— Очень красивая, — пролепетала она, облизав губы. Взгляд снова невольно притянула тоненькая балерина из прозрачного стекла в белой пачке. Она стояла в позиции «арабеск», балансируя на одной вытянутой в струну ножке и отведя вторую стройную ножку назад. Ее стан туго облегал открытый корсет, изящные руки в воздушных рукавах «фонарик» тянулись одна вверх, другая — к летящей ноге. Прелестная белая головка с курчавым хвостиком чуть повыше затылка была доверчиво откинута.
— Она напомнила мне тебя в тот день…
Кристина судорожно вздохнула и закрыла коробочку.
— Очень красивая… Спасибо… А как там твой бизнес? — поспешно сменила тему она.
— Процветает, но про это довольно скучно вести беседы. Лучше расскажи, как там твоя учеба?
— Ну, тяжеловато, если честно… У меня все как в том анекдоте: «Как вам нравится Австрия? Австрия очень нравится, но только слишком много австрийцев», — Кристина натянуто усмехнулась, а Лука только приподнял уголок губ в своей фирменной дьявольской улыбке, которая почти никогда всерьез не касалась того, о чем шла речь в текущий момент.
— Кое-что по программе читаю на русском… На немецком просто не успевала бы… Но в общем и целом терпимо…
— А друзья?
— Есть друзья… Мне, конечно, грех жаловаться…
— Снимаешь квартиру?
— Нет. Живу в студенческом общежитии. Так веселее.
Шаг за шагом, минута за минутой, Луке удалось немного ее расшевелить, и теперь перед ним была почти та самая Кристина, которую он знал. Конечно, немного повзрослевшая, но все такая же взволнованно восторженная и чувственно искренняя. Она даже улыбалась его шуткам — сдержанно, но все же ужасно мило. И еще в ее движениях стала больше проявляться женственная светская элегантность и едва уловимое аристократическое позерство. Ему это даже нравилось.
— Я тут купил билеты в Венскую Оперу. На 23е число… — нарушил он только что воцарившееся после веселой болтовни молчание. — «Волшебная флейта». Как тебе такая идея?
— Боюсь, я не смогу, Лука… У меня в этот вечер дела, встреча…
— И ее нельзя отменить?
— Нет…
— Понятно. Но сегодня ведь ты весь вечер будешь в моем распоряжении?
— Извини… нет… я… у меня… есть парень… я сегодня с ним встречаюсь в семь в метро Штефансплатц.
— В семь? — Лука разочарованно взглянул на часы, — Так это через 40 минут…
— Да, — испуганно выдавила из себя она.
— Ладно. Допивай свой кофе. Провожу тебя…
— Не надо… Тут далековато…
— Да перестань уже… До сих пор так сильно меня боишься?
— Да, боюсь, — заставив себя пересилить волнение, уверенно ответила она.
— Не стоит бояться меня… Собственные желания всегда опаснее и убедительнее, чем чужие…
Девушка опустила глаза и уже не смела отрывать взгляд от своей чашки кофе до конца вечера.
— Кстати, у Матвея девушка появилась… — вдруг вспомнил Лука недавнюю новость. — Он вообще стал серьезнее.
— Я в курсе. Мы переписываемся…
— Вы с ним..? — удивился Лука.
— Ну, да… Неужели это так странно, что брат не докладывает тебе абсолютно обо всем?
— Вообще-то я поражен не этим… Что ж… Рад за вашу дружбу. Но пора собираться…
Кристина вышла на улицу, под снег, сунув руки в карманы и тут же леденея то ли от пробравшего по спине морозца, то ли от ощущения неотвратимости свершающейся реальности. Она развернулась было посмотреть, идет ли за ней слегка отставший Лука, и тут же столкнулась с ним нос к носу. Он обхватил ее одной рукой за шею, зажав ее в локтевом сгибе, и немного сдвигая девушку в сторону от прохода. Достав другой рукой кожаную перчатку из кармана дубленки, он натянул ее на поднятую руку. Кристина понятия не имела, почему стоит зажатая таким неудобным и унизительным образом и даже не пытается сопротивляться.
— Я так понимаю, твой парень не слишком ревнив, раз ты позволяешь обнимать себя другому? — как всегда не то иронично, не то серьезно пропел Лука низким полушепотом, кое-как надевая другую перчатку, — или он просто плохо целуется и ты меня хочешь попросить напомнить, как это делается?
Кристина, наконец, опомнилась и хотела от него ускользнуть, но он уже освободил вторую руку и обхватил ею талию девушки.
— Прекрати сейчас же, Лука! Я тебе не разрешала ничего подобного!
Ему понравилось, как сбилось при этих словах ее дыхание.
— Чтобы целовать тебя, мне никогда не нужно было чьего-либо разрешения…
Его губы впились в ее сочные губки и раздразнили, свели с ума, обезоружили. «К черту все! Бессонные ночи, истерики, изматывающие мысли о нем в бесконечном ожидании звонка, унизительные откровения у психотерапевта, антидепрессанты и снотворное! Мне все равно! Все это не имеет значения в этот миг, когда он рядом!» — думала Кристина, ловя его язык нетерпеливо и страстно. Ее и вправду никто никогда так не целовал, и такая страсть пугала ее, потому что совершенно не была подвластна хотя бы какому-нибудь контролю, потому что была непредсказуема, потому что ранила, когда ей вздумается…
— Маленькая лгунья, — злорадно и жарко прошептал оторвавшись наконец от ее губ Лука. — Подготовила себе пути к отступлению и бегству? Что ж — это твой выбор. Я не собираюсь тебя уговаривать и убеждать, потому что он скорее всего верный. Я не очень-то тебе подхожу, потому что склонен причинять женщинам боль не только физическую, но и душевную, а тебя мне совсем не хотелось бы приучать к боли…
— Ты мог бы измениться… — пролепетала она, изо всех сил стараясь не заплакать и унять дрожь в подбородке.
— Только не с тобой, — усмехнулся он и отстранил ее, крепко сжал за руку и потянул к Кертнерштрассе, в сторону метро. Кристина брела за ним на ватных ногах по оживленной жизнерадостно украшенной улице, пестреющей праздничными витринами и блистающей мокрыми от снега плитками тротуара, ничего не понимая и толком не осознавая, что чувствует. Они шли молча всю дорогу. Сквозь пелену своей прострации Кристина только замечала, как ошарашенно на них смотрят прохожие. Экстравагантная красивая парочка — а в этой консервативной столице всегда так встречают не вписывающихся в серую толпу людей.
Доведя ее до площади Святого Стефана, Лука вдруг остановился.
— Ну все, ты свободна, лапочка, — безэмоционально бросил он.
— Лука… я…
— Иди уже давай… Я не тот, кто тебе нужен. Можешь больше не страдать. Мне не нужна такая трусиха, — презрительно усмехнулся он, глядя в ее сверкающие голубые глаза, которые вдруг сузились от гнева. Она стиснула зубы и резко развернулась, зашагав через площадь в сторону метро, а он стоял и следил, как ее фигура удаляется в ночь, в толпу, и снежинки помогают зачеркнуть ее силуэт и спрятать его в неизвестности, потопить в прошлом и стереть его подлинность из его фантазий. Не бывает в жизни никаких чудес… По крайней мере для него.
Конец
