— Лысый леший, — говорит певец сквозь зубы и наклоняет голову. Светлые волосы падают на глаза. — Писать такое — плевать в спину, а вы меня даже не знаете. Или не ваше имя стоит под статьей?
Мое имя? С какого перепугу?
Выхватываю журнал из его рук, чувствую, как колочусь от переживаний, но стараюсь не рухнуть на скользких ступеньках. Статья о шебутном и дерзком музыканте была на первой полосе, сейчас там блок рекламы, а дальше что-то о загородных домах. Тоже скрытая реклама. После какие-то предновогодние мероприятия, мода, дети, выставки, распродажи…
— Дальше… — подсказывает Ким и тычет пальцем по следующей странице.
И правда мое имя. Под статьей идиотки Влады. Мало того, что выгнали несправедливо, так еще и приплели меня к скандалу. Замечательно! Что еще случится до того, как я сломаюсь?
— Это не мой текст, — говорю жестко и протягиваю ему журнал. — Да и меня уволили до запуска номера. Извините, — обхожу и направляюсь на дорожку, подсвеченную фонарями. Теплая бронза проливается на искристый снег и раскрашивает его пятнами. Хруст под ногами ассоциируется с расколом моей измученной души, что уже кричит и требует успокоения.
— Стойте! — Ким подбегает в два шага и, замирая рядом, легко касается моего плеча. — Правда, не вы? — прищуривается, пряча ярко-голубой холодный взгляд.
Не отвечаю. Просто опускаю голову. Ненавижу оправдываться за то, что не делала.
— Прощайте.
— А как же вальс?
— Найдите другого партнера.
9
Под ребрами жмутся-крутятся камни, и воздух теперь кисло-горький яд. И воспоминания вновь невпопад…
Отчего же мы такими стали?
Разворачиваюсь, чтобы уйти.
— Я вам предлагаю работу, — бросает мужчина мне в спину, как пригоршню колючего снега. Крутить носом, когда осталась без средств для проживания, не в моем стиле. Но сейчас гордость заела:
— Сначала обвиняли, а теперь работу? — замедляюсь. Слышу позади хрустящие шаги, и замечаю, как Ким выравнивается и идет рядом. Не смотрит на меня, гладит синим взглядом горящие окна напротив клуба.
— Я пытался разобраться.
— Скажете еще, что в той статье нет правды?
Он хмыкает и трет перчаткой подбородок.
— А вот не скажу. Пойдете ко мне работать, узнаете обо мне побольше, а пока смысла нет распинаться.
— И что нужно? Полы помыть в вашей гримерке? Или вы придумаете что-то более изощренное?
— Могу и за интим заплатить, если вы об этом, — он говорит быстро и поворачивает в мою сторону голову, а мне хочется плюнуть ему в красивую рожу за такие слова. Слишком он привлекательный, как для меня даже нежный и трогательный. Хотя скулы широкие и шея массивная, не даром тысячи поклонниц сохнут. Но я — не они.
— Вынуждена отказаться от столь щедрого предложения, но я не смогу удовлетворить ваши извращенные вкусы.
— Как интерес-е-есно, — смеется он и притормаживает, чтобы достать из кармана пачку дорогих сигарет. — Вы даже знаете о моих вкусах?
— Да о вас полмира знает. Какой вы бабник и негодяй.
— Правда? — подкуривает, а я не могу отвести глаз от его вытянутых пальцев и крупных губ. Мне он не кажется знакомым, но привлекает. Может, это шанс оборвать нить с Призраком?
Сталкиваюсь с его взглядом, и в прищуре голубых глаз появляется самодовольство.
— Так что? Станцуете со мной вальс? Я заплачу.
— И зачем это вам? — замираю и поворачиваюсь нагло к нему. Он притормаживает и чуть не врезается в меня, а я почти утыкаюсь носом в его грудь. Громадина! Представляю, как он двигается, когда своих шлюх оприходует, и краснею. — Еще скажите, что запали с первого взгляда. Я таким, как вы, не верю.
— А каким верите? — он выпускает дым в сторону и морщится. — Наверное, правильным ботанам и скучным семьянинам?
Знал бы он, в кого верю, не смеялся бы сейчас. А я цепляюсь за нелепую возможность, и губы говорят сорвавшимся голосом:
— Почему я?
— Ваша мама рекомендовала, — быстро отвечает он, словно готовился к этому заранее. Неужто она подумала, что мне подходит испорченный музыкант и решила нас свети? Удружила.
— Мама знает толк в…
Он качает головой, сбивая мои слова.
— Вы беспощадная даже к своим родным?
— Не ваше дело. Меня одно интересует, если хотели со мной вальс танцевать, зачем с обвинений начали?
— Психанул. Когда имя ваше прочитал, решил, что эта издевка не может остаться безнаказанной, — губы складываются в трубочку, делают еще одну затяжку, и легким движением пальцев Ким отправляет бычок в мусорку. — Я хотел на танце отомстить, но увидел вас на улице и сорвался. Извините. Эта шалава наврала все. У медийных лиц всегда все сложно: как доказать, что мы с ней не спали? Видео предоставить? Ересь, короче. Какие дети? Какой отказ? Фу, это мерзко.
— Возможно, в пьяном угаре вы оприходовали девушку, а теперь передо мной распинаетесь! Да и мне плевать на вашу жизнь, ненавижу выскочек и не буду с вами танцевать, — понимаю, что ляпнула лишнего, но слова уже не затолкать назад.
— Будете, — довольно отвечает Ким, перекидывает часть волос на одну сторону и ухмыляется. Дерзко так и уверено.
— С чего вы решили? — немного отступаю, но каблук сапог срывается с бугорка и я теряю равновесие.
Музыкант подхватывает меня, и шепчет на ухо:
— А я по глазам читать умею. Вы уже давно согласились, — прерывается, чтобы вдохнуть. — И не только на танец, — самодовольный козел! — Но просто ломаетесь. Я прав, Ярина? — поправляет мои волосы на висках и медлительно отстраняется. Коварный. Но не тот, кто мне нужен.
10
Я могла бы расплакаться, крикнуть,
убежать, раствориться, уснуть,
но нет сил мне к такому привыкнуть,
ведь уже ничего не вернуть.
— Так, может, сразу к делу перейдем? — с кривой усмешкой говорю я. — Докажете в очередной раз, какой вы правильный, — показываю пальцами кавычки.
— Не-е-е… — он предлагает мне локоть и договаривает: — Сначала вальс, а там посмотрим.
Я думаю. Он и правда так самоуверен или просто делает вид? Решил, что я за деньги с ним танцевать стану? Идиот.
— Ну? — подгоняет меня и лукаво лыбится.
— Нет! — разворачиваюсь и ухожу. Но ноги предательски там прежнем месте поскальзываются, и я падаю навзничь на тропинку. Ким пытается меня поймать и разваливается рядом. Ржет, как конь.
— Да что ты за ходячее бедствие? — хохоча поднимается и нависает. Светлая челка мешает увидеть его глаза, но я и не смотрю на них. Меня губы влекут. Хочется настоящих поцелуев, а не призрачных. Ким наклоняется, дышит тяжело, а меня прошибает током в двести двадцать. Тяжело предавать любимого, больно очень. Упираюсь ладонями в широкую грудь и резко толкаюсь.
— Отпусти… те…
— Конечно, — он ловко встает. Как ему удается с его комплекцией, не представляю, и подает мне ладонь. Я настороженно гляжу в его глаза и ищу хоть маленькое сходство, но это невозможно: у моего Призрака радужки совсем другие. Да и буду ли я рада, если вот такой обормот окажется моим любимым? Да? Нет? Я не знаю.
Хватаюсь за его пальцы, и пока Ким собирает разбросанные на снегу перчатки, я поправляю пуховик и платье. Что я потеряю, если потанцую с ним? Только час времени, которого теперь у меня предостаточно.
— Хорошо, идем танцевать, но, — выставляю указательный палец перед его лицом. — Еще раз предложите деньги, дам в нос. Усекли?
— Какая грозная, — дует губы Ким и растягивает их в сладкую улыбку. — Хватайся, — подает мне локоть, — и ко мне можно на «ты».
— Еще чего! — я подхожу ближе и хватаюсь за его руку.
Мне колотит от предчувствия, кажется, нить, что связывает меня с Призраком, трещит и дергается, вырывая с корнем мое сердце. Но это должно когда-нибудь закончиться. Раньше я не была готова. Первые два года наслаждалась его приходами и все остальное время жила ожиданием декабря, а третий и четвертый оказались сложными и напряженными. Я пылала весь январь, потом сгорала от тоски февраль, март меня выворачивало от гнева и ярости, апрель заполнял душу пустотой и мраком, май становилось немного легче, но к приходу осени все возвращалось и окунало меня с головой в неистовый сжирающий покой пожар. Меня разрывало от вожделения, но сбросить никак не получалось. Попытки завести знакомства не увенчались успехом, меня от всех воротило, а когда Вова еще и полез целоваться, я долго стояла под холодным душем с ощущением грязи на теле. Не могла я предать. И сейчас не могу. Но я перетерплю, пора с этим бредом заканчивать.
