— Что это?
Лоренс медленно поднимает взгляд на меня, его зеленые глаза освещены слабым печальным блеском.
— Давай назовем это потребностью любить и быть любимым?
Позже мы стоим на улице около ресторана. Летний близ овевает теплом мою кожу и раздувает во все стороны пряди моих волос. Мы все глядим друг на друга, и меня заполоняет печаль, а в сердце впиваются острые когти грусти. Нутром я понимаю, что мы видимся в последний раз, и я к этому не готова.
Во мне все сжимается.
— Значит, это «прощай»?
Он смотрит на меня, и хоть не произнесено ни слова, я уже знаю ответ. Вижу в его в глазах.
— Лоренс, я…
— Не надо, Блэр. Не говори того, о чем пожалеешь.
Мои глаза вбирают в себя стоящего напротив мужчину, запоминая столь дорогие моему сердцу черты.
— Лоренс, я сожалею о многом, что произошло между нами, но о тебе — никогда. Только не о тебе, — прибавляю я тихо.
Я люблю тебя.
Шагнув вперед, я кладу ладони ему на плечи, приподнимаюсь на цыпочки и целую в щеку. На секунду зажмурившись, я вдыхаю его и растворяюсь в прошлом. Наша встреча в музее. Моя первая поездка в его загородный дом. Вкус его поцелуев. Его объятья. Смех. Дружба. Да, дружба превыше всего. Мой друг. Мой любовник.
Отстраняясь, я шепчу ему на ухо:
— Я всегда буду помнить Кони-Айленд.
Лоренс не притрагивается ко мне, не делает и попытки, и у меня стынет кровь. Это несправедливо, что он так близко — и одновременно так далеко.
— Прощай, Блэр. Будь добра к парижанам. Не разбивай им сердца.
Я делаю шаг назад и начинаю уходить от Лоренса прочь. Мои ноги дрожат. Не оглядывайся, Блэр. Не надо. Отпусти его.
Когда я ступаю на тротуар, то слышу, как Лоренс зовет меня. Хочу оглянуться, но его рука ловит меня, разворачивает, и я оказываюсь распластана у него на груди. Его руки обхватывают мою голову, пальцы погружаются в волосы, он наклоняется и впивается в мои губы.
Во мне взрывается калейдоскоп оглушающих по своей силе эмоций, и пока он похищает мое дыхание яростным поцелуем, перед моими глазами мелькают моменты иной жизни. Вот Лоренс у алтаря, его улыбающиеся глаза медленно поднимаются на меня. Вот мы с ним на пляже, гоняемся за двумя маленькими мальчишками, так похожими на него, наш смех и их смех словно музыка для меня. Вот мы занимаемся неспешной и страстной любовью возле камина. Это прекрасная жизнь.
Когда поцелуй становится глубже, а его язык находит мой, я разрешаю себе раствориться в нем и в тех прекрасных картинах, которые создало мое воображение. На короткое волшебное мгновение, зависшее между прошлым и будущим, я испытываю острое желание прожить эту жизнь. Но в душе понимаю, что этому никогда не бывать. Ведь мое сердце знает, что где-то в этом мире есть Ронан.
Задыхающаяся, дрожащая, я зарываюсь лицом ему в грудь. Крепко обнимаю за талию, пытаясь противостоять боли, ведь я нашла его только затем, чтобы опять потерять. Почему поступать правильно всегда так тяжело?
— Любовь моя, дорогая моя, ни дня не проходит, чтобы я о тебе не подумал, — шепчет он хрипло. — Но пришло время тебя отпустить.
Даже после всех этих лет я знаю, что всегда буду любить Ронана. Всем своим сердцем. Я добровольно сдалась ему в ту ночь у фонтана. Но глядя, как Лоренс исчезает в толпе, я понимаю, что этот мужчина забрал с собой частичку меня, которую мне никогда не вернуть, и оставил в груди пустоту, которую ни один мужчина и никакая любовь не заполнит. Она всегда будет принадлежать только ему.
Но я больше не боюсь боли.
И не должна убегать.
Если жизнь и расставание с Ронаном и Лоренсом чему-то и научили меня, так это умению выживать. Я сильная, потому что я была слабой. На моем сердце рубцы, потому что оно было разбито. Я выстояла — несмотря на свое несчастливое детство, на боль и страх, на душевные муки, на одинокие дни и еще более одинокие ночи.
И какие бы штормы не продолжала посылать мне судьба, я знаю, что теперь во мне есть силы их выдержать.
Поэтому, если в конце моей истории не появится рыцаря на белом коне, я не стану лить слезы. Меня не нужно спасать.
У меня есть я.
И мне этого достаточно.
Ронан— Вот ты где, герой дня!
— Привет, Джеки.
— Почему ты прячешься от гостей? Вечеринка в самом разгаре.
Я поворачиваюсь на голос сестры. Наши глаза встречаются.
— Не выношу шум.
— Ну, а вот я праздную. Ронан, все твои снимки распродались всего за один час. Снова. — Она прислоняется к стенке и подносит к губам хрустальный бокал с шампанским. — Я так горжусь тобой, но, признаться, еще не привыкла к тому, как люди сходят с ума по моему младшему братику.
Засунув руки в карманы брюк, я смотрю на фотографию на стене. Пытаюсь выжать из себя хоть каплю радости или энтузиазма… Бесполезно. Внутри меня пустота. Она забрала все, что там содержалось, превратив меня в тень человека, которым я был.
Иногда я вижу ее в изгибах обнаженного женского тела, лежащего у меня на кровати, или в цвете колокольчиков по весне. О ней по-прежнему напоминает мне запах дождя. Она везде — и нигде. Между раем и адом. Воспоминания возносят меня в небеса только ради того, чтобы реальность могла швырнуть меня вниз — ее нет. Каждый день и каждую ночь цепи в моей душе вызванивают ее имя, призывают ее отпустить меня на свободу.
Она попросила забыть ее, жить дальше, снова влюбиться. Но почему не сказала, как это сделать? Как мне жить без нее, когда она такая же часть меня, как я — часть ее?
— Ронан, что-то не так? — спрашивает Джеки негромко.
— Все так. Забудь. — Слова звучат пусто.
— Думаю, ты обманываешь меня. Ты несчастлив, Ронан. Уже и не вспомнить, когда ты в последний раз улыбался.
— Чему мне улыбаться, Джеки?
В ее глазах — таких же карих, как у меня — загорается свет.
— Своему успеху! — Она обводит широким жестом мои огромные апартаменты в Сохо. — Своей жизни. Всему, чего ты добился своими силами. В смысле, ты только взгляни на это место. Оно потрясающее.
Да, я добился успеха, который превысил мои самые смелые ожидания, причем без чьей-либо помощи, но для меня это не имеет значения. Как и все прочее в жизни — уже очень давно. Вскоре после ухода Блэр я с головой погрузился в работу. Я творил, чтобы заполнить зияющую пропасть внутри. Получалось неважно, но оно помогло мне отвлечься от мук, угрожающих разорвать меня надвое.
Однажды, когда я продавал в метро свои фотографии, ко мне подошел один человек и спросил, не я ли их снял. Он оказался куратором очень известного музея в Нью-Йорке. Все остальное — история.
