Облегчение взрывается фейерверком. Трость с глухим ударом падает на пол, когда я оплетаю его шею руками.
Любит!!!! Он меня любит!
Наши языки сталкиваются, меня буквально распластывает о его сильное тело. Восторг проникает в каждую клетку.
Как же я скучала, Господи!
Отросшая и колючая щетина жалит мою кожу, но я даже не ощущаю боли. Главное, что я снова чувствую ЕГО. Он все такой же горячий, сумасшедший. И кажется, ни о чем не жалеет.
— Стесняшка, ты как? — спрашивает между поцелуями.
Руками обхватывает мою голову, я чувствую, как жадно его взгляд скользит по мне.
— Лучше всех, а ты? Как ты? — также жадно изучаю подушечками пальцев его впалое лицо.
Он похудел, скулы сильнее очертились. Бедный мой… хороший.
— Я теперь тоже, — отвечает, подхватывая меня за талию и усаживая на что — то твердое.
Вероятно, стол.
— Я так волновалась, — говорю ему в губы.
Мои руки живут своей жизнью и гладят его грудь, плечи, шею. Пытаюсь восполнить в памяти каждый сантиметр его тела, поэтому скольжу на автомате ниже, цепляю пальцами шнурок на спортивных штанах.
— Тш-ш-ш, — дергается Макс, — я тут три недели на нервах, еще и без тебя, не накаляй, стесняшечка, а то… — угрожающе кусает меня за шею.
По мне проходит кипящее волна, концентрируясь водоворотом внизу живота. Закручивает, нагревает. И я, повинуясь порыву, делаю то, чего раньше бы никогда не сделала не просто в общественном месте, а в полицейском участке.
Опустив руку, сжимаю каменную твердость Макса.
— Лиз-з-з-з-з, — шипит он пораженно, резко отстраняясь.
Потерявшись в пространстве, уже успеваю подумать, что наверное зря это сделала. Но шаги, раздавшиеся по кабинету и щелчок замка говорит об обратном.
Эмоции подхватывают меня вихрем, когда я снова оказываюсь в его руках.
Плавлюсь, таю.
Макс задирает мою юбку и придвигает меня к краю. Касается пальцами перешейка трусиков, нетерпеливо сдвигает его в сторону.
От прикосновения уверенных пальцев к чувствительной плоти, я вздрагиваю. Желание, как кислота, шипит в воспаленном теле.
Хочу его так сильно, что от нетерпения сводит между ног.
Мне так не хватало его все это время. А сколько еще будет не хватать одному Богу известно. Поэтому наплевав на все смущение, которого сейчас вообще не испытываю, ищу его губы и притягиваю к себе за торс.
— Это будет самый быстрый секс в моей жизни, — хриплый голос таранит мой рот, а спустя секунду мое тело точно также таранит член Максима.
Я вскрикиваю, по телу прокатывается сильнейшая дрожь.
Мы ввинчиваемся друг в друга, целуемся, как сумасшедшие. Каждый толчок внутри ощущается невероятно острым и болезненно приятным.
Откинув назад голову, тихо поскуливаю, когда Макс алчно кусает мою шею, крепко сжимает бедра, вколачиваясь в бешеном ритме.
До мушек в итак моем невидящем сознании, до головокружения и мощных спазмов, сотрясающих меня через каких — то несколько минут.
— Прости, — шепчет, сжав меня в объятиях после того, как заканчивает сам.
Его грудная клетка тяжело вздымается, мышцы от напряжения сокращаются.
Все мое тело сейчас как сплошной горячий шар. Оно хочет еще. Я хочу еще. Хочу. Чтобы Макса выпустили и больше никогда не отпускать его от себя.
Мне так хорошо в его руках, так уютно, что кажется я снова буду реветь, хоть как и обещала не делала этого больше после операции ни разу.
— Если Александр будет выделять нам на встречи его кабинет, я могу приходить каждый день, — ласково поглаживая его отросшие волосы на затылке, восстанавливаю сбившееся дыхание.
— Он конечно, ко мне благосклонен, но не настолько, — усмехается Максим.
После того, как мы убираем за собой следы преступления, он садится в кресло и тянет меня к себе.
— Ты расскажешь мне прогнозы? — умащиваюсь в его руках поудобнее.
Наконец — то я чувствую его, как раньше.
— Ты в курсе всей истории?
— Да
— В общем, как оказалось, чувак, который заказал у меня вывод денег, говорил правду. — от того, как его правая рука нежно гладит мое бедро, а левая ныряет мне в волосы, я замираю. Хочу вот так всегда, безостановочно, — Его реально кинули. Но выяснилось, что кинули не только его. Когда Леонидов начал расследование, потянулась целая вереница мухлежа с оффшорами у его бывшего партнера Ломова. Короче, сейчас они все это расследуют. А я выступаю в роли свидетеля.
— Ну, это же неплохо да? — хмурюсь, пытаясь понять во что это все выльется Максу.
— Неплохо. Плохо то, что Ломов подал на меня в суд.
— О Господи, — вскидываюсь, но Макс силой прижимает меня обратно.
— Спокойно. Скажу тебе по секрету, Леонидов негласно подтягивает меня к расследованию. Я взломал систему этого Ломова. Там такие схемы он проворачивал. Кидал людей на бабки, и оказывался чистеньким. Так что те деньги, что я якобы у него вывел, и не его вовсе.
С ума сойти. На что только люди не пойдут ради денег.
— Но это ведь тебе не на руку.
— Меня в любом случае ждет суд. Но Леонидов на моей стороне. Он сказал, что поможет обыграть всё случившееся в мою пользу. Хотя бы в ситуации с Ломовым.
— А твоему следователю… Леонидову можно доверять, да? — от тревоги за Макса у меня снова начинает сжиматься в груди.
— Да. Он нормальный мужик. Держит меня здесь в изоляторе. В отдельной камере. Почти что курорт. Единственное, напрягает общение с адвокатами Ломова и Ровенского. Они все как будто мозг мне выворачивают своими допросами, но ничего прорвемся. Филипп Николаич говорит, что есть большая вероятность того, что мне влепят общественные работы и штраф. За содействие в расследовании. Так что… жди меня, стесняшечка.
Переместившись, обхватываю его за шею и крепко обнимаю.
— Я согласна хоть вечность. Но хотелось бы побыстрее…
47. Лиза
Начало зимы
— Как же я устала сегодня, этот Коротаев просто изверг, — жалуется Камилла, пока мы поднимаемся домой на лифте.
— Со мной он довольно вежлив.
Всё — таки есть плюсы и в моем незавидном положении. Преподаватели очень ценят, что я несмотря ни на что хожу на пары и делаю все задания устно. А если так выходит, что с чем — то не успеваю справиться, мне это благосклонно спускают с рук.
Я благодарна им за понимание и шаги навстречу. Это очень ценно.
— Завидую тебе, Лизка, — вздыхает Ками.
— Ой, лучше не надо.
— Точно… блин…
Мы смеемся и выходим на нужном этаже. Камилла открывает дверь, мы входим внутрь.
Гипс мне давно сняли и хоть рука иногда тянет, я уже в состоянии одеваться и раздеваться самостоятельно. Сняв сапоги, тоже самое проделываю с курткой, а когда вешаю её на вешалку, вдруг замираю.
Сердце сжимается и совершенно беспричинно ускоряет свой ход. Так обычно бывало, когда в самом начале нашего с Максом знакомства я заходила домой и чувствовала его присутствие.
Воздух казался наполненным им до краёв, кожа искрилась мелкими искорками.
Повинуясь неосознанному порыву, веду рукой в сторону, ощупывая куртки. Зачем? Сама не понимаю. Максим не может быть дома. У него только завтра суд. Наверное, из — за того, что я жду этого дня даже больше, чем дня снятия повязки, у меня начались галлюцинации.
А они действительно начались! Потому что пальцы мои ощущают жесткую кожаную ткань, которой я уверена, раньше здесь не было. Я знаю каждый сантиметр этой квартиры. Знаю, где лежит каждая мелочь, и вот этой куртки здесь еще утром не было.
— Ками, что это? — спрашиваю, ощупывая новую для меня вещь.
По большим рукавам и крупной молнии догадываюсь, что эта вещь мужская.
— Ками?
Оборачиваюсь, выставляя свободную руку вперед. Пусто.
— Камилла? — зову ее, предполагая, что она уже разделась и прошла в зал, но ответа не следует.
Шестое чувство у меня развито отлично и сейчас оно мне подсказывает то, во что я очень боюсь поверить, чтобы потом не разочароваться.
