15
Милана
Проснулась я от поглаживаний по бедру. Подумала, что это игра сонного воображения, но когда реальность окончательно прогнала остатки дрёмы, поглаживания не исчезли. Напротив, стали абсолютно реальными. Глаза открывать я не спешила. Прислушивалась к чувствам, что вызывало это прикосновение и, как и минувшим вечером, поняла, что неприязни не испытываю.
— Милана, — позвал меня Вандор.
Не знаю, как он понял, что я не сплю. Мне казалось, что я ничем не выдала себя, даже не пошевелилась. В этом мужчине действительно было что-то от дикого хищника: интуиция, обоняние, наблюдательность. От него невозможно было скрыть даже самую малость.
Милана… Мне нравилось, как он произносит моё имя, как звучит каждая буква. Милана. Словно бы он оборачивал звуки мягким тёплым бархатом.
Пальцы его поднялись выше, к моей пояснице, затем коснулись локтя, и он потянул меня, вынуждая повернуться к нему лицом. Взгляд его был пристальным и задумчивым, скулы и подбородок покрывала тёмная щетина. Неожиданно для себя самой я испытала желание коснуться его лица, жёсткой линии рта и стереть угадывающееся в чертах неясное мне напряжение.
Не понимая, что делаю, я протянула руку. Конечно же, он заметил это, но ничего не сказал и даже не шевельнулся. Пальцы замерли в миллиметрах от его лица. А что, если он не любит подобного или сочтёт за вольность? Глупость какая… Я дотронулась до него. Щетина мягко кольнула подушечки, и это запустило по моему телу слабый электрический разряд. Вандор по-прежнему молчал, и я провела к уголку его рта. Затем к скуле и подбородку.
Наконец он перехватил мою руку и сжал пальцы. Не сильно. Но это всё равно напугало меня и заставило сердце заколотиться чаще. Я думала, он скажет, чтобы я не делала подобного, однако Вандор провёл по костяшкам моей кисти большим пальцем, а затем снова сжал.
— У тебя красивые руки, — проговорил он, глядя мне в глаза. – И очень красивые пальцы. Длинные.
Я смотрела на него, не зная, что на это ответить. Пальцы у меня и правда были длинные – в музыкальной школе мне говорили об этом. Но слышать такое от этого мужчины, от моего хозяина…
— Спасибо, — выдавила смущённо.
— Где ты научилась играть на пианино? – Вопросом он снова заставил испытать неловкость.
Пианино… Комната с обоями с цветочным орнаментом, засохшие цветы в вазе… Кое-как я заставила себя отогнать воспоминания о произошедшем в тот день. Не надо. Лучше вычеркнуть это, забыть. И если уж он сам спрашивает…
— В детском доме, — честно сказала я. – У нас была музыкальная школа, где девочки учились по нескольким предметам. Кто-то на скрипке, кто-то на флейте. Я вот на фортепьяно.
— Ты хорошо играешь, — проговорил он, и я вновь не нашлась с ответом.
— Мне нравится музыка, — призналась я.
Он слегка прищурился и, выпустив мои пальцы, приподнялся на локте. Мне показалось, что Вандор собирается встать, но он взял с тумбочки мобильный и, посмотрев на дисплей, отложил. Не знаю, имела ли я право спрашивать. Мои права были вообще не очень мне понятны, но постоянно молчать…
— Эта комната… с пианино… — нерешительно заговорила я. Вандор на меня не смотрел, даже не повернулся, однако слышал безусловно. – Что это за комната?
Задав вопрос, я умолкла. Не знала, какой ждать от него реакции. С другой стороны, это просто вопрос, на который он, если не захочет, не станет отвечать. Судя по тому, что в комнате царила тишина, он действительно не хотел. Мои нерешительность и волнение перешли в разочарование. Понятно. Не моего ума дело. Смирившись, я перевернулась на живот и вытянулась на постели. Шторы были задвинуты плотно, в спальне царил полумрак. На спину мне опустилась ладонь, и два пальца, чуть надавливая, прошлись по позвоночнику до самого копчика.
— Это комната моей матери, — услышала я и повернула к Вандору голову.
— Матери? – глупо переспросила. – А почему… почему она… другая? Не такая, как весь дом?
Он снова смотрел пристально и задумчиво, как бы невзначай лаская позвонки. Я же понимала, что задаю вопросы, задавать которые не следует. Комната его матери… Только где тогда его мать, если комната выглядит вырванным из прошлого клочком памяти?
— Не важно, — проговорил он так, что я поняла – тема закрыта.
Я заставила себя угомониться. Запихнула поглубже желание узнать о нём, о его прошлом больше и выдохнула. Уголки его рта дрогнули в едва наметившейся улыбке, и он проговорил с лёгким смешком:
— Вот думаю, трахнуть тебя или нет?
И что я должна ему сказать?! Сердце бухнуло, кровь залила не только щёки, но и шею с грудью. Мне показалось, что порозовели даже плечи. Он же, заметив это, ухмыльнулся.
— Если займусь тобой сейчас, опоздаю на важную встречу. – Ладонь замерла. Он тронул мой подбородок и приподнял голову. – А если не займусь…
Коснулся нижней губы, и рот его снова искривила усмешка. В следующий миг он подмял меня под себя: горячий, тяжёлый и готовый подчинять. Член его, огромный и твёрдый, упёрся в меня. Я нервно выдохнула. Сейчас, когда он не был резким и грубым, когда я не чувствовала волнами захлёстывающего меня отчаянного страха, происходящее не казалось столь ужасным. Боже… это вообще не казалось мне ужасным! Я ощущала, как внутри мне становится тепло, как тянет живот, бёдра, а грудь начинает тихонько ныть. Разум подавал бесконечные сигналы, что подобного быть не должно, но ведомое инстинктами тело откликалось.
