Он уткнулся носом мне в шею, очевидно, никак не тронутый моей вспышкой.
— Я могу помочь тебе избавиться от злости.
— Ты слишком самоуверен.
— Знаю, но ты все равно меня любишь.
Я оцепенела.
— Что, прости?
Ли обнял меня, крепко прижимая к себе, будто знал, что я вот-вот рвану с места, и готовился заранее. Он поднял голову и посмотрел на меня. Его глаза были такими темными и теплыми.
— Ты любишь меня.
Я уставилась на него и солгала сквозь зубы (радуясь, что все еще на это способна):
— Я тебя не люблю.
Он притянул меня еще ближе к себе.
— Лгунишка, — прошептал он. — Ты любила меня с пяти лет, с того момента, как я взял тебя за руку на поминальной службе по твоей маме.
И вот тогда у меня сорвало крышу.
Глава 16
Мозг… должен… притормозить
— Что? — завопила я.
Он пристально наблюдал за мной.
Я сопротивлялась, толкалась и пыталась вырваться, но Ли держал крепко.
— Отпусти, — потребовала я.
Он ничего не сказал, просто без усилий прижал меня к себе.
Я затихла и посмотрела на него.
Отрицать не имело смысла. Его сведения о том, когда началось мое увлечение им, были слишком подробными, чтобы лгать.
— Откуда ты узнал? От Элли?
— Прочитал твой дневник.
О… мой… Бог.
— Что? Когда?
— Не помню, когда тебе было лет пятнадцать, шестнадцать. Ты строила козни и довольно настойчиво бросалась на меня, вербовала подруг себе в помощь, кое-что из этого было гениально. Я искал способы… — он поколебался, затем нашел слова, — уменьшить твое рвение.
Черт возьми.
Насколько это неловко?
Прошло много времени, и я не помнила, что писала в том дневнике. Но я хорошо помнила, что почти все в нем было связано с Ли, и эти записи были очень личными.
Прижав руки к его груди, я опустила голову, чтобы не видеть его.
Я никогда с этим не смирюсь. Казалось, все мое тело горело от унижения. Мне нужно было убраться к чертовой матери отсюда, пока я не взорвалась. Я была Бомбой Смущения.
— Инди.
— Тебе не следовало читать мой дневник. Это низко, — сказала я его груди. — Но это было очень давно. Все меняется, я изменилась. Я больше не испытываю к тебе таких чувств.
— И поэтому ты вчера испекла торт с шоколадным кремом.
Я подняла голову и уставилась на него.
— У тебя выдались напряженные дни, я пыталась сделать тебе приятно.
— Прошлая ночь была приятной, очень приятной.
— Иди к черту.
Я была слишком смущена, чтобы выслушивать его комплименты или чтобы вести себя справедливо или рационально. Мне просто хотелось уйти.
— Учитывая, что я, наконец-то, заполучил тебя, обладал тобой в трех разных комнатах, и чувствую себя чертовски довольным этим, я оставлю этот комментарий без внимания, — сказал он так, словно начинал раздражаться.
— Мило с твоей стороны.
Я снова дернулась, чтобы вырваться, и Ли перекатился на меня сверху.
— Успокойся, — приказал он.
— Слезь с меня.
— Ладно, — отрезал он (да, определенно, раздраженно), — заткнись и слушай.
От гнева мои округлившиеся глаза готовы были выскочить из орбит. Прежде чем я успела произнести хоть слово, Ли заговорил.
— Во-первых, тогда ты была несовершеннолетней. Я не мог прикоснуться к тебе по закону. Во всяком случае, не так, как мне хотелось. Есть не так уж много людей, чье мнение меня волнует, но твой отец — один из них. Он бы с ума сошел, переспи мы тогда с тобой, потому что моя репутация была не совсем незаслуженной.
Это было правдой.
Я все продолжала пристально смотреть на него.
— Было нелегко продолжать говорить «нет», ты чертовски великолепна и всегда была такой. Я хотел тебя тогда, но ты была дикой. Все знали, что ты — сущее наказание. Я не собирался подходить к тебе, пока ты не перебесишься. Может, за этим и забавно наблюдать со стороны, но если бы ты была моей, то я от тебя на стену бы полез. Я знал себя достаточно хорошо, чтобы понимать это.
Возможно, это было правдой, но я, определенно, не хотела этого слышать.
— Несмотря на это, я намеревался однажды заполучить тебя, и эта мысль всегда сидела в глубине моего сознания, поэтому я считал тебя своей, даже когда ты таковой и не была. Всем известно, что наши семьи близки. Половина засранцев, которых я знал, подходила ко мне и говорила, что хотят от тебя кусочек, другая половина врала, что он у них есть. Как думаешь, почему я так чертовски много дрался?
Упс.
Вот это новость.
— Я знал, что мне нужно собраться с мыслями, прежде чем мы будем вместе. К тому времени, когда это случилось, ты уже избегала меня. Эту часть мы уже обсудили без особой искренности с твоей стороны. Что приводит нас к настоящему моменту.
Он уставился на меня.
Я держала рот на замке.
— Можешь говорить, если хочешь, — разрешил он.
Хм, сарказм.
— Тебе не следовало читать мой дневник, — огрызнулась я.
— Смирись с этим.
— И не собираюсь. Это личное. Ты должен был услышать о моих чувствах от меня.
Ли выдержал паузу.
— Замечание принято.
Вот и все, никаких извинений или угрызений совести.
Мудак.
— Для юной девушки — нормально иметь безумные увлечения. Тебе не стоит путать меня прежнюю, со мной настоящей.
Ли ничего не ответил.
— Тем не менее, я такая, какая есть. Я все еще дикая, по-прежнему совершаю глупые, сумасшедшие поступки. Слушаю рок-н-ролл… громко. Выступаю под фонограмму с трансвеститами. Нахожу забавным попытки перехитрить администраторов «Sushi Den», а иногда мы с Элли даже устраиваем гонки по Денверу. Я не изменилась, и ты не можешь меня контролировать. Если попытаешься, я уйду.
— Между контролем и защитой есть разница, — заметил он.
— Да, так что будь осторожен, не переступай эту черту. Которую, могу добавить, ты переступил этим утром. — Я была в ударе. — И раз мы заговорили о контроле, то я, возможно, и не изменилась, но ты изменился. Ли, которого, как мне казалось, я любила, будучи подростком, — теперь нет.
При этих словах Ли разозлился, и его глаза сузились.
— Я ничего не скрываю.
— Намекаешь, что я скрываю?
— Господи, Инди, если бы ты построила вокруг себя стену еще больше, она была бы такой толстой, что ты находилась бы в гребаной Мексике.
— Да я как открытая книга!
— Чушь собачья.
Я издала сердитый звук, который прозвучал так, словно меня ударили в живот.
— Что ты хочешь этим сказать? — потребовала я.
Выражение его лица изменилось, в нем появилось нечто такое, чего я никогда раньше не видела. Нечто, что напугало меня до чертиков.
Когда он заговорил, его голос был тише, нежнее.
— Каждый день ты живешь так, будто завтра не наступит. Твоя мама умерла, не дожив до твоего возраста. Ты видела, как твой отец выбрал жизнь одиночки, не попытавшись заменить ее кем-то. Не нужно быть психологом, чтобы собрать все это воедино и понять, почему ты заботишься обо всех Рози и Тексах мира, но не позволяешь никому приблизиться к тебе.
И в этот момент я действительно почувствовала удар в живот.
Я отвернула голову и снова дернулась.
— Слезь с меня.
— Не-а. — Он обхватил пальцами мою челюсть и заставил посмотреть на него. — Я не слезу, не уйду, больше не буду играть в игры и тратить зря гребаное время. Я не верю во всю эту чушь о судьбе и предназначении. Я верю в то, что, насколько я могу судить, до сих пор я не встречал другой такой женщины, которая бы соответствовала моей жизни, как ты. Кому все равно, если я вернусь домой поздно после того, как она приготовит особый ужин. С которой не случится припадок, если я скажу, что одного из моих людей подстрелили, и выслушаю все о том, как она относится к моей работе. Ты пошла и приготовила всем кофе, черт возьми. Ты — женщина, которая предостерегает меня быть осторожным, когда я говорю, что отправляюсь охотиться на людей, вместо того, чтобы пилить и ныть о своих чувствах из-за моего выбора карьеры. Большинство потеряли бы гребаный разум, если бы к ним на кухню ворвался один из их сотрудников с пистолетом и начал палить по соседям. Ты же провела то утро, готовя кексы, а днем спала на солнышке. Ты живешь жестко, играешь жестко и, кажется, ничего не боишься, но умудряешься сохранять в себе почти нереальную нежность. Ты хотела, чтобы я сказал тебе, почему уверен в тебе, — вот, почему. Ты воспитывалась в неполной семье, отцом-полицейским, ты знаешь, как обстоят дела. Я не испытываю ни малейшего интереса учить кого-то этому, и мне нужен кто-то достаточно сильный, чтобы жить с этим. И это ты.
