— Вообще-то я знаю, что, скорее всего, ты занят уличными боями и подвигами, которые ты делаешь, но не мог бы ты... возможно... проводить меня домой? — Она приподнимает брови в мольбе и ускоряет свои слова, стараясь поторопиться со своими гарантиями: — Он действительно недалеко, обещаю. Я могла бы позвонить отцу, чтобы он забрал меня, но...
— Да, конечно.
Я начинаю идти к ней, как вдруг что-то на земле привлекает мое внимание, и я прищуриваюсь, чтобы разглядеть, забыла ли она что-то или просто кусок мусора.
— О, — произносит она, заметив это.
— Это свеча со дня рождения, — говорю я тихо.
Хм. Я наклоняюсь, чтобы достать свечку, и когда оглядываюсь назад, замечаю ярко-красные щеки Мэдисон, когда она оборачивается и сморит на знаки на той стороне улицы.
Конечно, я должен был понять раньше, когда увидел помятый подарочный пакет.
— У тебя день рождения?
Она удерживает свое внимание в другом месте, как будто ей стыдно в этом признаться.
— Мой двадцать пятый.
— Что за способ провести день рождения... — бормочу шепотом.
Я догоняю девушку и потягиваю ей свечку. Она берет ее и засовывает в карман пальто, как будто хочет поскорее от нее избавиться.
— Как бы то ни было, с днем рождения.
Мэдисон смеется, словно это самая нелепая вещь, которую я мог сказать, и мы начинаем идти. Я предлагаю помочь понести некоторые ее вещи, но она настаивает, что помощь ей не нужна.
— Итак, твой отец, когда ты придешь домой, позвонит в полицию?
По какой-то причине этот вопрос заставляет ее ухмыльнуться.
— Конечно, он сразу же позвонит.
Я не понимаю, почему она так спокойна из-за этого. Ее жизнь была под угрозой. Этот преступник на свободе, а она не вызывает полицию. Почему она не вызывает полицию?
Мы поворачиваем за угол и продолжаем идти мимо ухоженных газонов и старых викторианских особняков известных в Клифтон Коуве. Недвижимость здесь очень дорогая. Каждый хочет жить в нескольких минутах ходьбы от магазинов и ресторанов, не говоря уже обо всех богатых туристах, которые приезжают, а после решают купить здесь летний домик. Они те, кто больше всего увеличивают спрос.
Если Мэдисон выросла где-то здесь, она, скорее всего, ходила в ту же частную школу, что и я, и это объяснило бы, откуда она знает, кто я.
— Ты выросла в Клифтон Коуве?
Она кивает.
— Родилась и выросла.
— И ты ходила в школу Святого Эндрюса?
Я ловлю момент, ее рот поднимается в едва заметной ухмылке.
— Нет, в старшую школу Клифтона, и прежде чем ты спросишь, я там же ходила в государственную среднюю и начальную школу. — Вопрос, откуда она меня знает, крутится на моем языке, когда она продолжает насмешливым тоном:
— Каждый знает, кто ты — твоя фамилия на половине зданий в городе. Розенберги могли быть королевских кровей.
Как обычно, наследие моей семьи опережает меня.
— Мэдисон! — кто-то кричит впереди нас, привлекая наше внимание. — Где, черт возьми, ты была?
— О, боже, — шепчет она себе под нос.
Я поднимаю взгляд и вижу мужчину на крыльце дома в нескольких ярдах от нас. Он маленький по сравнению с особняками вокруг, скромный, одноэтажный на половину участка. На подъездной дорожке припаркованы бок о бок две полицейские машины, и мне интересно, каким образом Мэдисон предупредила своего отца о происшедшем, что я не заметил.
Она ускоряет темп, и я вынужден следовать. Она смотрит на меня извиняющим, хмурым взглядом, и я не могу понять, что происходит, пока не слышу свое имя с крыльца. Я смотрю на крупного мужчину в джинсах и белой футболке, его седые короткие волосы подстрижены в стиле милитари. Его лицо сильно искажено в гневном оскале, и он смотрит прямо на меня. Ко мне приходит понимание.
— Бен Розенберг, какого черта ты делаешь с моей дочерью?
Вопрос задает человек, которого я знаю как Дерика Харт — начальника полиции Клифтон Коув и, скорее всего, отца Мэдисон.
— У тебя фамилия Харт? — спрашиваю я ее.
Она игнорирует меня и смотрит на своего отца.
— Бен просто проследил за тем, что я хорошо добралась домой.
Он в неверии ворчит.
— Вот почему ты на целых два часа позже, чем мы тебя ждали?
Я открываю рот, злясь на то, как он с ней разговаривает, но Мэдисон встречается со мной взглядом и начинает еле заметно качать головой. Я знаю, что усугублю ситуацию, если заговорю.
— Это долгая история, и Бену пора домой.
Ее отец не купился на это. Его глаза устремлены на меня, пока он спускается по лестнице и идет к нам по тропинке. С ним у меня было несколько стычек за все эти годы. Еще в старших классах мы с друзьями были высокомерными придурками. Мы врывались в общественные бассейны и гонялись на машинах по пустынным дорогам — типичное детское дерьмо. С тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, мое досье кристально чистое. Он не должен смотреть на меня так, будто хочет стереть меня в пыль.
Он обвинительно тыкает в меня пальцем.
— Я не хочу, чтобы ты был рядом с моей дочерью. Ты меня понял?
Мэдисон встает между нами и поднимает руку.
— Папа, серьезно. Остановись.
Я хочу рассмеяться. Ситуация не может быть еще более неправильной. Только что я спас его драгоценную дочь от того, что ее держали под дулом пистолета, и я плохой парень? Те же предрассудки, что были у Мака и его друзей в баре, такие же и у начальника Харта. Он думает, что я избалованный богатый парень, у которого нет дерьма важнее в это время, чем возиться с ним и его дочерью.
— Я слышал о ситуации, в которую ты попал раньше, — говорит он, пристально разглядывая мой фонарь под глазом и разбитую губу. — Почему ты оказался в той части города? Искал неприятностей?
Мэдисон подошла к нему и прикоснулась рукой к его груди. Я встаю рядом с ней, словно беспокоюсь, что он обратит свой гнев на свою дочь, но мне не стоило волноваться. В ту секунду, когда Харт посмотрел вниз, огонь в его глазах утих. Его густые, седые брови поднялись вверх, и он с осуждением посмотрел на нее.
— Мэдди, мы ждем тебя с ужина. Колтен помог мне с банановым пудингом. Ты уже поела?
Она кивает головой и толкает его обратно к дому.
— Да, но пудинг звучит прекрасно. Давай, пошли внутрь.
Он позволяет ей отвести его. Возможно, Мэдисон обвела своего отца вокруг пальца, или он чувствует себя неважно, потому, что это ее день рождения. В любом случае, она спасла мою задницу от еще одной стычки.
Кроме небольшого взгляда через плечо, никто из них не обратил внимания на меня, когда они шли внутрь. Я определенно не приглашен на пудинг, хотя смог бы выпить чая, чашку или две. Я стою и наблюдаю, как они уходят, убежденный, что это последний раз, когда я говорю с Мэдисон Харт. Чувство боли растет в моей груди, и я бью рукой по сердцу, чтобы ее унять.
Входная дверь захлопывается, и они исчезают. Я поднимаю глаза на небо и выплескиваю смех, который сдерживал весь вечер, как плевок вселенной за то, что протащила меня через новую версию ада.
Качая головой, я поворачиваюсь и собираюсь идти в сторону дома, когда входная дверь снова захлопывается, и Мэдисон бежит по передней дорожке ко мне.
— Подожди! — Она продолжает бежать, пока ее отец кричит на нее с порога. Она говорит ему успокоиться. — Я всего лишь на секунду!
Затем поворачивается, и вот она, стоит передо мной, наклонив голову назад, чтобы лучше видеть меня. Ветер поднимает пряди ее волос вокруг лица, и здесь, с освещением, исходящим от ее дома, я могу сказать, что ее глаза больше зеленые, чем карие. И, как я и думал, у нее соблазнительная улыбка, а ее губы настолько чарующие, что заставляют меня забыть о том, что на пороге стоит ее отец и смотрит на нас, скорее всего, заряжая свой дробовик.
Что-то холодное бьет меня в грудь, я смотрю вниз и вижу пакет со льдом.
Должно быть, я выгляжу растерянным, потому что Мэдисон улыбается и говорит:
— Для твоего глаза.
Глава 4
