Я больше не хочу этого.
— А что, если он тебе врет?
Держа глаза закрытыми, потому что одного его голоса достаточно, чтобы утешить меня, я ложусь, положив голову на колени Пика, и он нежно кладет руку на мое распухшее лицо.
— Нет, — шепчу я ему в ответ, — Моя гибель вышла далеко за пределы возможностей прощения.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
Я слышу лай Ричарда, но не обращаю на него внимания и полностью сосредотачиваюсь на Пике.
Пик — это все, что мне сейчас необходимо. Он — константа, которая всегда была в моей жизни. Он никогда не отворачивается от меня, никогда не перестает утешать меня, никогда не перестает заботиться и любить меня.
Мое лицо морщится от отчаяния, когда я изо всех сил стараюсь держать себя в руках.
— Я не могу перестать скучать по тебе.
— Я тоже не могу перестать скучать по тебе.
Пик чувствует, что борьба с эмоциями заставляет мое тело дрожать, когда говорит:
— Хочешь поиграть в игру?
Я киваю.
— На этот раз можешь выбрать сама.
— А как насчет завтраков?
— Ладно.
Мы с Пиком всегда играли в эту словесную игру, когда были детьми и меня запирали в шкафу. Это был его способ отвлечь меня от той ужасной реальности, в которой я оказалась. Мы часами развлекались так посреди ночи, пока он сидел по другую сторону двери. И в этот момент, в своей смерти, он никогда не перестает заботиться обо мне.
— Панкейк, — говорю я, играя свое первое слово.
— Английская булочка.
— Батончик "НутриГрейн".
— Рисовые криспи.
Мы продолжаем играть словами, пока он проводит пальцами по моим волосам, осторожно, чтобы не повредить струпья, которые все еще остаются на моем затылке. Я никогда не открываю глаз и, в конце концов, прежде чем объявить победителя, засыпаю.
Холодный металл, приставленный к моему лицу, будит меня. Мои усталые глаза фокусируются, как только я отдергиваю голову от пистолета Ричарда. Я смотрю на него, его лицо бледное, а волосы растрепаны, как будто он нервно теребил их руками. Он нервничает, стоя на коленях рядом со мной, и я понятия не имею, произошло ли что—то, пока спала, чтобы вызвать изменение в его поведении.
— Неужели у тебя сложилось впечатление, что со мной можно играть? — раздраженно спрашивает он, стиснув зубы.
Я качаю головой, и он огрызается:
— Тогда где он, черт возьми?
— Я не знаю.
— Я всажу тебе пулю в голову точно так же, как той женщине МакКиннон. Клянусь Богом, я так и сделаю.
— Я не буду с тобой драться, — спокойно отвечаю я. — Ты хочешь меня убить? Тогда убей.
Хватая мою рваную рубашку, он трясет меня, теряя контроль, и раздраженно кричит:
— Что, черт возьми, с тобой не так?
— Если ты хотел, чтобы я дралась, ты выбрал не ту девушку. Мне не за что бороться.
Он в замешательстве качает головой, а потом говорит:
— Значит, тебе наплевать, что с тобой будет? Я могу делать с тобой все, что захочу, и ты позволишь?
— Ты не можешь причинить мне боль, я уже мертва, — говорю я ему, и звук моего собственного голоса пугает меня своим жутким тоном. — Но сначала, — добавляю я, — заполни мои пробелы.
— Что ты хочешь знать?
— Кэл. Какое он имеет отношение к оружию?
— Он был моим человеком, отмывающим деньги, — говорит он свободно, глубоко вздыхая, и садится рядом со мной, прислонившись спиной к стене. — Кэл обычно проталкивал деньги через случайную прачечную, которую приобрел с единственной целью — замести следы. Но позже я обнаружил, что он был жадным и отсеивал часть денег на оффшорный счет, который был связан с ним. Именно тогда я преподал ему первый урок верности и убил его драгоценную жену. Больше он у меня ничего не крал.
Его слова превращают яд моего сердца в кровь жизни. То, что Деклану на меня наплевать, не отменяет моей любви к нему, но я скрываю свой импульс. Я не подаю вида, пока продолжаю выяснять правду.
— А Беннетт?
— Беннетт был слишком доверчивым, что и сделало его моим идеальным активом. Его отец действительно работал с твоим.
— Что? — в шоке спрашиваю я.
— Я всегда подозревал вражду между ними, но это выяснилось позже, когда он натравил на Стива полицию. Я узнал об этом, когда Стив уже был заперт. Но, судя по всему, Беннетт однажды пришел домой и нес какую—то чушь о том, будто твой отец причиняет тебе боль, именно тогда он увидел свой шанс убрать твоего отца из игры.
Мои руки покалывает от ярости, когда я слушаю его признания. Я даже не замечаю, как мое желание убить этот кусок дерьма пробуждается к жизни. Этот человек, мой чертов тесть, был еще одним человеком, приложившим руку к смерти моего отца и разрушению моей жизни.
— Позже, когда Беннетт подрос и приобрел свой первый завод, отец убедил его стать моим партнером. Мы знали, что это послужит лучшим прикрытием для отмывания денег. Беннетт доверял мне как давнему другу семьи, следовал советам своего отца, а остальное уже история, пока не появилась ты и не испортила все своей дурацкой шарадой.
Я сижу в тишине, изо всех сил стараясь сдержать гнев, взрывающийся внутри меня, пока я перевариваю услышанное, понимая, что все мы так или иначе связаны. Было время, когда я контролировала и могла манипулировать людьми, делая из них своих марионеток. Но теперь я знаю, что никогда не контролировала все по—настоящему, поскольку никогда по—настоящему не знала истинную природу людей, которых заманила в свою ловушку.
— Но признаюсь, — продолжает он, — Я впечатлен твоими усилиями, хотя ты и потерпела сокрушительную неудачу.
— Кто сказал, что я потерпела неудачу? Ты тоже застрял здесь со мной. Ты не свободен.
— Я буду.
Я не могу сдержать смешок, и когда он нарастает, Ричард выпаливает:
— Что смешного?
— Ты.
— Расскажешь, почему?
— Ты так сосредоточен на себе, что упускаешь из виду тот факт, что, в очень извращенной форме, я выиграла.
Он не пугает меня, отводя курок своего пистолета и направляя его прямо на меня.
— Разве ты не понимаешь? — говорю я, держа себя в руках. — Я хочу, чтобы ты нажал на курок. Так что, что бы ты ни сделал, я выиграю.
Я громко сглатываю, прежде чем продолжить, говоря ему:
— Ты прав, я действительно запуталась в чем—то гораздо большем, чем я. Но я считала корнем всего зла Беннетта, но на самом деле — это ты. И из—за моего дурацкого плана твоя семья теперь запятнана кровью Беннетта из—за твоего сына, весь твой картель разваливается, и твоя свобода зависит от денег человека, который предпочел бы видеть меня мертвой, нежели чем живой.
Его глаза сужаются в убийственном блеске, но я не останавливаюсь, добавляя:
— И, если ты думаешь, что смог одурачить его, угрожая узнать о его причастности к убийству Беннетта, ты ошибаешься. Если кого—то и можно обвинить в этом преступлении, так это тебя, лидера одной из крупнейших международных банд по торговле оружием, использующего Беннетта в качестве прикрытия.
Ричард отводит пистолет от моего лица, но не снимает курок.
— Ты уже все поняла, не так ли? — насмехается он. — Ты думаешь, что разыграешь меня, говоря, что хочешь умереть, чтобы лишить меня удовольствия? Ты говоришь, что я не могу причинить тебе вреда, но я думаю, что ты лжешь.
— Убей меня, или не убивай, мне все равно.
— Думаю тебе не все равно.
Затем я обхватываю ствол руками и снова прикладываю его ко лбу, твердо заявляя:
— Мне все равно.
Теперь, когда я отобрала у него козырь, на его лице проступает волнение. Он ничего не получит, убив меня, даже радости, потому что знает, что я не буду умолять о пощаде.
Ричард проводит пистолетом по моему лицу, по переносице, по губам, а затем засовывает его мне в рот.
Я знала, что мое убежище будет в смерти, и я была готова к освобождению в оазис, что я так желала. Но моя готовность не скрывала страха перед заряженным пистолетом с курком во рту. Один промах — и эта патронная пуля выстрелит. Если хорошенько подумать, то я до сих пор ощущаю на языке привкус стали его пистолета и как мое сердце сильно бьется. Я и раньше была близка к смерти, но всегда контролировала это. Не в этот раз. На этот раз я была на страже Ричарда. Он скажет, когда. Он станет моим палачом.
