О, теперь Али-Баба понимал, чувствовал, что значили простые слова о том, что дьяволица Умм-аль-Лэйл поглощает жизненные силы людей! Вновь и вновь мысленно сравнивая двух таких похожих внешне и таких непохожих душевно женщин, Али-Баба корил себя за то, что поддался чарам Лайлы. Поддался сейчас, когда уже знал, что за чудовище прячет столь привлекательное и желанное тело.
«О стыд мне… Глупый мальчишка, ты вновь прельстился этим телом, забыв, сколь черна душа, что прячется в нем… Забыв, что там вовсе может не быть души… Раньше ты готов был отдать этой ничтожной свою жизнь! Ты познал радость истинной страсти… Зачем же, безумец, ты вновь вошел в объятия, которые лишь убивают?..»
— О чем ты думаешь, добрый Али-Баба?
— Я думаю о своих силах, — ответил юноша, решив, что часть правды куда лучше, чем ее отсутствие.
Лайла же поняла слова Али так, как поняла бы всякая недалекая женщина. Она покраснела и прошептала:
— Ты и меня лишил почти всех сил, о мой герой!..
О, как хотелось сейчас Али-Бабе выкрикнуть ей в лицо, что его силы дали ей новую жизнь! Но, подумав еще миг, юноша просто улыбнулся и встал с кушетки. Его минута еще придет… Надо лишь заставить уснуть ее чувство опасности… И тогда, быть может, он придумает, как навсегда избавить мир от чудовища по имени Умм-аль-Лэйл.
Девушка повернулась так, чтобы видеть Али-Бабу.
— Ты уходишь, мой Али? Неужели я выгнала тебя из твоего собственного дома?
— О нет, удивительнейшая, всего лишь согнала с ложа… И теперь мне придется долгими вечерами копить силы для того, чтобы вновь предстать героем в глазах той, что желает меня…
И тут вдруг Али-Баба с удивлением понял, что сказал чистую правду! Он действительно мечтал лишь о миге соединения… но соединения с совсем другой женщиной — отчаянной и сильной, красивой и понимающей… Но надменная и самолюбивая Лайла все приняла на свой счет. Она покраснела от удовольствия, услышав это, и потянулась как кошка.
— О, мой Али… Мой герой… Принеси мне сладких фиников… И шербета… Или нет, лучше персиков… И приходи скорей к своей малышке Лайле. Ты ведь недолго будешь ходить по лавкам? Я не успею соскучиться?..
Али-Баба, который совсем не собирался сейчас выходить из дому, бросил на девушку долгий и удивленный взгляд.
«О чем это она? По каким лавкам я не должен долго ходить?» И тут озарение посетило Али-Бабу.
«Да эта презренная подумала, что я сейчас брошусь выполнять ее просьбы. Что я встал лишь для того, чтобы выбрать ей новые дорогие подарки… Глупая джинния… Ты ведешь себя подобно последней девке из веселого квартала. Раньше ты была умнее и дарила свои ласки только после того, как видела свое новое украшение… Хотя… О Аллах милосердный. Кто бы ни была она, Лайла, но это я был последним дураком! Я просто покупал роскошное тело и умелые ласки. Но имел неосторожность принять это за любовь. О я несчастный! Как же я мог сейчастак опростоволоситься, поддаться на чары этой коварной…»
Еще и еще раз Али-Баба укорял себя, вновь называя словами, которыми не следует пользоваться мужчине, если он уважает себя. Но, увы, сделанного не воротишь. И часть жизненной силы была отдана этому чудовищу, порождению злых и черных сил.
«Но как же мне избавиться от тебя, навязчивый кошмар? Как навсегда забыть имя твое, о порождение порока?»
— Но почему ты до сих пор не ушел, глупенький? — капризно спросила Лайла. — Я жду фиников. Неужели ты заставишь меня ждать слишком долго? Ведь я же смогу тогда рассердиться всерьез. И более не прийти к тебе.
Не следовала Лайле говорить этого, о, не следовало. Но она была столь неумна или, быть может, столь самонадеянна, что по-прежнему рассчитывала на свои магические силы.
— Ну что ж, Лайла, сердись на меня… Ибо я не собираюсь никуда выходить сейчас. Ни в лавку за сластями, ни, тем более, в ряды мастеров золотых дел. Более того, я прошу тебя немедленно покинуть мой дом. И никогда впредь не переступать его порога…
— Что? — Чудовищу все еще удавалось сохранить нежный мелодичный голосок. Даже более того, она смогла вложить туда изрядную долю детской обиды. — Что ты сказал, о мой Али?
Но Али-Баба больше не смотрел в ее сторону. Он отвернулся и принялся считать листья на ветках высокого тополя, что трепетали в чуть заметном ветерке. Юноша понимал, что ни в коем случае нельзя повторить еще раз ту же ошибку, что сделал он час назад — нельзя видеть в этой дьяволице женщину, нельзя поддаваться ее чарам. Но как же сопротивляться им?
«Аллах милосердный, — подумал Али-Баба, — но это же так просто! Надо всего лишь думать о чарах другой женщины… Желать и жаждать ее, мечтая о том миге, когда страсть к ней захлестнет тебя до кончиков волос! Как жаль, что я раньше не придумал для себя этот простой способ…»
И юноша начал вспоминать голос Суфии, ее тело, ее независимый поворот головы, ее милую улыбку. На миг ему показалось, что девушка вошла в его дом. Но, увы, это было лишь мечтой. Юноша мысленно любовался волнами ее дивных волос, скользил пальцами по длинным шелковистым прядям… Воспоминания были столь сильны и столь прекрасны, что слезы навернулись на его глаза.
Али-Баба отвернулся, чтобы смахнуть выступившие слезинки, и замер от удивления. Ибо то, что он увидел, превосходило все чудеса, когда-либо виденные им.
Очертания тела прекрасной женщины постепенно таяли… Так растворяется в воде кусок сахара. Вот превратились в прозрачную кисею руки, вот исчезло лицо… И вот, о Аллах всесильный, серо-синее облачко, подобно клочку грязного тумана, поднялось над кушеткой. Качнулось в сторону Али-Бабы, но, словно на полдороге передумав, взлетело и, превратившись в серую ленту, растворилось в высоком небе.
В этот миг Али-Баба ощутил, что проснулся. Он вновь был полон сил. Он никогда еще не видел мир вокруг таким прекрасным, свежим, богатым.
— Должно быть, она смогла вернуть мне те силы, которые хотела поглотить… Или, быть может, ей захотелось остаться в моей памяти лишь прекрасной женщиной, а не разъяренной фурией?
Но чем больше задумывался об этом, последнем, чуде Али-Баба, тем сильнее понимал, что его слабый человеческий разум не сможет перешагнуть грань, за которой навсегда останутся поистине нечеловеческие, колдовские желания.
— Да будет так! Она покинула меня, и я этим счастлив! Отныне я один хозяин собственных желаний, хозяин собственной жизни… Хозяин собственной души.
* * *
Али-Баба распахнул сундук и достал оттуда праздничное платье. Кафтан чуть примялся, но юноша не обратил на это ни малейшего внимания. Торопливо затягивая кушак, он вышел из дома, успев проверить лишь, на месте ли чалма.
