Я ненадолго закрываю глаза, а руки сжимают прутья до побелевших костяшек.
― Тогда повесь меня. Четвертуй меня. Только пощади Сабину.
― О, боги! ― Райан стонет, закатывая глаза к капающему потолку. ― Не надо, блядь, строить из себя героя, Вульф Боуборн. Это так же маловероятно, как рыба на воскресный обед. — Он зачесывает волосы назад с такой силой, что я слышу, как ногти впиваются в кожу головы.
Он вышагивает взад-вперед. Когда его пульс наконец успокаивается, он возвращается к решетке и смотрит мне прямо в глаза.
― Я не могу сосчитать, сколько раз ты спасал мне жизнь. Всего несколько дней назад в яме золотого когтя. Мы были как братья почти двадцать лет. Только поэтому ты избежишь виселицы. Но не думаю, что альтернатива покажется тебе более приятной.
Ужас поднимается в моем пищеводе. Я слишком хорошо знаю, что предлагают пленникам, когда их бросают в подземелье в это время года. Особенно сильным мужчинам в расцвете сил. Особенно если они поцелованы богом.
Но я жду, когда он скажет.
― Турнир самых стойких, ― выплевывает он. ― Он начнется через пару недель. Не так много времени на подготовку, но, опять же, ты всегда был хорош в импровизации.
Турнир самых стойких.
Так называемый «справедливый суд» Дюрена, где заключенные забивают друг друга до смерти. Это все благодаря бессмертному Мейрику, богу суда, который был известен тем, что запирал воров в лабиринте, наполненном смертоносными золотыми когтями. Ведь кому нужен справедливый суд, когда боги предпочитают видеть брызжущую кровь?
― Ну? ― спрашивает Райан.
― У меня есть выбор?
― Победи, и будешь прощен. ― Слова Райана острые, как лезвия. Буду прощен? Ни единого шанса в аду. Если я выиграю турнир, то, возможно, не буду всю жизнь ходить в железных цепях, но Райан никогда не простит меня за то, что я сделал.
Он направляется к выходу, и я спрашиваю:
― Подожди. Что ты собираешься делать с происхождением Сабины?
Эта мысль не дает мне покоя. Я помню этот расчетливый блеск в его глазах, когда он услышал, что король Рашийон ― ее отец. Я избегал говорить ему правду, опасаясь, как он может использовать эту информацию.
Не поворачиваясь, Райан бросает через плечо:
― Это не твое собачье дело. В любом случае, все будет зависеть от моей поездки в Старый Корос. Я отправляюсь в субботу утром. Помнишь шпиона Великого клирика, которого поймали во время Мидтэйна? У него была весьма компрометирующая информация о его святом повелителе.
По моему позвоночнику прокатывается дрожь.
― Какая информация?
Райан делает паузу, а затем говорит так непринужденно, как будто рассуждает о погоде:
― Пойманный священник наделен способностью временно возвращать мертвых к жизни. Обычно это длится всего несколько недель. Великий клирик использовал его талант на главном жителе замка Хеккельвельд. И снова. И снова. И снова. Вот уже почти три месяца.
Я чувствую ледяное покалывание в своей холодной камере. То, что сказал Райан звучит настолько неправдоподобно, что моему мозгу приходится напрячься, чтобы понять смысл сказанного. Воскрешение? В Дюрене однажды был ребенок с таким даром ― крошечная десятилетняя девочка так испугалась полусгнивших трупов, которые родители велели ей оживить, что утопилась в Серебряном озере.
То, как двигались эти трупы, было ужасно. Их глаза выглядели стеклянными, как старые мраморные шарики. А от запаха гниения старой крови в высыхающих венах, мне самому захотелось броситься в Серебряное озеро.
И теперь я должен поверить, что король Йоруун ― один из этих ходячих трупов? Ему не дают умереть, чтобы власть в Астаньоне не досталась никому, кроме Великого клирика?
Райан небрежно поправляет волосы.
― Может, я и не смогу доказать, что Великий клирик поддерживает связь с королем Рашийоном, но это я смогу. Даже Совету короля не удастся сохранить в тайне такое. Я собираюсь разоблачить Великого клирика и обеспечить себе престолонаследие. Когда я вернусь, в честь этого будет устроен самый грандиозный праздник всех времен и народов. Попомни мои слова ― Сабина станет королевой еще до того, как выпадет первый снег этой зимой, и будет сидеть рядом со мной в замке Хеккельвельд в золотой короне.
Мои мышцы слабеют, дыхание сбивается, словно я в шаге от того, чтобы самому превратиться в живого мертвеца Йорууна.
Райан делает еще один шаг, потом останавливается. Повернувшись, он рассеянно ковыряется в крошащемся растворе между двумя камнями, словно воюет с самим собой.
― Я вернусь в Дюрен до того, как начнется турнир. И Вульф?
― Да, милорд?
Его глаза еще раз встречаются с моими. На короткую секунду в них мелькает тот мальчик, которого я знал, который укрыл меня от гнева своего отца, который позволил мне спать в его постели рядом с собой, когда солдатские казармы замерзли, который отпустил меня, чтобы я мог избавиться от его семьи.
― Ты должен победить.
Глава 21
Сабина
Я снова заперта в своей комнате, как тигр в клетке. Мечусь. Стены давят. Разве я чем-то отличаюсь от животного? Просто еще одно существо, которое Райан может использовать в своих целях. Причина, по которой Райан не убил тигра после шоу на арене, не вселяет надежду ― он не ценил его жизнь, просто она ему дорого обошлась.
А я обошлась ему в десять раз дороже.
Проходит время, и Бриджит делится новостями, которые удалось выяснить ― Бастен в темнице. Райан приказал слугам собрать его вещи для поездки в Старый Корос, но никто не знает ни цели поездки, ни того, как долго он будет отсутствовать. Сури все еще держит траур в восточной части Дюрена. К счастью, я избавлена от многомесячной скорби ― она положена только родственникам, а я, по иронии судьбы, не являюсь родственником Чарлина.
Но разве это так? Разве двадцать два года веры в это не сделали это правдой?
На следующий день после его смерти Серенит спросила меня об организации похорон. Поскольку предательство Чарлина лишило его статуса лорда, традиция предписывала похоронить его без церемоний в братской могиле для нищих.
Однако, ― продолжила Серенит, ― лорд Райан разрешит устроить небольшие частные похороны, если вы того пожелаете.
Все, чего я желаю, ― ответила я, ― это бутылка джина.
В тот вечер я сидела в одиночестве в своей спальне и поднимала бокал с пагубным напитком за Чарлина Дэрроу.
― Из наших сердец ― в руки Вудикса.
Грядущее отсутствие Райана предоставит редкий шанс, и Бриджит, Ферра и я шепчемся о планах и возможностях, как стая голодных койотов, при любой возможности.
Охранники запирают мои окна, но природа всегда находит способ проникнуть внутрь. Пауки проскальзывают сквозь щели. Поползень спускается в дымоход. Мышь пробирается сквозь стены.
Они оказываются даже лучшими информаторами, чем мои друзья-люди.
По сведениям мыши:
Семья называет тебя неверной женщиной.
И поползня:
На улицах царит недовольство. Горожане хотят освободить вас. Они рисуют бумажные фонарики с изображением тебя и охотника. В тавернах устраивают драматические представления о вас.
И пауки: Тк-тк-тк, сссссссссс, Тк-Тк-Тк-Тк…
Было время в моем детстве, когда я боялась пауков. Первые несколько недель в монастыре бессмертной Айюры, которые я провела в синяках и одиночестве, они вели себя не так, как другие животные, которые предлагали мне утешение. Пауки появлялись только по ночам, группами ползали по соломенному потолку, словно живая тень, нависшая над головой. Сотни черных глаз. Смотрели. Мигали. Ждали чего-то. Иногда они подбирались ближе, пытаясь заползти на меня, прежде чем я успевала их стряхнуть.
Вообще у насекомых не особенно развита способность к общению, но пауки издавали лишь зловещий гул: все их мысли звучали беспорядочно, как музыка ребенка, бьющего по клавишам пианино.
