― Бастен? ― говорю я хриплым голосом. ― Трахни меня на этом алтаре.
Мягкость в его глазах исчезает, и губы растягиваются в дикой улыбке. Мне не нужно повторять дважды. Он обхватывает меня за шею и, наклонив меня назад над алтарем, набрасывается на мои губы.
― Дорогая, ты даже не представляешь, как я хотел это услышать.
Его нежность уступает место животному ― тому, кто знает, как заставить меня стонать. Он устремляется к моей шее, кусая и целуя, как волк, присваивающий свою подругу. Волна желания захватывает меня, заставляя увлажниться мою набухшую киску, пока я не чувствую, что алтарная ткань подо мной мокрая. В порыве я сбрасываю набор серебряных ложек, упиваясь святотатством.
Боги, это нечестиво. Трахаться на алтаре богов.
― Скажи мне, что ты уверена в том, что сказала, ― приказывает он, грубо сжимая мою грудь и терзая набухший сосок большим пальцем.
― Что я люблю тебя? ― говорю я, задыхаясь.
― Я хочу услышать это снова.
― Я люблю тебя.
Он берет сосок в рот, проводит по нему языком и сосет до тех пор, пока мне не начинает казаться, что я вот-вот рассыплюсь. Затем он вытирает рот и смотрит на мои губы.
― Это слишком большое удовольствие, которого не достоин такой ублюдок, как я, но я заслужу твою любовь. Я обещаю тебе это, принцесса.
Он придвигается для очередного поцелуя, но я прижимаю руку к его груди, внезапно охваченная страхом.
― Это что-то меняет? То, что я волканка? Принцесса?
Он фыркает.
― Мне все равно, кто ты. Крестьянка или принцесса. Поцелованная богами или простая смертная. Неужели ты еще не поняла, маленькая фиалка? Есть мужчины, которые хотят тебя за твою силу, но я хочу только тебя.
На палатку падают первые капли дождя, бумажные фонарики дрожат, тени пляшут вокруг них, как капризные боги. Молния пронзает небо, освещая наши лица.
Я задыхаюсь от грома и вспышек, рассекающих небо.
― Это прекрасно.
― Да. ― Но Бастен смотрит не на грозу, а на меня. Трепет восторга раздувает меня, как мехи, пока мои нервы не вспыхивают.
― Райан разогрел тебя, ― злобно говорит он, просовывая левую руку между моих ног, ― но кончишь ты со мной.
Я задыхаюсь от грубого прикосновения его большого пальца к моей влажной киске.
― Черт, маленькая фиалка, ты мокрая, как утренняя роса.
Мои глаза закрываются, когда его рука скользит вверх и вниз, дразня меня легкими движениями.
Я шепчу:
― А что, если нас поймают?
Его голос звучит как наждачная бумага:
― Мне нет ни малейшего дела ни до чего под голубым небом бессмертного Вэйла, кроме поклонения твоему совершенному телу прямо сейчас.
Он берет засахаренный фиолетовый лепесток с тарелки с пирожными и протягивает его мне, выжидая, пока я послушно зажму его между зубами. Лепесток растворяется на моем языке, его тонкая цветочная эссенция смешивается со сладким хрустом кристаллизованного сахара. Он напряженно следит за тем, как я глотаю, а затем медленно слизываю с губ кристаллики сахара.
― Мм…
С его губ срывается восхищенный вздох.
― Блядь.
Он раздвигает мои ноги еще шире, его рука продолжает дразнить мою мокрую киску. Когда его большой палец прижимается к моему клитору, он берет массивное павлинье перо другой рукой ― глаза не отрываются от моих ― и приказывает:
― Ложись. Будь хорошей девочкой. Я заставлю тебя стонать.
Кажется, что шатер вращается, пока он сбрасывает на землю все новые и новые подношения, толкая меня дальше, пока я не оказываюсь между ледяной скульптурой слева от меня и мерцающим канделябром справа. Капля воска падает мне на живот, и я сжимаюсь, но она не обжигает так, как я думала. Это только возбуждает меня.
Без предупреждения Бастен взбирается на край алтаря у моих ног. Рулон драгоценного шелка падает на землю вместе с инкрустированной копией «Книги бессмертных».
Медленно он ползет ко мне, продолжая сбрасывать священные подношения, пока его бедра не оказываются рядом с моими. Глядя на меня сверху вниз, он проводит павлиньим пером по моим соскам.
Я вздрагиваю и выгибаюсь от мучительно мягкой щекотки. Он проводит пером по животу к моей трепещущей киске, дразня тугой, горячий бутон.
― Клянусь богами, Бастен! ― Моя нога дёргается, сбивая на пол ещё больше монет.
Еще одна капля горячего воска падает мне на бедро, так изысканно контрастируя с ледяной водой, скопившейся у основания шеи, что я уже не могу представить, как мое тело выдержит еще хоть одно прикосновение, не разбившись вдребезги.
― Я больше не могу!
― Можешь, маленькая фиалка. Ты примешь все, что я сделаю с тобой. Ты можешь быть принцессой, а я ― грязным язычником, но, когда мы трахаемся, я ― твой бог.
Бастен берет кувшин с медовыми сливками и медленно льет жидкость на мою набухшую киску.
― Поздно ночью, ― мурлычет он, ― ты будешь вспоминать это. Ты закроешь глаза и будешь трогать себя во всех местах, как это делаю я, желая, чтобы это стало реальностью, с нетерпением ожидая следующего раза.
Я всхлипываю еще до того, как он опускается на четвереньки и приникает ртом к моей киске. Длинными движениями языка он слизывает сливки между моих ног. Мощный прилив сексуальной пульсации охватывает мою нижнюю половину. Восхитительная дрожь наполняет меня желанием продлить удовольствие, и я сжимаю пальцами край алтаря.
Он вылизывает каждый дюйм моей киски, долго и настойчиво, словно хочет стереть любое воспоминание о другом мужчине. Мои бедра дрожат, пытаются сомкнуться, но он снова раздвигает их и продолжает лакомиться. Его пальцы сжимают мою задницу, как спелый фрукт, а большой палец вдавливается в мою горящую киску.
Я цепляюсь за край в поисках святого милосердия, но тающая ледяная скульптура продолжает стекать на меня ледяной водой, от которой я корчусь.
Он втягивает в рот мой клитор, посасывая и лаская языком, словно наслаждается сладкими пирожными, и я чувствую, как нарастает крещендо.
― Я уже близко…
Он поднимает на меня свой дьявольский взгляд и говорит:
― Еще нет, маленькая фиалка. Кончи раньше времени, и ты заработаешь себе наказание. — Он смачивает палец моей собственной влагой, а затем держит его над пламенем свечи, вдавливая в горячий воск. ― Будь хорошей девочкой, и я позабочусь о тебе. Если нет… — Он наклоняет свечу, чтобы капнуть воск на основание моего живота, и я вскрикиваю, откинув голову назад, но затем боль превращается в наслаждение. Мои извивающиеся бедра опрокидывают бутылку портвейна, которая открывается и заливает алтарную скатерть алой жидкостью.
― Такая нетерпеливая, порочная девчонка? Хочешь, чтобы я трахнул тебя здесь, как язычницу?
― Да.
Он опускается на колени, расстегивая кожаный нагрудник. Я нетерпеливо тяну за ремешки вокруг его талии, желая, чтобы он освободился от остальных доспехов.
Мучительно медленными движениями он расстегивает штаны, глядя мне между ног.
― Черт, маленькая фиалка. Я хочу молиться тебе. Я хочу поклоняться тебе. Я хочу петь песни в твою честь, пока не пройдет тысяча лет, и люди не начнут рассказывать легенды об этой ночи. ― Наконец он освобождает свой член ― твердый, пульсирующий, как рукоять меча, ― и располагается у моего входа. ― Как ты хочешь?
― Жестко, Бастен. Жестко и немедленно.
Он входит в меня одним сильным толчком, от которого мои бедра поднимаются ему навстречу. На секунду мы остаемся в таком положении, залитые светом свечей и обжигающим холодом ледяной воды. Наконец, воздух проникает в мои легкие, как будто это то, что я искала целую вечность. Мое тело вознаграждает меня приливом тепла, от которого подрагивают пальцы ног.
Пот стекает со лба Бастена, когда он выходит, а затем снова врывается в меня твердыми, уверенными толчками.
― Вот так. Такая непослушная маленькая богиня, не так ли?
Его толчки ― чистый рай, они направляют потоки наслаждения прямо в мои глубины. Моя рука пробирается к одному соску, пощипывая уже ноющую вершинку.
