На работу я положил огромный болт. Разве мне было до этого?
Господи, я столько раз видел в новостях подобные случаи, с участием детей и педофилов, но разве мог я допустить мысль, что это случится с моей семьей, с моей доченькой?
Вот что значит, бросать ребенка на жену и уебка, которого я в глаза не видел! Это моя вина. Только моя! Нельзя сваливать ее на жену, хоть это и ее хахаль-подонок. Что она могла заметить подозрительного, если влюблена в него по уши?
Воистину говорят, любовь слепа.
Надо было вообще Вероничку с собой забрать, чтобы не мельтешила там между матерью и отчимом, не мешала их счастью. Тогда бы мы не выяснили, что за урод этот Денис.
Что так, херня, что так.
Мне просто не надо было уезжать. Был бы я рядом с ними, все было бы хорошо. При мне, по крайней мере, такого не было.
Больнее всего было от того, что с Леной не успел попрощаться. Позвонил ей из аэропорта уже. Хотел с чистым сердцем улететь.
Она сказала, что приедет. И приехала.
Пока ждал, придумывал, что сказать ей, но, как обычно, ничего не придумал. Я сразу ее заметил, стоило ей появиться. Она вбежала в здание, обеспокоенно ища меня взглядом среди скопления людей. Затем выцепила мою фигуру из толпы, стянула с шеи платок и уже не торопясь подошла ко мне. Покачала головой, увидев мой фингал.
- Какой же ты все-таки придурок, Богдан Алексеевич! - поругала она меня, прижимаясь к моей груди.
Я обнял Булочку, и она спрятала лицо между бортами моей расстегнутой куртки.
- Расскажешь, что случилось? - взволнованно подняла она на меня глаза. - С дочкой? - внесла уточнение.
Я нехотя выпустил женщину из объятий, скомкано, вкратце рассказал все, что мне известно, сам толком еще не зная подробностей произошедшего.
- Главное, что с девочкой все хорошо, - выслушав меня, сказала Лена. - Это самое главное...
- Я не хочу уезжать, Лена, - в отчаянии, с болью, сказал я ей. - Не хочу, но я должен. Понимаешь?
- У тебя появился шанс, Богдан, - немного помолчав, произнесла Лена. В ее голосе было столько уверенности, что она передалась и мне. - Твоя жена теперь свободна. У тебя появилась возможность начать все сначала.
- А как же ты, Лена? Думаешь, я смогу тебя забыть? Лена, я же тебя...
- Хватит! - грубо и громко оборвала она меня, словно дала мне снова пощечину. - Расценивай все, что было, как приключение. Урок! Это было уроком для нас обоих. Очень... поучительным!
- Как же я тебя оставлю? Как? - все не унимался я, продолжая рвать себе душу.
- Я уезжаю в Америку, - сказала Лена, теребя платок в руках. - С Никитой.
Ах ты ж, сопляк! Недооценил я его. Не тому я мужику нос расквасил!
Блять!
Вот и все! И добавить нечего.
Объявили посадку на мой рейс, но я не сдвинулся с места. Ноги будто к полу приросли. Меня всего парализовало.
- Твой самолет? - вывела меня из ступора Лена. Я шагнул к ней. Поцеловать и обнять ее хотел на прощание. - Не надо, Богдан! - испуганно отшатнулась от меня она. - Иди!
- Я не хотел, чтобы так получилось!
- Я хотела! Прощай, Богом данный! Береги семью!
Я ушел, волоча за собой чемодан. Шел, скрипя зубами, чтобы только не обернуться. Чувствовал взгляд Овечкиной на затылке, пока не повернул за угол.
В самолет садился сам не свой, ничего вокруг не замечая. Хотел расстаться с Леной по-хорошему, а получилась хуйня. Мне еще хуже стало, чем было.
«Я в самолете. Вылетаю.» - отправил Наташе смс, зная, что сейчас стюардесса потребует вырубить мобильник. Еле в буквы пальцами попадал - так руки тряслись.
«Мы с Вероникой тебя ждем, Даня!» - пришел от нее ответ.
Ждут. Меня ждут. Дома.
Нужно взять себя в руки, как это сделала Булочка, и жить дальше!
Повертев еще немного в руках телефон, я удалил номер Овечкиной Елены Павловны и только тогда отключил мобильник.
55. Богдан
Москва меня встретила дождем и извечной суетой. Погода была такой же мерзкой и дрянной, как и мое настроение.
Я очень соскучился по жене и дочке. И по Лене.
Уже.
Четыре часа прошло, как мы расстались, а душа рвалась обратно к ней.
Возвращаться было некуда. Не к кому. И от этого было только плохо и больше ничего...
Пока летел, раз за разом прокручивал в голове воспоминания о нас с Булочкой. Они были яркими, сочными, еще свежими, волнующими до слез, до дрожи.
Все-таки хорошо, что мы попрощались не по телефону. Не было недосказанности, неоконченности у нашего романа. Сомнений в том, что это конец, не осталось ни у меня, ни у Лены.
В аэропорту она вела себя так резко, так трезво, что я снова ею гордился. А я повел себя, как размазня, как тряпка. Чуть в любви ей не признался. Зачем? Не мог в себе держать свои чувства. Это признание было бы лишним и неуместным.
Нужно выдохнуть, успокоиться, вернуть себе мое самообладание и спокойствие. Стать таким, каким я был раньше. В то же время, я знал, что больше не буду прежним. Эта командировка перевернула всю мою жизнь с ног на голову. Все кишки мне вытрясла и заново сложила. Про душу и говорить нечего.
Я вернулся домой с разбитой мордой и с разбитым сердцем, но никогда прежде я не чувствовал в себе столько причинности и ответственности. Во мне была громаднейшая уверенность, что теперь я буду жить так, как должен, что мне полностью подвластна вся моя жизнь и жизнь моих близких людей. И это было здорово.
Я помог измениться Лене, а она мне. Мы пропустили друг друга через мясорубку, но оба стали лучшей версией себя.
- Папочка! - бросилась мне на шею дочка, когда я появился на пороге дома.
Я не ждал, что моя жена бросится мне на шею тоже, но она все же обняла меня и прослезилась.
- Что с твоим лицом, Даня? - спросила Наташа.
Я мог бы соврать, что упал, или приплести несчастный случай на стройке, но я предпочел сказать правду.
- Я подрался, Наташ! - гордо заявил я, как будто и в самом деле было, чем гордиться.
- Ты? Подрался? - недоумевала жена, тоже считая такой поступок мне не свойственным.
- Да, подрался! - повторил я, вешая куртку в шкаф. - Из-за женщины! - громко добавил я.
Наташа отвела глаза и промолчала, никак не комментируя последнюю мою фразу.
Мы поужинали. Разговор не клеился. Я так рвался домой, так жаждал сюда вернуться, а теперь чувствовал себя здесь неуютно. Я почувствовал себя чужим. Гостем, хотя и желанным.
Да, это была та же шикарная квартира, на которую я заработал своим горбом, та же мебель, занавески, мой шампунь в ванной, мои ботинки у порога, вот мои жена и дочь, но было до того некомфортно, что коробило.
Уже было достаточно поздно. Я зашел к дочке в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи, дать понять, что я рядом, поддержать ее и успокоить. С женой у меня вся ночь впереди, а Нике завтра в школу.
- Расскажи мне еще раз, доченька, что произошло у вас с Денисом? - спросил я, присаживаясь рядом с ней на кровать.
- Папа, что о нем говорить, если мама его уже выгнала? - ответила Ника. - Он свалил наконец-то, а ты вернулся.
- И все же мне необходимо знать подробности! - настаивал я на своем.
- Я уже спать хочу! - заявила Ника и обняла меня. - Спокойной ночи, папочка!
Я тоже был измотан, поэтому решил вернуться к этому разговору в другой раз. Девочке и так досталось. Зачем мучить ее грязными воспоминаниями, да еще и на ночь глядя?
Нашел Наташу в спальне. Она сидела, сгорбившись на кровати, глядя в одну точку. Когда я вошел, она встрепенулась и расправила плечи. Я присел рядом и обнял ее. Она горько расплакалась у меня на груди.
- Ну, все, милая, не плачь! - погладил я жену по волосам и спине. - Я вернулся в семью. Теперь все будет, как раньше!
Буду снова спать с Наташей в одной постели? Придется. И сексом заниматься с ней придется.
Эта мысль была не то чтобы неприятной, я же как-то спал с ней 16 лет? Просто не шибко-то хотелось делать это с ней снова. Не из-за того, что она была с другим мужчиной. Из-за того, что я был с другой женщиной. Я и раньше таскался по бабам, но теперь, после Булочки, чувствовал себя иначе.
