— Почему?
— Потому что здесь ничего для меня нет.
Острая боль вспыхивает в моей груди.
— И ты никогда не вернешься?
Он качает головой и снова бросает взгляд на мои губы.
— Неа, у меня есть бизнес за которым нужно присматривать.
Я чувствую стук своего сердца каждой клеточкой своей кожи, когда смотрю на его губы. Это будет так неправильно, для меня, поцеловать его. Но это все, чего я хочу. Если это последний раз когда я вижу его, нет никакого вреда в простом поцелуе. Правильно?
— Когда ты вышел из тюрьмы?
— Сегодня утром.
Он вышел сегодня утром. Это значит, что он не целовал девушку последние девятнадцать месяцев. Не удивительно, что он продолжает пристально смотреть на мои губы.
Внезапно, я оказываюсь у него на коленях, мои руки хватают его лицо, и мой рот опускается на его губы. Мы оба тяжело дышим. Я могу слышать воздух свистящий между нашими губами.
— Стоп, — настаивает он, в то время как его руки скользят по моим бедрам. — Мы не можем этого сделать.
— Почему нет? Я не девственница.
Это ложь, но когда у меня еще будет такая возможность? После сегодняшнего я никогда не увижу его снова.
Он хватает мое лицо и отводит мою голову назад, чтобы видеть мои глаза.
— Тебе пятнадцать и ты не девственница? — Ужасается он. — Кто это был? Кто, черт возьми, сделал это? Скажи мне и я, блядь, убью его.
Я не могу не улыбнуться его реакции. Я обдумываю, какое же имя назвать. Но вижу свирепый блеск в его глазах, вероятно, он выследит этого вымышленного парня и вырвет ему глаза.
— Ну хорошо. Я все еще девственница. — Он легко поднимает меня со своих коленей и сажает на диван рядом. — Но я больше не хочу ей оставаться.
Он качает головой и встает с дивана.
— Я не могу оставаться здесь.
— Почему?
— Потому что тебе пятнадцать и я не хочу, чтобы твой отец убил меня. Как я и сказал, у меня есть дерьмо, о котором нужно позаботиться. И мне нужно быть живым, чтобы сделать это.
Он направляется к двери, и я следую за ним.
— Но я думала, ты должен увидеть моего отца.
Он смотрит мне в глаза.
— Просто скажи ему, что я приходил и вскоре свяжусь с ним. Но скажи только ему. Не говори кому-то еще. Поняла?
Я киваю, сжимая губы вместе, чтобы удержать слезы, которые вызвал его отказ. Он отпускает ручку двери и поворачивается ко мне. Он берет мое лицо своими сильными руками и заставляет меня взглянуть на него.
— Просто не отдавайся какому-нибудь мудаку. Ты слишком прекрасна для этого. Обещай, что подождешь.
Я снова киваю, первая слеза скользит вниз по моей щеке, он наклоняется и целует меня. Это не тот голодный поцелуй, который мы разделили несколько минут назад. Это медленный, нежный поцелуй, который навсегда впечатается мне в память. Он отстраняется и мягко целует мой лоб.
— Подделка доказательства в ходе федерального расследования, — шепчет он, криво улыбаясь, что делает ямочку на его подбородке боле выраженной.
Затем он целует мою щеку и навсегда уходит из моей жизни.
— Марко?
В его глазах появляется вспышка признания, но тут же сразу исчезает.
— Это не мое имя. — Его губы вытягиваются в жесткую линию когда он ужесточает хватку на моих руках. — Что ты знаешь о Фрэнке?
Мы так близко, моя грудь вжата в его. Я должна ударить его коленом между ног, но мне некуда бежать. Я теряю свою решительность. Мне никогда не следовало провожать Литу до поезда.
Кого я обманываю?
Если бы они не нашли меня на 42-й Улице, они нашли бы меня в моей квартире. Нокс работает на моего отца. И если Нокс это действительно Марко — я думаю, я бы узнала эти голубые глаза где угодно — значит он работает на моего отца с того времени, как был отправлен в тюрьму за фальсификацию доказательств. Десять лет в этом бизнесе многое может сделать с человеком.
— Скажи мне кто ты — кто ты на самом деле — и я скажу тебе о Фрэнке.
Он ослабляет хватку и качает головой.
— Ты думаешь, что это игра? Я уже сказал тебе, ты не в том положении, чтобы вести переговоры. — Он улыбается и наклоняет голову. — И ты знаешь это.
Тепло его дыхания на моем носу заставляет мое сердце учащенно биться. Я не могу убедить его или обвести вокруг пальца. Но, возможно…возможно, я смогу опередить его.
— Окей. Я пойду завтра на работу и сделаю то, что ты хочешь, чтобы я сделала. Могу я идти?
— Нет. — Он окончательно отпускает мои руки. — Ты сядешь и расскажешь мне все, что знаешь о Фрэнке Майнелла. После этого ты можешь делать все, что я хочу, чтобы ты сделала.
Он указывает на стопку из трех шин, чтобы я присела. Я вздыхаю, обманутая, приподнимаю свою юбку, чтобы грязь или смазка не оказалось на ней и сажусь. Твердая резина холодит заднюю часть моих обнаженных ног.
— Расскажи мне все. — Он смотрит на меня раздраженный тем, что я все еще выдвигаю требования.
— Пожалуйста, — умоляю я тихо. — Мой отец в беде?
Его точеные черты лица смягчаются.
— Да. У твоего отца куча неприятностей. Завтра во второй половине дня он будет привлечен к суду за убийство Фрэнка Майнеллы.
Я закрываю лицо руками и держусь, чтобы не заплакать. Это то, чего я хотела, не так ли?
— Мне необходимо знать все, что ты знаешь о смерти Фрэнка Майнеллы, и неделях, которые привели к этому. Ты можешь это сделать?
Сейчас его голос мягче, как будто «сердитый Нокс Саваж» это была просто роль, которую он играл. Я делаю глубокий вдох и поднимаю глаза наверх. Его глаза молят меня пойти ему навстречу. Он не хочет держать меня здесь дольше, чем это будет необходимо.
— Я видела как он сделал это. — Я нервно вздыхаю. — Мой отец убил его в нашей гостиной десять лет назад.
Он встает передом мной на колени и смотрит мне в глаза.
— Ребекка, ты должна рассказать мне обо всем, что видела.
Этот взгляд. Эти глаза. То, как он кладет свои руки мне на колени. Это все что нужно мне, чтобы рассказать ему все. Мой отец хочет этого, не так ли?
Его руки скользят по моим коленям, и я практически задыхаюсь от того, насколько возбуждающими оказываются эти ощущения. Не такими неуклюжими, какими часто бывают прикосновения Августа.
Он встает и предлагает мне руку, чтобы подняться.
— Я отвезу тебя домой.
— Это все? — спрашиваю я, принимая его руку.
Он поднимает меня и мое тело так же истощено, как и мой ум. Должно быть уже около полуночи. Внезапно я понимаю, что не готова уезжать.
— Нет, это не все. Завтра начинается трудная часть.
Головорезы Нокса выглядят недоумевающими, когда он говорит им, что сам отвезет меня домой. Но они лучше знают, что спорить с ним не стоит. Мы молча идем через другой коридор, чтобы затем выйти из гаража через заднюю дверь. В переулке темно, лунный свет искрится на серебристом спортивном автомобиле.
