— Прости меня, Катя, мне казалось, что так будет лучше. Вы не пара.
— Когда ты ему это сказал? До того, как он вышел, или после?
— После.
— Папа… как ты мог?
— Он старше тебя, Катя. И постоянно участвует в каких-то сомнительных делах. Я не хотел, чтобы ты пострадала. Ты и мой внук. Вы должны быть в безопасности, а не отбиваться от вопросов общественности каждый раз, когда на Кирилла будут заводить очередное дело.
— Это все равно не давало тебе право врать. Мне и ему. Это было не тебе решать, папа.
— Вы виделись?
— Да. И знаешь что? Я ему не поверила! Сказала, что не может быть, чтобы мой отец так сказал.
— Мне очень жаль.
— Тебе жаль, папа?
По щекам скатываются крупные слезы. Впервые за весь вечер. Я реву беззвучно, закусив тыльную сторону ладони зубами. Мне плохо. По-настоящему плохо и больно, потому что, если бы не папа, у нас с Кириллом все могло бы быть по-другому. Если все, что он сказал, правда, и он действительно не мог меня забыть, то мы… мы просто потеряли столько времени, питая в себе обиду и боль, подпитывая их равнодушием и жестокостью друг друга.
— Давай я приеду, и мы поговорим. Катя, пожалуйста. Не наделай глупостей, — голос отца звучит встревоженно, и у меня все же не укладывается в голове то, как мог родной отец, которого я считала самым дорогим и близким, так со мной поступить.
Разве ему совершенно наплевать на мои чувства? Разве он совсем не хотел видеть меня счастливой? Или наивно полагал, что я смогу счастливо жить с кем-то еще, кроме Кирилла? Я бы, может, и смогла, да только наш сын, которого я ношу под сердцем, постоянно бы мне напоминал о моей первой любви. Я почему-то уверена, что ребенок будет похож на Кирилла.
— Не нужно приезжать. И звонить пока что тоже не нужно.
Я отключаюсь и, когда папа перезванивает, больше не отвечаю, хоть и пишу ему сообщение, что не собираюсь творить глупостей, просто не хочу с ним разговаривать. После смс папа успокаивается, пишет огромную простыню извинений, вторую половину которой я даже не читаю. Не могу.
Полночи реву, а утром ровно в шесть выхожу из дома. Если и есть правильный выбор в предложенных Кириллом вариантах, то он только один — тот, который подразумевает хотя бы попытку попробовать построить семью вместе. Не факт, что у нас получится. Не факт, что Кирилл сможет доверять мне после всего, что случилось. И не факт, что мы в принципе уживемся без желания убить друг друга, но это лучше, чем просто разойтись, даже не попробовав.
В половине седьмого я уже стою под дверью Кирилла, совершенно не зная, живет ли он по этому адресу до сих пор. Возможно, он съехал, может быть, у него смена на работе, но я все равно приехала к нему и некоторое время просто стою под дверью, словно не зная, стоит ли нажимать на звонок.
Мне немного не по себе. От волнения горло сжимает спазмом. И все же я нажимаю на кнопку звонка и жду. В половине седьмого утра готовлюсь к тому, что придется звонить до бесконечности, но Кирилл очень быстро открывает. Выглядит сонным и словно растерянным. При виде меня удивленно хлопает глазами и не спешит впускать. Успеваю даже понервничать, но уже через мгновение Кирилл трактует мое появление здесь по-своему — берет за руку, затягивает в квартиру и даже сказать мне ничего не позволяет — сразу же впивается в мои губы поцелуем.
Опешив, я не сразу отвечаю, а сориентировавшись, вжимаюсь в Кирилла и приподнимаюсь на носочки, чтобы обнять его за шею.
— Это правда ты? — проговаривает мне в губы. — Не сон?
— Правда я, — отвечаю, закусывая губу, чтобы не разреветься, настолько неожиданна его реакция на мое появление.
— Я скучал, — произносит совершенно легко, будто только это единственное важное, что мы должны друг другу сказать.
— Прости меня. Я позвонила отцу. Я правда не думала, что он так может поступить.
— Катя… — мотает головой. — Это в прошлом. В настоящем мы об этом забудем, ладно? Никаких обид, слез. Постараемся построить семью, несмотря на то что не все рады нашему союзу.
— Есть кто-то еще, кто не очень рад? — с подозрением спрашиваю, намекая на ту его девушку, с которой видела его вчера.
— Наверняка кто-то точно есть. Я успешный хирург, ты известная журналистка. Сотни людей могут быть недовольны тем, что мы будем вместе.
— А та девушка? — спрашиваю будто бы и равнодушно, но мне сейчас очень важно знать, кто она.
— Какая девушка?
— С которой ты был вчера.
Кирилл хмурится, словно пытается вспомнить, о ком я говорю, а затем смеется.
— Она… ей будет все равно, потому что ничего серьезного нас с ней не связывает.
— Теперь?
— Катя… — Кирилл мотает головой и вдавливается лбом в мой. — Я попытался жить дальше, но в самый ответственный момент у меня не получилось.
— Это почему?
— Это потому, что ты появилась вовремя. И я понял, кого люблю на самом деле.
— Любишь? — спрашиваю недоверчиво.
— А зачем бы еще мне жениться? — хмыкает, но смотрит так, что у меня ни малейшего основания ему не верить нет.
Эпилог
Кирилл
— Кирилл Савельевич, у нас ЧП, — слышу в трубке обеспокоенный голос медсестры.
— Срочно?
— Очень. Иначе бы не звонили вам.
— Понял, скоро буду.
Подрываюсь посреди ночи, натягиваю первую попавшуюся под руки одежду. Такими звонками меня теперь беспокоят очень редко. Все потому, что я в последнее время нанял на работу очень ответственных исполнителей, да и штат хирургов у нас значительно пополнился, но в преддверии Нового года нельзя заставить людей работать круглосуточно, поэтому иногда, как вот сегодня, я вынужден срываться на работу.
— Опять? — недовольно бормочет сонная Катя.
Быстро забравшись на кровать, ложусь за ее спиной и, несмотря на то что опаздываю, обнимаю, целую в шею и поглаживаю уже сильно округлившийся живот. Вот-вот роды. Надеемся, что не в новогоднюю ночь, но даже в таком случае у меня в клинике все готово. Даже хирург, анестезиолог и врач-акушер. За это они получают приличную прибавку к зарплате, а я — спокойствие.
— Я постараюсь по-быстро, — шепчу Кате на ушко, но она, кажется, уже и не слышит.
Устраивается поудобнее, подкладывает под щеку руки и смешно дует губы. Когда мы только начали жить вместе, я подолгу любовался этой ее позой, но сейчас на это нет времени, приходится срываться в больницу.
Меня там уже ждут. Медсестра в предоперационной со стерильными перчатками и одеждой. Выяснить толком, что произошло и почему меня вдруг дернули из дома, я не успеваю. Мою руки, прохожу дезинфекцию и сразу же направляюсь в операционную во всеоружии. Коротко выслушиваю рапорт о пациенте. Им оказывается ребенок семи лет. Мальчик. Попал в аварию. Подняв голову, сталкиваюсь взглядом с анестезиологом. Она молчит, но я и без слов понимаю, почему при дежурстве другого хирурга дергают меня.
Операция не сложная, легкая, никаких осложнений по факту не возникает, что у нас, конечно, случается чаще. Из операционной я выхожу спустя полтора часа. Уставший, слегка сонный, потому что мы с Катей легли поздно. Я-то думал, что у меня тут сегодня прекрасный заместитель. Я Романа специально из больницы другой к себе перетянул, чтобы иметь хирурга, на которого уж точно можно положиться в любой ситуации. И вот пожалуйста. Первый же ребенок — и вызывают меня.
Торможу медсестру в коридоре, узнаю, где прячется мой новый хирург, и нахожу его в одном из кабинетов собственной персоной. За чтением, блядь, медицинской какой-то хуйни, но сам факт! Пока я, блядь, сквозь сон оперирую, он читает, сука.
— И сколько это будет продолжаться? — уточняю сухо, присаживаясь в кресло напротив.
— Нисколько, — отчитывается и протягивает мне листок с какими-то каракулями.
Пробегаю взглядом. Заявление. Очень вовремя. Перед самым праздником.
— Если ты думаешь, что это освобождает тебя от работы в принципе, то ты ошибаешься. Две недели по закону ты должен отработать.
