А затем губы мальчика дрогнули в легкой улыбке. Это простая и незатейливая эмоция сразу стерла с лица земли все сомнения. Маленькие детские сердца способны чувствовать намного больше, чем сердца черствых взрослых. Почему-то я подумала, что Тим сразу понял, кто перед ним.
В ту же секунду я подошла к кроватке и не смогла удержаться, чтобы не обнять сына. Тим что-то лепетал на понятном только ему языке, а потом вдруг засмеялся своим звонким и беззаботным смехом. Так, как не смеялся уже очень давно.
- Можно... Я тоже его обниму? – нерешительно спросил бывший муж. Он выглядел слегка глуповато со своим мужественным лицом и растерянным голосом. Утвердительно кивнула в ответ и поддержала смех Тима.
Дамир все никак не решался притянуть сына к себе. Бесконечно долго сидел и просто смотрел на него.
А затем Тим сам протянул к нему маленькие детские ручки. Мой пульс рвано и почему-то отчаянно радостно застучал. Эти ведь Тимми, мой Тимми, который подозрительно относится к каждому постороннему человеку, сейчас сам потянулся к мужчине.
Я видела, как Дамир нервозно сглотнул и бережно обнял хрупкое детское тело. Так, будто боялся пошевелиться лишний раз, чтобы не навредить. Он зажмурил глаза и наслаждался этим моментом, пока я не могла оторвать глаз от них.
Они сидели так больше минуты. Спокойно и умиротворенно. Наслаждаясь осязаемыми прикосновениями друг к другу. И в который раз за последние дни, я захотела оставить этот момент в своей памяти до последней минуты жизни.
Наконец Дамир открыл глаза и свои мне пришлось со смущением отвести в сторону. Я увидела, как в его взгляде застыли слезы.
- Он моя копия. – ошарашенно произнес бывший муж.
Я затрясла головой, подтверждая. Подскочила со стула и принялась перебирать посуду на столе в уголке палаты. Слишком трогательным этот момент оказался для моего состояния.
- Да. Вы очень похожи. Я давно заметила. – отрывисто произнесла.
- И глаза…
- Только у тебя горячие, словно раскаленная лава. А у него… холодные. Будто он с самого своего рождения… - прервалась, нервно сглотнув и раздумывая стоит ли это произносить. – Будто он с самого рождения чувствует боль.
В палате повисло молчание. А по моим щекам потекли непрошенные горячие слезы. Начала еще усердней перебирать чашки, стоящие на столе, лишь бы не поворачиваться к мужчинам.
Но Дамир предпочел подойти сам. Положил ладони на мои плечи и крепко сжал. Он не сказал ничего, но почему-то этот жест был для меня дороже тысячи слов. Жест защиты, поддержки и мучительного раскаяния…
Мы провели в палате еще около часа, изредка переглядываясь друг с другом. Тим был по-особенному беззаботным этим солнечным утром. Хорошо позавтракал, а потом с усердием расставлял любимые игрушки в ряд на больничной койке.
В конце концов в палату зашел лечащий врач, Карим, и целая орава медицинского персонала. Все они поздоровались с нами и сказали, что мальчику пора готовиться к операции.
В тот момент мне показалось, что сердце остановилось. Думала, что оно не начнет стучать, пока мне не скажут, что все прошло хорошо.
В ином случае – никогда.
Скомкано обняв сына еще раз, я как можно быстрее ушла с его глаз. Понимала, что истеричное состояние, когда я вцеплюсь в Тима обеими руками и не отойду ни на секунду, слишком близко. Нужно держать себя в рамках разумного, как бы это не было тяжело.
Минуты потянулись, словно резиновые. Мне предстояло пережить самые страшные пять часов в своей жизни. Дамир почти силой отвел меня от дверей реанимации, куда отвезли Тимура и усадил на мягкий диван в комнате отдыха. Сам принялся мерить шагами квадратные метры. Но поняв, что так еще больше действует мне на нервы, все же сел рядом.
Я не могла говорить, и казалось, что даже дышать было мучительно больно. Изредка встречаясь глазами с мужчиной, мысленно отмечала его смертельную бледность и наполненные волнующим испугом глаза.
Наверное, в эту минуту мне бы хотелось, чтобы рядом был кто-то сильный и уверенный в удачном исходе. Такой, каким Дамир всегда был. Но сейчас он выглядит абсолютно иначе. И я не могу не заметить, что он искренне переживает за сына не меньше, чем я, и не имеет ни малейшего шанса взять себя в руки.
Мы несколько раз возвращались к реанимации, затем обратно в комнату отдыха. Отыскивали недолгое пристанище на сиденьях в коридорах больницы. Слонялись словно две тени. Потерянные и не находящие себе места.
Час спустя Дамир заострил на мне взгляд, о чем-то напряженно раздумывая. Два часа спустя он молча меня обнял. Через три часа дотронулся до руки и крепко сжал ее большой шершавой ладонью. Я не отстранилась, переплела наши пальцы и продолжила смотреть на большие настенные часы с белым табло.
Их стрелка отбивала удары прямо в моей голове. Секунда… Вторая…
А еще через час в динамиках, висящих в каждом углу больницы, раздались наши с ним имена. Мы тут же подскочили с дивана и бросились по уже знакомому коридору к палате реанимации.
Издалека я увидела врача, хирурга и несколько медсестер.
А потом сознание прострелил резкий, неконтролируемый страх. Прошло всего четыре часа! Операция должна была длиться дольше! Что-то случилось! Что-то точно случилось!
Ноги окаменели, отказываясь идти дальше. Я застыла посреди коридора. Дамир остановился, не желая отпускать мою руку. Безмолвно тащил меня за собой, а я упиралась. Из глаз уже захлестали слезы.
Я просто не выдержу. Только не говорите мне, что я больше его не увижу. Только не говорите, что операция прошла неудачно. Пожалуйста, не говорите… - мысли как заведенные метались в угарном рассудке. Ничего уже не имело значения.
Врачи, увидев мое состояние, тут же сами выдвинулись навстречу. А мне хотелось убежать, спрятаться. Лишь бы не позволить им сказать страшных слов.
Но Дамир крепко держал меня за руку.
- Всё хорошо. Операция прошла успешно…, - голос Карима, переводящий слова доктора доносился словно сквозь пелену глубокого отрицания. Он правда это сказал, или я так сильно хотела это услышать, что мне просто привиделось? В тот момент я не могла понять даже этого.
Дамир обернулся, легонько встряхнул меня и заглянул в глаза.
- Всё хорошо. – это все, что он должен был сказать в ту секунду, чтобы я вновь почувствовала, что сердце до сих пор бьётся.
Не помня себя, я плакала и смеялась сквозь слезы. Обнимала его, врачей и даже Карима. Мне хотелось обнять всю вселенную за то, что она сделала этот подарок – спасла жизнь моего ребенка.
Глава 36
Дамир уложил меня на кровать. Пришлось оторвать руки от его вкусно пахнущей шеи, и приоткрыть глаза. На часах ночь, а мы только что вернулись из клиники.
За всё это время к сыну так и не подпустили. Только позволили пару минут посмотреть на него сквозь дверное стекло операционной палаты. Тим спал, а мне показалось, что что-то в нем безвозвратно изменилась. С детского лица вдруг ушла тревога, печаль, которая была в последние месяцы неотъемлемым спутником мальчика.
Ушла болезнь. Испарилась. Исчезла. Оставила моего ребенка в покое!
Пусть ему еще понадобится не меньше месяца реабилитации, пока он сможет хотя бы без труда передвигаться, как прежде. Но теперь мое сердце уже не будет рваться на части каждый раз, когда я на него смотрю. Я буду знать, что Тим идет на поправку. Хотя безумная мысль о том, что если бы я могла – то взяла бы каждую крупицу его страдания на себя, до сих пор крепко держит рассудок.
Я медленно открываю и закрываю глаза, пытаясь прогнать наваждение дремы, которое сковало сознание. А Дамир садится рядом на край кровати и осторожно проводит кончиком пальца по моему лицу.
- Спасибо. – выдавила я сиплым голосом. А затем перехватила его сильную руку и отвела от своего лица. Не могу позволить себе вновь провалиться в черную пучину старых страстей. Даже если очень сильно хочу.
- Устала? – спрашивает мужчина. Руку убрал, а ласкать меня взглядом не перестал.
