Его лицо находится в дюймах от моего, его темные глаза устремлены на меня.
— Не смей сравнивать меня с ними.
Я отталкиваю его, разрушая наш зрительный контакт. Он не может быть свидетелем моих надвигающихся слез.
— Почему? Ты ничем не отличаешься. — Я отступаю еще на шаг и смотрю в потолок, моргая и беззвучно крича на свои эмоции, чтобы они перестали быть такими жалкими.
— Мы с тобой оба знаем, что я совсем не такой. Я никогда не трогал никого, кроме тебя, когда мы были вместе.
Я опускаю подбородок, после того как успокоила слезы и нагнетаю гнев, уловив прошедшее время в его словах.
— О, а как насчет сейчас, когда мы не вместе?
— Я все еще ни к кому не прикасался. И не хочу никого трогать. — Он поднимает руки. — Теперь, когда мы это прояснили, выпей воды и проспись от этого дерьма. Поговорим утром.
— Ладно, — огрызаюсь я, продолжая топать в гостиную. Я снимаю туфли, хватаю подушки на диване и швыряю их через всю комнату. Затем я начинаю хватать подушки и швырять их.
— Что ты делаешь?
— Сплю, как ты и просил. — Я бросаю последнюю подушку. — Я ни за что не буду спать в кровати, в которой ты мог ее трахнуть. — Мой пьяный разум не верит ему. Мой замечательный, пессимистичный друг — ака текила — кричит, что он лжец. — Я не хочу здесь спать, но, похоже, это единственный выбор, учитывая, что ты угрожал физической расправой моему новому соседу.
Он молчит, стоя в углу, а я опускаюсь на диван.
Я втягиваю воздух. Мой опьяняющий гнев сменился опьяняющей печалью.
— Почему ты заставил меня сделать это?
— Что сделать? — спрашивает он придушенным голосом.
— Заставил меня влюбиться в тебя. — Я фыркаю, безуспешная попытка подавить слезы.
— Я должен спросить тебя о том же. — Он тяжело вздыхает. — Нет ни одной чертовой причины, чтобы мы не были вместе.
Я поднимаю голову, и моя спина напрягается, когда я сажусь на голый диван.
— Потеря Девина была не так болезненна, как потеря тебя. Я отдала тебе слишком много своего сердца. — Слезы набухают в моих глазах, и я вытираю их тыльной стороной руки. — Я бы приняла твою дочь, приняла бы ее в свое сердце, потому что она — часть тебя, и я люблю каждую часть тебя. Ты не дал мне этого шанса, и теперь у нас никогда больше не будет такого шанса.
— Сьерра, — мягко говорит он.
Я вытягиваюсь на диване на бок, поворачиваясь к нему спиной.
— Забудь об этом. Я с этим покончила, и мне нужно поспать.
Я слышу только его резкий вздох, и в комнате становится жалкая тишина.
Проходят минуты.
Никаких слов.
Неужели он ушел?
Я перестраиваюсь, по-прежнему лежа лицом к задней части дивана, но позволяю себе заглянуть за спинку.
Мое горло сжимается, когда я вижу Малики, сидящего на полу у моих ног, его локоть опирается на колено, и он массирует лоб.
Воздух становится тяжелым, пока мы молчим — молчание, которое слишком громкое. Наконец, я зеваю, мои глаза тяжелеют, когда я закрываю их.
Я не знаю, сколько времени проходит, прежде чем он поднимает меня на руки и кладет в свою кровать.
Я слишком измучена, чтобы сопротивляться.
***
Когда я просыпаюсь, в горле сухо и чешется.
Голова раскалывается, называя меня идиотом.
Я потираю лоб и оглядываю его спальню.
Неумолимый придурок.
Его нигде не видно, но я слышу стук на кухне. Я сползаю с кровати, чищу зубы зубной щеткой, которую Малики не дал Рексу, и протираю мочалкой сонные глаза, украшенные старой тушью.
Я заглядываю в его шкаф, беру одну из его футболок и нахожу пару своих трусиков в ящике, которым пользовалась. Да, я выхожу полуголая, но неважно. Ничего такого, чего бы он не видел.
Малики поднимает голову, его внимание переключается с шипящей сковороды на меня, когда я захожу на кухню.
Сколько дерьма я наговорила прошлой ночью?
Я не осознаю, что эти слова действительно покинули мой рот, пока Малики не отвечает мне.
— О, ты определенно выразила себя, Малолетка. — Он подцепляет вилкой полоски бекона со сковороды и кладет их на тарелку, прикрыв ее салфеткой. Он берет другую сковороду и разбивает в нее два яйца.
— О, теперь мы снова Джейлбэйт, да?
Он поворачивается, чтобы взять бутылку с водой из холодильника, предлагает мне сесть и протягивает бутылку мне, когда я сажусь.
— Выпей это.
— Хорошо, доктор Похмелье. Ты знаешь, сколько раз я напивалась? Намного пьянее, чем я была прошлой ночью? — Жизнь в женском обществе вредит твоей печени.
— Не буду спорить, но в следующий раз постарайся, чтобы ты напивалась только рядом со мной.
— Я думала, пьяные люди тебя раздражают?
Он зачерпывает яйцо на тарелку, кладет на него несколько полосок бекона и протягивает мне.
— Так и есть. Ты для меня не просто человек, так что я не возражаю.
Я опускаюсь на табурет и начинаю есть.
— Я скучаю по тебе.
И, как и комментарий про говно, это тоже не должно было прозвучать.
Он не ест. Он просто смотрит на меня, опираясь локтями на остров, хотя сам приготовил себе тарелку.
— Тогда исправь это. Собирай свои вещи и переезжай обратно.
— Тебе нужно время.
— Ты мне нужна.
— У тебя произошли серьезные перемены в жизни, — мой следующий аргумент.
— Это все равно не меняет того факта, что ты мне нужна. Если уж на то пошло, то именно сейчас ты мне нужна больше всего — когда я переживаю это дерьмо.
— Я бы хотела, чтобы я была тебе нужна, когда все началось, — пробормотала я. — Или хотя бы сказал мне.
— Если бы я мог вернуть все назад, я бы это сделал.
— Но ты не можешь.
Его лицо опускается.
— Скажи мне вот что: ты доверяешь мне?
Я сглатываю.
— Ты доверяешь мне, Сьерра?
Я качаю головой.
— Я больше никому не доверяю. — Ни моей семье, ни моим бывшим, ни даже женщине в Sephora, когда я зашла туда на прошлой неделе.
Моя новая жизненная философия — «Не доверяй никому». Может, мне стоит сделать татуировку.
Его губы изгибаются вниз.
— Никогда не сомневайся в своем доверии ко мне.
Я поднимаю вилку, но через несколько секунд роняю ее.
— Я никогда не сомневалась в тебе раньше, но ты не можешь честно стоять здесь и защищать то, что ты сделал, говорить, что это не повредило нашему доверию.
Он кивает.
— Ты права, но я никогда не поставлю под угрозу наши с тобой отношения ради нее или любой другой женщины. Я обещаю.
— Может быть, ты хочешь получить свой торт и съесть его тоже?
— Неверно. Если бы я не любил тебя, если бы хотел другую женщину, я бы не стал решать эти проблемы, умолять тебя не бросать меня.
— Я знаю, — шепчу я. Я откусываю большой кусок, желая, чтобы этот разговор закончился. Моя голова должна быть ясной, когда мы сядем и по-взрослому поговорим о наших отношениях.
— Как тебе проживание у Рекса?
— Не так отвратительно, как я думала. Он на самом деле довольно чистый.
— А другой парень? Сосед по комнате?
Я продолжаю сосредоточивать свое внимание на яйцах.
— Что насчет него?
— Не играй со мной в жеманство.
Я поднимаю на него взгляд.
— Что, если я трахалась с ним?
Он вздрагивает.
— Прости?
— Что, если я трахалась с ним?
Его лицо ожесточается.
— Не шути со мной, Сьерра. — Его вилка стучит о тарелку, когда он роняет ее и обходит остров, хватая мой табурет и поворачивая его так, чтобы я оказалась лицом к нему. — Если ты хочешь мальчика, который играет в пивной понг со своими друзьями и не знает, как угодить кому-то, кроме себя, то вперед, но мы знаем, что это не то, чего ты хочешь. Правда? — Он кладет руки на мои бедра.
Мой желудок выворачивается наизнанку, пока я пытаюсь сохранить самообладание.
— Я ничего не говорила о свиданиях с ним. Я перестала путать секс с любовью.
Он отпускает резкий смешок.
— Тогда почему ты здесь, а? Почему прошлой ночью ты была в моей постели, а не в его двухъярусной кровати с простынями Человека-паука?
