Только какой?
Глеб же не стал со мной ничего обсуждать до этого. Сделал вид, что ничего не произошло, продолжая с пугающим спокойствием играться нашими жизнями, как шахматными фигурами на своем игровом поле. Причем, против нашей воли. Я должна была понять сразу, что никаких поблажек нам не будет. Либо я все пойму и приму свою участь без лишних вопросов и слов, либо… Что-то обязательно за этим последует.
Жаль, что я не знала его настолько хорошо, как его знали собственный сын, жена и близкие ему люди. Может быть тогда бы трижды подумала, прежде чем садиться тем днем в черный внедорожник Стрельникова-старшего у дома с арендуемой для меня квартирой. А может быть ничего бы и не изменилось, и я бы все равно в него села, перед этим потратив больше часа на попытки успокоиться, взять себя в руки и придать своей внешности товарный вид. С одной стороны, я убеждала себя, что все не должно выглядеть таким уж безвыходным и ужасным. Людям свойственно преувеличивать, накручивать себя больше, чем есть, как и бояться того, чего нет. Как говорится, все находится в нашей голове и в слишком бурных фантазиях. И если бы мне и Киру действительно что-то угрожало, разве Глеб не сделал бы свой коронный ход конем сразу же, чтобы пресечь любые возможные от нас поползновения буквально на корню? Ведь проще донести желаемое до чужого сознания как раз через доходчивое предупреждение или те же угрозы. Вот здесь и начинала всплывать вторая сторона иного объяснения всем действиям Глеба.
Как я уже говорила, я совершенно ни черта о нем не знала. Не знала его привычек, каким он был в молодости или в том же возрасте, что и Кир. Убивал ли он кого-нибудь вообще, и, если да, то как и почему. До чего он вообще мог дойти в тех же преследуемых им целях, а, главное, какие методы он для этого использует? Может ему нравится затягивать столь исключительное для него удовольствие? Наблюдать, ждать, тянуть время; следить со стороны, как жертвы мечутся в загнанных им ловушках в поисках выхода; как раз за разом совершают ошибки и поэтапно, по выстроенному им маршруту приближаются к последней точке отчета. К неминуемому. К своему заключительному фатальному шагу…
Наверное, я сейчас так и выглядела, непонятно на кой разодевшись в вызывающе броский наряд и размалевавшись подобно променадной шлюшке. Неужели действительно хотела проверить себя на вшивость? Или выяснить раз и навсегда, кто из двоих Стрельников был первым и единственным, насколько я испорчена и имею ли хоть какое-то право быть рядом с Киром? Может ничего и не придется выбирать? За меня это сделает мое тело, а может даже и чувства. А то что было у меня с Кириллом… Мало ли. Вдруг я попросту поддалась слишком бурным страстям и эмоциям? Откуда я знаю, на самом ли деле его люблю, а не накрутила себя от страха намеренно, чтобы оправдать свое временное отстранение от Глеба?
В любом случае, этого не избежать. Я должна с ним встретиться, хотя бы для того, чтобы выяснить чего же он хочет. Не захочет сказать об этом сам, попытаюсь спросить в лоб. Если, конечно, хватит смелости и тямки.
— Ты как всегда сногсшибательна. — и как всегда Глеб Стрельников оказался неизменен выбранной им тактике поведения, делая вид, будто у нас все зашибись, как прекрасно и никакой черной кошки в лице его единственного сына между нами до этого не пробегало. Ну и за вчерашний день он мало в чем успел измениться внешне, разве что сменить костюм на более "домашний", без жилетки и галстука. Хотя мне и казалось, что с момента нашего с ним расставания прошло не где-то полдня, а, как минимум, пару недель. И образовавшаяся меж нами пропасть успела за это время разрастись до невероятно пугающих размеров. И только сейчас, стоя на пороге его роскошной квартиры в сталинской высотке, я в полную меру ощутила ее бескрайние масштабы, усиленные удушающими приступами панических страхов.
Была б моя воля, развернулась бы прямо сейчас на каблуках и со всех ног рванула либо обратно к лифтам либо на лестничную площадку. Не чувствовала я к нему, как и вчера тех, волнительно захватывающих чувств, которыми меня всегда притапливо от его близости чуть более недели назад. Я даже не могу понять, как такое вообще могло произойти, причем настолько быстро, словно прошло не несколько дней, а, как минимум, несколько лет.
— Вроде расстались всего несколько часов назад, а, такое ощущение, будто не виделись уже целую жизнь. Да и ты сама, как из другого измерения пришла или из будущего.
Со свойственной только ему улыбкой, Глеб наблюдал, как я не очень-то бойко и решительно вхожу в его квартиру, вцепившись перенапряженными пальцами в небольшую сумочку (куда заведомо не стала класть мобильный), выполняющую, скорее, декоративную роль, а не функционально полезную. Наверное, я вся сейчас так и выглядела, как эта сумочка — броско, эффектно, относительно дорого и максимально ухожено. Черное до колен платье из черного шифона с крупным рисунком из красных цветов с длинным облегающим рукавом и складками гармошкой, в качестве украшающих элементов. Плюс ожерелье со стрекозами из янтаря, которое Стрельников-старший подарил мне еще к нашему самому первому свиданию. В отличие от вчерашнего, оно хотя бы выглядело более-менее скромным и не таким пугающе роскошным. Почему я вдруг решилась надеть именно его? Без понятия. Платье ведь тоже мало походило на бл*дское, хотя и не скажешь, что выглядела я от этого менее сексуально. Что, впрочем, и подтверждалось неподдельно восхищенным взглядом Глеба.
— Я серьезно. Будто на несколько лет повзрослела, но стала от этого еще более роскошной. Так и порывает спросить, что же ты с собой такое сделала? — конечно, он шутил, закрывая за мной двери и при этом не спуская с меня бесстыдно любующихся глаз ни на секунду. После чего и вовсе перехватил меня за руки, разворачивая перед собой в удобном ракурсе и продолжая шарить по моему телу чуть замутненным нескрываемой похотью взором полноправного собственника. — Хотя за последнюю неделю, я так за тобой изголодался, что готов съесть едва не буквально прямо на пороге, используя любую зацепку и возможность.
Вот именно. Еще неделю назад от подобных слов, осязаемого взгляда и прикосновений когда-то обожаемых мною рук, я бы завелась практически с ходу и с полуоборота. И задрожала бы вовсе не от панического озноба с четким осознанием, что… я больше ничего такого не чувствую. Всего-лишь обыкновенные мягкие прикосновения чужих ладоней, пальцев… чужого взгляда… В том-то и дело, что абсолютно теперь для меня чужих и… чуждых. Да и не хотело мое тело обманываться, добивая меня едва не каждую гребаную секунду постоянными напоминаниями о других касаниях. О других, более осязаемых руках и их объятиях, которые еще зудели на моей коже фантомными отпечатками, вспыхивая с утроенной силой всякий раз, когда я пыталась воскресить в себе что-нибудь к Глебу. Как говорится, черта лысого. Ни черта у меня не выходило, а у Глеба так и подавно. Будто и не я, а этот невидимый призрак включал во мне защитную реакцию всякий раз, когда первый пытался пробиться сквозь мою блокирующую броню и снова прописать на мне свои именные штрихкоды единственного владельца.
Если раньше такие ощущения длились совсем недолго, то только не сейчас и не сегодня. Не после моего до сих пор сводящего с ума расставания с Киром. Не после его убийственного взгляда готового на все ради меня смертника и уж не после его последнего поцелуя-клейма, которое я не сумею теперь забыть, как и насильно стереть из памяти очень и очень долго. И, естественно, не от осознания, что это как раз из-за Глеба меня сейчас так рвет на части, скручивая изнутри болевым шоком, сумасшедшими страхами и убивающей на раз беспомощностью.
Хотела узнать, что же у меня осталось от прежних чувств к этому не боящегося ни бога, ни дьявола чудовищу? Или мне было мало вчерашних впечатлений? Не хватало только данного безумия для полного закрепления результата? Абсолютного понимания, что он для меня попросту никто. А если когда-то кем-то и был то… едва ли это возможно теперь вернуть к прежним ощущениям, как бы сильного он этого не хотел и сколько бы не прилагал для достижения желаемого усилий.
