Она ушла, захлопнув за собой дверь под аплодисменты, а двое молодых людей и женщина средних лет вошли через ту же дверь и начали принимать заказы.
Анна огляделась. В комнате около тридцати человек — если семеро были оборотнями, это означало, что полицейских — двадцать три. Это слишком много, а потом она увидела Лесли. Агент ФБР сидела рядом с гигантом, который выглядел так, словно мог запихнуть кого-нибудь в шкафчик. Он больше Лесли в два раза, и пока она разговаривала с парой полицейских в штатском, держал большую руку у нее на затылке. Видимо, это и есть тот муж-футболист, о котором говорила Лесли.
Если бы все привели с собой пару, цифры имели бы больше смысла. Анна заметила одного из двух агентов КНСО, напарника Хойтера. Его имя начиналось на «П». Кажется Патрик Моррис. Он разговаривал с Гольдштейном. Так что здесь были не только полицейские. Она решила избегать его по возможности, на случай, если он разделяет взгляды Хойтера на оборотней.
Лесли подняла глаза, увидела Анну и помахала ей рукой. В последующие два часа Анна переходила от одного стола к другому, отвечая на вопросы о том, что такое быть оборотнем. Анна довольно сварливо указала Лесли, что в комнате еще шесть оборотней — Айзек и пять его товарищей по стае, так почему же все задавали ей вопросы?
— Все волки отвечают на вопросы, — ответила Лесли. — Но с тобой легче разговаривать, женщины не так опасны, как мужчины. — Она подумала минуту и продолжила: — По крайней мере, большинство женщин. Я знаю нескольких, которые напугали бы любого здравомыслящего человека. Но ты выглядишь милой. И ты скоро уезжаешь. Поэтому, если они оскорбят тебя, им не придется жить с последствиями.
Итак, Анна снова и снова объясняла, что оборотни могут контролировать себя, когда бегают как волки, хотя обычно они вспыльчивы. Да, все оборотни должны превращаться в полнолуние, но большинство из них могли изменяться, когда пожелают. Да, серебро могло убить оборотня, так же как обезглавливание или другие тяжелые травмы. Бран хотел, чтобы общественность не воспринимала оборотней как неуязвимых. Нет, большинство оборотней, которых она знала, были убежденными христианами, и никто из них, насколько ей известно, не поклонялся сатане. Она даже процитировала несколько библейских стихов, чтобы доказать, что может это делать.
— Твой муж — оборотень, верно? — спросил один молодой человек, когда она проходила мимо его столика.
— Верно, — ответила она ему.
— Вы когда-нибудь занимались сексом в обличье волков? Отличается ли это от обычного секса? Тебе это нравится больше? — Он широко улыбнулся и глотнул из своего бокала, очевидно, думая, что одержал над ней верх. Но Анна выросла в семье мужчин и общалась с друзьями брата, которые думали о ней как о младшей сестре. У него было много друзей.
— У тебя когда-нибудь был секс со своей матерью? — небрежно спросила она. — Это было лучше, чем с твоей девушкой? Или ты предпочитаешь секс со своим парнем, или со своей домашней крысой?
У парня отвисла челюсть, а его сосед по столику дал ему подзатыльник и сказал:
— И именно поэтому у тебя никогда не будет свидания, Чак. Ты видишь симпатичную девушку, и вся вежливость, которую вбивала в тебя твоя мама, просто вылетают у тебя из головы. Тебе стоит держать рот закрытым. Женщин не впечатляет грубость. — Он посмотрел на Анну. — Он извиняется за то, что был тупицей. Ему будет очень плохо из-за этого примерно через четыре часа, когда он начнет трезветь. Он действительно хороший полицейский и обычно не… — Он поглядел на обидчика и вздохнул. — Ну, ладно. Есть причина, по которой он не часто ходит на свидания.
— Как ты узнала, что у меня есть ручная крыса? — с благоговением спросил Чак. Он действительно был пьян и, вероятно, забыл все сказанное за последние несколько минут. Все, кроме, очевидно, крысы.
Несколько его приятелей смеялись и дразнили его.
Анна улыбнулась, ничего не могла с собой поделать, ему словно было шесть лет.
— Я чувствую ее запах на тебе.
И это вызвало новый раунд вопросов.
Вечер получился не совсем веселым. Анна чувствовала себя так, словно большую часть времени ходила по натянутому канату. Но это лучше, чем торчать в квартире, пока Чарльз погружен в исследования. И это было не так уж плохо. Ей понравилось знакомство с мужем Лесли, который оказался веселым и умным и предложил выбросить Чака в мусорный контейнер. Рыба с жареной картошкой была превосходной, как и тушеное мясо.
В конце концов, любопытство по поводу оборотней пошло на убыль, и Анна нашла тихий столик в углу, где могла расслабиться и понаблюдать за всеми.
Друг грубого Чака увидел ее и подошел, чтобы снова извиниться.
— Он знает, что ведет себя глупо, когда пьянеет, поэтому обычно не пьет. Просто сегодня случился плохой день, понимаешь? Последний звонок, который мы приняли перед тем, как приехать сюда, был по поводу домашнего насилия. Бойфренд какой-то дамы избил ее, а затем принялся за ребенка. У Чака есть маленький сын, которого он не видел с тех пор, как его бывшая жена переехала в Калифорнию, и он тяжело это воспринял.
— У меня тоже бывают плохие дни, — сказала Анна. — Я все понимаю. Не беспокойся об этом.
Друг Чака кивнул и побрел прочь.
Анна на минуту закрыла глаза. Благодаря Чарльзу она не выспалась.
Кто-то подошел и сел на стул напротив нее. Анна открыла глаза и увидела Боклера с бокалом пива.
— Айзек сказал, что пригласил вас, — обратилась она к нему. — Но мы были уверены, что вы не придете.
— Лиззи перевели из операционной, — сказал он, потягивая пиво, словно это изысканное вино. — С ней ее мать и отчим, а Лиззи накачана наркотиками и проспит до завтра. — Он сделал глоток побольше. — Ее мать думает, что это я виноват в том, что ее похитили. Я согласен с ней, мне нечего ответить на ее упреки, и поэтому ушел.
Анна покачала головой.
— Никогда не принимайте на себя вину за то, что делают злые люди. Мы все несем ответственность за свои поступки. — Она поняла, что читает ему нотацию, поэтому остановилась. — Извините. Я слишком долго общалась с Браном и стала давать советы маррока, как будто он Конфуций. Как дела у Лиззи?
— У нее раздроблено колено. — Он посмотрел на стену позади Анны, где висела очень красивая гравюра с изображением ирландского замка. — Его можно вылечить, чтобы она могла ходить, но про танцы нужно забыть.
— Мне очень жаль, — сказала Анна.
— Она жива, верно? — Боклер сделал большой глоток. — То, что вырезали на ее коже. Со временем хирурги смогут убрать символы. До тех пор каждый раз при взгляде в зеркало, у нее будет напоминание о том, через что она прошла. — Он помолчал. — Она знает, что больше никогда не сможет танцевать. Это сломило ее.
— Возможно, и нет, — возразила Лесли. Она села рядом с Анной на темно-коричневое сиденье и положила сумочку на стол. — Кое-кто дал мне кое-что давным — давно, и я никогда этим не пользовалась. Думаю, в основном потому что боялась. Что, если бы я попыталась это использовать, но ничего не вышло?
Она открыла сумочку и достала из бумажника простую белую карточку, и протянула ее Боклеру. Для Анны это походило на визитную карточку, но вместо имени в центре напечатано слово «подарок».
Боклер взял визитку и провел по ней пальцами, и слабая улыбка появилась на его лице.
— И где ты это достала?
Лесли выглядела смущенной.
— Это правда сработает?
Он кивнул, все еще крутя в руках карточку.
— Да, правда.
Она глубоко вздохнула.
— Я получила ее в детстве. — Она поведала историю о монстрах, которые поедали детей и щенка Лесли, и о свирепой старухе, немного знающей о фейри, о долге и заключенной сделке.
— Ты можешь использовать это, чтобы вылечить колено твоей дочери? — спросила Лесли.
Боклер покачал головой и вернул карточку Лесли.
— Нет. Но я запомню твое предложение и дам тебе несколько советов, если ты не возражаешь. Фейри, подаривший тебе карточку, сделал это с наилучшими намерениями. Хотя мы не размножаемся, но живем очень долго. Трачач был очень стар и к тому же могуществен. Но смерть рано или поздно приходит за всеми нами, и она пришла к нему.
