– Какая разница…
– Я провожу тебя? – спрашивает он на последней ступени лестницы, уводящей от моря.
– Как хочешь.
Она аккуратно отрясает с ног песок, который кажется снегом, присыпавшем спелые ягоды педикюра, и ступает на асфальт, не переодев босоножек. Его сланцы шлепают чуть позади. Возле виллы за высоким забором он берет сумку за обе ручки, словно ее саму за руки.
– Ты придешь завтра утром пить кофе?
– Утром придет маникюрша, потом массажист.
– А потом?
– Потом у меня этюды, я буду занята.
– Ты художница? Супер! А в каком стиле ты пишешь?
– По настроению.
– А мне нравятся французские импрессионисты. Впечатление – это ведь единственное, что остается, верно?
– Они всем нравятся. Просто поголовно – любимый художник Моне, ну, или Мане, писатель Достоевский, и композитор Бетховен.
– А ты в России на Рублевке, наверно, живешь? – он отводит глаза с отраженным в них серым забором.
– Нет, не на Рублевке. Спасибо, что проводил, – она забирает сумку и уходит, не обернувшись, туда, где дверь с кодовым замком преграждает путь остывшему асфальту.
В сумраке пурпур педикюра превращается в капли запекшейся крови, разлетающиеся от ее шагов по дорожке из розового туфа.
Да! Пинк! Глупый, женственный розовый, столь привлекательный для мужчин в трусах «Армани»… – окончательно решает она вопрос о цвете завтрашнего педикюра.
«Успел!» – мелькнула в нем удовлетворённая мысль. Он кончил в руку чмокнул даму и, зажав член рукой, пошёл в душ. Не успел он всего два раза в жизни. Первый раз с женой и родился сын, второй раз с любовницей, и они расстались. И то и другое было прилично тому. Самообладание его больше не подводило, но каждый раз, успевая вынуть за доли секунд до эякуляции, он чувствовал дополнительное удовлетворение. Неплохо для пятидесяти пяти. Он в хорошей форме. Два раза в неделю бассейн, раз в полгода проверка всего организма в обязательном порядке, регулярная половая жизнь. С любовницами только не везёт последнее время. Меркантильные какие-то попадаются. Даст пару раз и начинается – туфелек нет, сумки нет, платье надо, машина сломалась… Раньше бабы не опускались до такой мелочности. Или он был бедней и проще? А сейчас оценивают сразу его машину, телефон, часы, – прикидывают, что почём. И не то, чтобы он против купить что-то женщине, но когда это цель…
Он поднял крышку унитаза и вспомнил, что в багажнике еще остались коробки с товаром. По своим областным магазинам он сам развозит товар, все равно ведь ездит, а без присмотра нельзя. Директора у него все грамотные, тёртые, сам подбирал, с пристрастием. Есть даже дама доктор наук, бывшая депутат местного совета, со всеми сильными «наты» в своём районе. В своё время большой бизнес на себе перла. Сломалась. Больной ребёнок и муж-тряпка, еще и запил. Добили. Да и не женское это дело – серьёзный бизнес. Ну, не попрёшь против природы, чего бы там феминистки не верещали…
Он стряс последнюю каплю с члена и шагнул в кабинку душа. Вода нагревалась медленно, и он успел подумать о сыне, который должен завтра вернуться из экспедиции. Не замёрз он там? Сын организует охоту для состоятельных людей. Подолгу бывает в горах-лесах, и зимой и летом. Но он молодец! Нашел «своё», сам, и тащит. Мужик!
Он вытерся белым гостиничным полотенцем, рукой расправил и надел сплющенные одноразовые тапки, глянул в зеркало: хорош еще! Как же, хорош, хлопнул он себе по лбу, мирамистин-то забыл! Расслабился. Приятная женщина, вот и забыл. Он снова встал над унитазом, и стал щедро поливать мирамистином головку члена, сдвигая крайнюю плоть.
Женщина лежала на кровати и ждала, пока освободится душ. Секс с этим мужчиной, ей, в общем, нравился. Для пятидесяти пяти – прекрасная потенция. Но голову точила мысль о зря потерянном времени. Пока перекусили, пока приехали, пока здесь – полдня прошло. Она бы за это время кучу всего могла сделать, а эти пару оргазмов сама бы себе организовала, не выходя из дома. Можно было бы встретиться с подругой, они давно не виделись. Нет, лучше было бы сходить в магазин – сегодня последний день распродажи. Она могла бы поработать, в конце концов! И не в конце концов, а в конце месяца сдавать проект, а уже четырнадцатое! А она… как какая-то дешёвая шлюха трахается с очередным претендентом в любовники в безвкусном номере а-ля Людовик Четырнадцатый эпохи перестройки. Но… с другой стороны, и секс тоже нужен… Нельзя же все время мастурбировать…
«Трахаться хочу до изнеможения!» – шепнул ей этот претендент перед дверью номера. И этому невдомёк, что ей нужен любовник, а не трахарь! Любовник от слова любовь, а любовь – это забота, понимание, участие, прежде всего, а не звонок в удобное время – ну что, красота, пошли ипаца!
Он завернул полотенце на бёдрах и вышел из душа, довольно улыбнулся, глядя, как она расслабленно лежит на постели.
– Жива? – спросил он.
– Да…я сейчас, – она улыбнулась в ответ, красиво поднялась, и направилась в душ.
Он нашарил пульт и включил телевизор. В номере а-ля Людовик Четырнадцатый раздались выстрелы.
– О, нет! Только не это! – выглянула она из душа. – Выключи!
– Как скажешь, дорогая, – сказал он, и убрал звук, продолжив читать ползущие титры о жертвах на Донбассе.
Опуская унитазный круг, она вспомнила американского джазового пианиста. На концерт пошла одна, наградив себя за одиночество местом в партере, но музыки не слышала. Джазовые ритмы были лишь фоном для длинных подвижных пальцев, танцующих кудрей и влюбленных глаз пианиста. Он опускал крышку пианино всякий раз, когда заканчивался его номер, возвращался на сцену под аплодисменты, открывал крышку как в первый раз и нежно трогал пальцами клавиши… Интересно, он тоже трахает баб в отелях, между актами включая какой-нибудь CNN? Нет… только не он… Она плавилась возбуждением, представляя, как задержится после концерта, как подойдёт к нему и просто признается на своем железобетонном советском английском, что очень возбуждена… Дальше фантазия не шла, наверно потому, что фантазия не умеет настолько отрываться от жизни…
Пальцами в прохладном мирамистине она словно перебирала клавиши, параллельно думая о том, что с презервативом все же меньше проблем. Но этот претендент «резину» не признавал.
В белом гостиничном полотенце она вернулась к мужчине, лежащему на кровати. Он, в очках на напряжённом лице читал телевизор.
– Я же сказала выключить! – разозлилась она.
– Но там же… – начал он, но осёкся, дёрнул вытянутой рукой с пультом, как выстрелил. – Ну, что, красота, на посошок? – он обнял ее за бёдра и притянул к себе.
Она улыбнулась и незаметно вздохнула…
