— Боюсь, нет. Но тогда, возможно, ты успеешь вспомнить сам.
— Не слишком обнадеживающе, — проворчал я. — Но спасибо и на этом. Будет чем занять голову в минуты безделья.
— Не стоит благодарности, — покачал головой Дёрен. — Мне было любопытно увидеть друга Уртики, раньше она никого сюда не приводила. Да не покинет тебя удача! — колдун, покончив со мной, тут же перевел внимание на Малинку. — Не волнуйся, венец наместницы не слишком отяготит тебя. И я всегда буду рад помочь.
Девочка улыбнулась почти беспомощно, будто ждала других слов или хотела о чем-то спросить, но не решалась. Дёрен заметил ее колебания, с хитрым видом поманил пальцем, и, когда она подошла, обнял и что-то прошептал на ухо. Малинка вздрогнула, но когда повернулась ко мне, лицо было спокойным.
Так и закончилась наша встреча с колдуном. Потом с ним долго беседовал Вепрь. Отряд стал на ночь лагерем у подножия скалы, Малинку и лорда Дёрен пригласил переночевать в башне, и мне разрешил остаться, а вот Ясменю, когда тот постучал в дверь, посоветовал возвращаться домой. Тот, конечно, не послушался, и отравлял мое существование до самого Брега.
Когда мы остались одни в тот вечер, я осторожно спросил Малинку, сколько, на ее взгляд, колдуну лет.
— Не знаю. Пятьдесят? — пожала плечами она.
Значит, девочка не видела того, что открылось мне. Три болота, неужто я и впрямь обладаю какими-то необычными способностями? Или это айрова кровь? Я ж не знаю, как это племя колдунов видит.
— А что Дёрен тебе на ухо прошептал?
— Да так, сущие пустяки, — она вдруг залилась краской похлеще осенних лесов своей родины.
* * *
Брег, столица Багряного Края, полностью оправдывая свое название, вытянулся по берегу огромного озера, Явора. Город оказался большим и, пожалуй, величественным, всем своим видом свидетельствуя в пользу покойного короля и его предков. Да, Малинке было о чем беспокоиться, ее наследство впечатляло…
Страна мне тоже понравилась, хотя я не очень внимательно разглядывал окрестности по дороге: был занят ковыряньями в памяти да попытками превратиться вместе с кобылкой в невидимок. Ясмень по-прежнему не давал покоя, и Брус, заметив, что обстановка накаляется, велел мне держаться к нему поближе. Его присутствие ограждало от мелких пакостей, зато угнетало невысказанным презрением. Я даже стал слегка тосковать по Зуйку и Неже — с теми хоть можно было мирно поболтать.
К счастью, дорога быстро подошла к концу, и вот мы уже въезжали в высокие ворота Брега.
Стража узнала Малинку и приветствовала, как королеву, да и Вепря здесь определенно были рады видеть. Тем не менее, мы направились не в жилище государя, а к городской ратуше. В замок, как объяснила сладенькая, соваться было бессмысленно — там уже обосновалась Левкоя с сыном. Отцы же города по закону обязаны выслушать любого, претендующего на корону.
Меня, понятное дело, в ратушу не пригласили, да я и не рвался. Что мне там делать? Присел на ступени, радуясь отсутствию Ясменя, который полез за Малинкой, и принялся копаться в своей бедной голове, пытаясь ухватить хоть кончик какого-нибудь воспоминания детства. После встречи с Дёреном все свободное время только этим и занимался, но пока впустую.
Не успел я как следует углубиться в дебри памяти, как Малинка с Вепрем, а за ними и Ясмень, появились на ступенях. Судя по их лицам, все было в порядке.
Сладенькая потом рассказала мне, что градоправитель принял их с радостью. Сестра покойного короля еще не надела на голову сына корону, а уже принялась наводить свои порядки, не пришедшиеся по вкусу ни жителям столицы, ни остальным подданным. На Малинку поначалу тоже посмотрели с недоверием, но когда Вепрь поведал, что она станет наместницей при будущем короле, родном внуке покойного, успокоились.
День осеннего равноденствия был на носу, а, значит, и впорос о наместнике должен был решиться скоро. Малинку и ее сопровождающих приютил в своем просторном доме градоправитель. Я по-прежнему оставался при ней, изображая слугу. Серокостных горожан такое положение дел не слишком смущало. Они знали, что Уртика умеет сражаться, а что за воин без пажа или оруженосца? Не девица же ей будет стремя держать? Знали б они, какой из меня вояка…
Мы со сладенькой почти не виделись. Она готовилась к слушанию, вникала в положение дел в стране. Я чувствовал себя превратившимся в комнатную собачку, о которой вспоминают в редкие минуты досуга. Нет, Малинка не относилась ко мне хуже, ее ласковость даже стала какой-то болезненной. Девочка будто боялась ранить меня, и это пугало. Я бы многое отдал, чтобы услышать ее прежний тон, приправленный легкой издевочкой, увидеть лукавство во взгляде. Казалось, все это ушло безвозвратно, осталась нежность, рвавшая мне душу, а в темно-серых глазах поселилось выражение, с которыми когда-то давно смотрела на меня Ягодка.
Неужели Малинка по-настоящему боится, что я уйду? Не хочу терять ее, но лучше разрезать по живому, чем с течением времени заметить, как взгляд моей девочки снова изменится. Сначала появится легкий налет презрения, потом пренебрежение… А потом неизбежное расставание, отравленное к тому же брезгливым сожалением: как она, наместница, могла желать это ничтожество?
Я не хотел оставить о себе такие воспоминания и целыми днями ломал голову, пытаясь вспомнить то, что забыл. Ведь если Дёрен прав, и у меня есть какие-то способности, я смогу, наконец, вздуть Ясменя, заткнуть за пояс Корня… Тьфу. Перец, ну что за щенячьи мечты? Самое главное: я смогу стать равным Малинке и уже никогда не вызову у нее презрения.
Но, как я ни старался (даже пару раз лбом в стенку стучал, несильно, правда) — память не возвращалась…
* * *
…Стоило мне в тот день выйти со двора, как путь преградил Ясмень.
— Давно хотел поговорить с тобой, — улыбнулся волчьей улыбкой.
Я оглянулся, надеясь дать деру, но сзади уже стояли, нехорошо ухмыляясь, двое его людей. Ничего не оставалось, как встретить врага лицом к лицу.
— О чем лорд может говорить со слугой?
— Ну, например, о том, что слуга много себе позволяет, — предсказуемо ответил Ясмень, схватил меня за грудки и подтащил вплотную, так, что я отлично разглядел синюю щетину на его щеках и подбородке, растрескавшиеся губы, мясистый нос с крупными порами и горящие бешенством глаза. — Она хороша в постели, да? Трудно отказаться? — прошипел, брызгая слюной.
Я попытался наподдать ему по яйцам, но получил такой удар в лицо, что тут же оказался на земле и едва успел свернуться в клубок, подтянув ноги к животу, пригнув голову к груди.
Боли, как ни странно, не было. Ни когда рот после свалившего меня удара наполнился кровью, ни когда я сплевывал выбитые зубы, будто арбузные косточки, ни когда бессчетные, казалось, сапоги, приласкали мою спину, копчик, согнутую шею, прикрытую руками голову… Ни малейшего болевого ощущения, только жгучий, всепоглощающий стыд и, пожалуй, превышающий его страх: только бы не появилась Малинка. При ней все станет во много раз мерзее и позорнее.
