- Кид, свободны.
Он не заметил, как мальчишка ушел. От запоздалой тоски разрывалось сердце, щетина Гарри кололась, его сухие твердые губы вслепую шарили по лицу Драко,
мешали очки… Потом раздался визг:
- Папа! – и Гарри, напоследок крепко и больно засосав губы Драко, выпустил его из рук и поймал рванувшуюся к нему Сольвейг. – Колючий… - прошептала дочь
сквозь слезы, и Гарри, глядя через ее плечо на Драко и безумно улыбаясь, кивнул:
- Колючий… Драко всего исцарапал, - и он, протянув руку, обхватил Драко за шею и притянул к ним.
- Завтра пойдем в Хогсмид? – спросила Сольвейг у Драко. Она лежала перед камином и болтала ногами, а Драко, который все никак не мог избавиться от
дурацкой счастливой улыбки, кружил вокруг столика, расставляя на нем тарелки, бокалы, раскладывая вилки…
- Пойдем, солнце.
- А куда пойдем?
- А куда захочет Гарри, туда и пойдем.
Сольвейг улыбнулась – не Драко, а кому-то у него за спиной. Кто-то обнял Драко, пахнув земляничным мылом, и пробормотал на ухо:
- Подрабатываешь домовым эльфом, Малфой? Как это мило…
Вместо ответа Драко откинул голову Гарри на плечо и позволил себя поцеловать.
Был ужин, были свечи, смеющаяся Сольвейг, красивый Гарри, что шутил с Сольвейг и улыбался ему, Драко; потом оказалось, что уже полночь, и Драко, взяв
Сольвейг за руку, пошел провожать ее в подземелья.
Когда он вернулся, в кабинете было пусто и прибрано. Драко вошел в смежную с кабинетом спальню и увидел, что Гарри лежит на кровати и смотрит на него
из-под волос.
Гарри ничего не сказал, просто откинул одеяло, и Драко вдруг стало жарко, и он с остервенением выдрался из одежды, не отрывая взгляда от обнаженного тела,
что ждало его на кровати. Темное от нелетнего загара, похудевшее, ставшее жестким и окончательно мужским… прекрасное тело его возлюбленного.
Драко взял его зло и грубо. Вслушиваясь во всхлипывания, упиваясь стонами, сходя с ума от криков, он заламывал руки Гарри за спину, и кусал его плечо, и
смотрел, смотрел, смотрел в запрокинутое лицо, в закатившиеся глаза, в закушенные губы…
Потом все кончилось, и он прижался губами к истерзанному плечу Гарри, вздрагивая и ловя ответную дрожь…
* * *
Имение Малфоев готовилось встречать Рождество; украсившись гирляндами, лунного цвета фонариками и гигантскими сосульками, оно поджидало гостей, радуясь
тому, что хоть две недели в доме вновь будут звучать голоса, шуршать шаги и постельное белье, трещать дрова в каминах и хлопать пробки от шампанского.
Умер плющ, что летом обвивал стены, замер парк, и ручьи в нем онемели, но снег устилал дорожки сияющим серебром в лунном свет, ночное небо было холодным и
чистым, а мороз разукрашивал лица в цвета летнего заката.
На Рождество было шумно. Из своего санатория вернулся Люпин, и вместе с Сириусом и Волчонком они были приглашены в гости к Поттер-Малфоям. Приехали Чарли
и Блэйз с Биллом и всем выводком детей; Джинни-старшая, в этом году отправившая родителей встречать Рождество на Гавайи, привезла с собой Шеймуса (он
считался одним из сотрудников ее детективного агентства, но все друзья Джинни прекрасно знали, что Шеймус лентяй и держится там исключительно из-за
хорошего отношения к нему владелицы); приехали Фред и Джордж с близнецами-младшими, чьи родители встречали это Рождество в Министерстве. Был Ксавье; были
подружки Сольвейг Мара Финниган и Нора Лонгботтом.
Грохотали пробки от шампанского, грохотал фейерверк; потом Сольвейг выкатилась практически под ноги Гарри и Драко, торжествующе размахивая каким-то
диском.
- Я нашла ее! Нашла!
- Что нашла? – усмехнулся Драко. – Свою первую любовь?
- Нет! Ту самую песню!
- Какую? – удивился Драко, но Сольвейг, уже не слушая, унеслась к музыкальному центру.
- Маленький ужас моей жизни, - пробормотал Драко.
- Ты ее любишь! – улыбнулся Гарри.
- Ага, - выражение лица у Драко было таким, словно он съел фунт лимонов. – Я вообще мазохист, Поттер. Люблю тех, кто меня мучает.
И в этот момент зазвучала музыка.
Когда ты был раньше,
В глаза не мог смотреть…
Драко забыл дышать. Он не помнил этой песни. С того времени – с шестого курса – он нигде и никогда больше ее не слышал…
Ты – словно бы ангел,
И кожа – моя смерть…
- О Боже… - произнес Гарри, как-то неуверенно улыбаясь.
- Что? – тихо спросил Драко. Гарри смотрел на него в страшном смущении.
- Эта песня… знаешь… мне всегда казалось, что она про нас…
Пушинкою легкой
Плывешь в небесах…
Ты так невозможен…
- Давай потанцуем, а?
- О… - Драко смотрел на Гарри. – Давай…
Хотел бы я тоже…
Но кто я – червь…
Кто я – странность…
Что мне, на фиг, надо здесь?!
Я не отсюда…
- Да… - почти неслышно произнес Гарри. – Все про меня…
- Про тебя… - шепотом согласился Драко.
В центре зала Сольвейг скользила под гибкую неуловимую музыку, похожая на грациозную лебедь…
Я наплевал на боль,
Хочу, чуть дыша,
Чтоб такое же тело,
Такая душа…
- Ты так невозможен, - прошептал Гарри, склонившись к самому уху Драко. – Я когда-нибудь буду тебя достоин?
Драко вскинул на Гарри изумленные глаза.
- Я?!
И вот она уходит прочь…
И вот она…
Прочь, прочь, прочь…
- Проооооооочь! – вдруг отчаянно взвыла-вскричала Сольвейг и завертелась бешеным волчком; а над ней взорвались хлопушки, и сверкающие конфетти рассыпались
вокруг девочки как хлопья снега.
И все, чтобы ты был счастлив,
И все, что хочешь ты…
Ты так невозможен…
Хотел бы я тоже…
- Я хочу, чтобы ты был счастлив, - прошептал Гарри, зарывшись носом в волосы Драко.
- Я счастлив, - возразил Драко.
- Я хочу, чтобы ты был счастлив всегда, - ответил Гарри, и это походило на прощание.
* * *
Драко поднял руку и провел кончиками пальцев по взмокшему от пота виску Гарри.
- Спасибо.
- За что? – приподнял бровь Драко. – Что дал тебе возможность побыть мужчиной?
- Малфой, заткнись, - ответил Гарри и полез из кровати.
- Ты куда? – изумился Драко. Гарри смутился.
- Ну… в душ и пижаму надеть…
- Даже так? – Драко надменно скривил губы. – Что, так противно?
- Драко! Я просто подумал, что Сольвейг…
- Ты в своем уме, Поттер? Ей уже тринадцать!
Сольвейг было три года – как раз в год их свадьбы, когда Мэри дали расчет, и их дочь вынуждена была ночевать одна в своей комнате. Всю прелесть отсутствия
няни молодожены познали в первую же свою ночь в супружеском гнезде – едва только они, взмокшие, но счастливые, собрались было вырубиться спать, раздался
робкий стук в дверь. Они впопыхах натянули пижамы, и Драко открыл дверь. На пороге стояла Сольвейг – в одной ночной рубашке, огромные глаза полны слез.
