мне Маша, обнимая руками за талию, пока вызываю чертову машину. — Я не специально. Я просто про них забыла.
— Даже не сомневался, — целую в макушку, смотря, как по карте подъезжает машина.
— И насчет фотоссесии.
— Надаю тебе по заднице. Фотографии мне на тщательный осмотр.
— Дрочить будешь? — прыскает она со смеху, а я скалюсь, опуская голову.
— А ты смотреть.
— Арс, я люблю тебя. Спасибо, что не бросил такую дуру.
— Дура и престарелый дурак, отличная пара.
— Ты не престарелый.
— Это твои слова. Помнишь, про акцию.
— Кстати, раз уж мы заговорили про акцию, — ведет она пальчиком по рубашке, цепляя одну из средних. Переплетаю наши пальцы, кайфуя от контраста своих загорелых и ее бледных…
— Дай мне только усадить тебя в машину, проведем акцию для наглых маленьких помощниц.
— Поскорей бы, — сама тянется за поцелуем, кусает за губу, а у меня яйца горят, как хочется поскорее раздеть ее и посмотреть, как, например, меняется грудь у беременных женщин.
Глава 43
Утром реально никуда не хотелось. Осознание, что Маша со мной, что больше не пытается сбежать, не орет, что кровать, на которой я трахал ее полночи, осквернена другими любовницами. Но у Маши неожиданно столько энергии образовалось, что уже с утра она вскочила, показала наброски на ноуте и перерыла мои документы, чтобы найти тот клочок, где она рисовала все от руки.
— Маш, может еще поваляемся, — тяну ее к себе, убираю ноут, листы, просто кайфую от запаха, от желания, что перебивает сон и усталость. Задираю рубашку, которую она уже успела надеть и целую сквозь ткань лифчика соски. Прикусываю, наслаждаясь утробными стонами, руками в своих волосах, тому, что малышка становится столь же одержимой, как и я. Снять брюки — дело пары мгновений, и вот она уже в трусиках, а моя рука забирается под них.
— Какая же ты мокрая, малыш.
— Арс, я думала, я уже не смогу, ты меня измучил, — ворчит моя девочка, но сама изгибается, ноги призывно раздвигает. Я отодвигаю полоску трусиков, веду ребром ладони по скользкой влаге, растягиваю белесые нити. Сердце колотится об ребра, член трется об гладкую ногу. Чаще, еще чаще, пока пальцы скользят внутрь, растягивают измученное лоно. Вокруг красно, так что я лишь обвожу сладкую дырочку, смотря, как подергиваются упругие мышцы плоского живота. Скольжу пальцами ниже, распределяя влагу у еще более тесного входа. Член словно на мысли отвечает, дергается, шлепая по влажной лоснящейся коже.
Я все-таки сдвигаю ноги Маши, но только лишь затем, чтобы снять белье, закинуть сладкие ножки за голову, открывая для себя более лучший доступ к заднице.
Маша начинает что-то подозревать, кусает губы, смотря на то, как моя ладонь скользит во всей промежности, смазывая крошечное отверстие.
— Арс…
— Ты сама сказала, что я тебя измучил.
— Оу, и ты решил найти другие пути.
— Все только ради твоего удовольствия, — скалюсь, а затем просто накрываю пульсирующую дырочку, наполняя ее слюной. Языком провожу снизу-вверх, собирая сладко-соленую влагу. Чувствуя отдачу, чувствуя вибрации, что доходят до груди, пускают по крови адреналин. Держусь из последних сил, чтобы не проткнуть. Натянуть, кончить, сука, со всей дури.
Двигаю языком все чаще. Тело Маши дрожит, покрывается мурашками. Отрываюсь от этого розового совершенства, но только лишь затем, чтобы направить головку по другому пути. Маша часто дышит, внимательно смотрит, в предвкушении кусая губы. Сжимает зубы, когда головка начинает тугой путь, двигается тяжело, но точно. Меня на части рвет, член узлом сжимает. Больно. И мне. И ей. Но мы смотрим друг другу в глаза, соединяя наши тела самым примитивным способом. Головка с трудом, но заходит, остальное легче. Глаза Маши максимально расширены.
— Нормально?
— Больно, но ощущения другие.
— Расскажи, не молчи, — мне нужно совсем немного времени, отвлечься, чтобы даже в такой позе она кончила, а я уже за ней.
— Во мне словно места больше нет, ты меня до краев наполнил.
Да уж, не помогает, наоборот, яйца поджимаются, готовые вот-вот сделать залп. Нажимаю на бугорок клитора, активно потирая его пальцами. В другой руке грудь, сосок оттянутый.
Начинаю двигаться медленно, потом быстрее. Маша кричит, но я активно шлепаю по клитору, довожу до точки. Детка кончает, а мне нужно лишь пару сильных толчков, чтобы догнать. Я расслабляюсь максимально, вытаскиваю член и сразу несу детку мыться.
— Я уже, — ворчит она, но вяло, оперевшись на меня всем телом. Идея так себе, учитывая, как у меня самого дрожат ноги. Единственное, на что меня хватает, собрать ее шикарную копну под резинку и убрать в шапочку. — Ты лучший, знаешь?
Лично мне после душа хочется еще поваляться, но на работе пора что-то решать, да и Громов уже названивает насчет проекта. Сначала едем к нему. Встречаемся в ресторане, где обсуждаем будущий проект, наброски и план распределения обязанностей. Маша порхает, жизнерадостно лепеча, пока едем в сторону офиса.
