Ознакомительная версия.
— Здесь есть рояль, покажите мне, на что вы способны, — сказал Пипенцан, с любопытством глядя на Ренату и благосклонно кладя свою толстую руку на ее плечо.
Она встала и, подходя к роялю, заглянула в соседнюю комнату. Худая как скелет женщина лежала на кровати, держа в руках распятие; за столом сидели и целовались мужчина и молодая девушка.
— Искусство есть нечто благородное, — с пафосом сказал Пипенцан. — Искусство — это, так сказать, манна для души, и художник — божественно одаренный сын неба. «Вздымаются тучи»… — запел он вдруг, подойдя к окну, и распахнул его, как будто комната была слишком тесна для его вдохновения. Скелет застонал, чтобы закрыли окно.
— «Закрой окно, мое сокровище»! — хриплым тенором пропел он. Целующаяся парочка ни на что не обращала внимания.
— Что мне сыграть? — прошептала Рената, сидя за убогим инструментом, и заиграла вальс. Господин Пипенцан стал раскачиваться на ногах и тихонько подпевать; наконец не выдержал и грациозно повернулся несколько раз вокруг собственной оси.
Для Ангелуса настали плохие времена. В шесть часов вечера Рената уходила и возвращалась только в двенадцать, а по воскресеньям в час и позже. Она покорно и терпеливо отправлялась в далекий путь; ресторан находился в предместье. Зима была очень снежная, и часто девушка с трудом пробиралась по улицам, занесенным глубоким снегом. Ресторан «Зеленый остров» далеко не оправдывал своего поэтического названия: это был мрачный, грязный притон пьяниц и праздношатающихся. Бледная от усталости входила Рената за деревянную перегородку, где десять девиц, смеясь и болтая, переодевались в белые бумажные платья с красными бантами. Большинство из них были уже не первой молодости, и, что особенно бросилось в глаза Ренате, все питали необыкновенное презрение к мужчинам. «Каждая из них пережила в своем роде то же, что и я, — думала Рената, — но только они хорошо знают, что их ждет впереди». Чувства их были самые примитивные. Их склонность к удовольствиям имела что-то болезненное и была единственной цепью, привязывавшей их к жизни. Рената разговаривала с ними робко и смущенно, они тоже сторонились ее.
Когда все были готовы, господин Пипенцан стучал в дверь и кричал:
— Мадам, искусство призывает вас!
Рената садилась за старый, разбитый рояль и играла вальсы, марши, попурри из опереток. Зал наполнялся публикой, воодушевление которой возрастало в зависимости от числа выпитых кружек. Рената сидела в голубоватых облаках дыма и играла, играла.
Но она не могла существовать на те деньги, которые получала как член пипенцановской капеллы, в особенности зимой, когда топливо стало дорогим. Рената очень боялась холода и скорее готова была голодать, чем мерзнуть.
В голове Ренаты неотступно стояла мысль о том, как ей избавиться от нужды и холода.
Случайно она вспомнила, что фабрика, для которой она когда-то разрисовывала веера, находится в Вене, и однажды утром отправилась туда. Ее приняли ласково, сожалели, что тогда в Мюнхене она так внезапно перестала рисовать для них. Работы на дом они в этом сезоне не дают, но не желает ли она заниматься здесь, в художественной мастерской при фабрике? Новых образцов сейчас не требуется, но она может копировать дюжинами уже имеющиеся. Конечно, много платить они не могут, так как этого рода промышленность теперь в упадке.
Рената рассчитала, что того заработка, который она будет иметь здесь, и вечернего как раз хватит на жизнь и что если она будет очень прилежна, то может даже делать сбережения.
С этого дня вся жизнь ее была строго размерена: с восьми до двенадцати и с часу до шести она рисовала, а с восьми до одиннадцати ночи играла на рояле. Благодаря такому распорядку она значительно экономила на дровах и угле; в огромной мастерской со стеклянной крышей было довольно тепло. Она сидела за маленьким столом, расставив перед собой пузырьки с красками, и неутомимо работала. Кроме нее, здесь не было ни одной женщины; она была первая и единственная. Художники пытались завязать с нею знакомство и приставали к ней то с вежливыми, то с двусмысленными разговорами, но она оставалась неизменно невозмутимой и холодной, и они вскоре прекратили свои попытки, ограничиваясь по отношению к ней только почтительным поклоном.
Усталости Рената на первых порах не чувствовала. Рабочий день проходил незаметно. Правда, иногда по вечерам Рената долго не могла сомкнуть глаз, несмотря на то что, когда раздевалась, ее сильно клонило в сон.
Фабрика располагалась далеко. Туман и снег, снег и туман. Весь мир казался одним сплошным снежным полем. Этот час пути был самым тяжелым для Ренаты; впереди предстоял еще целый день. Стук колес и свист ремней на нижних этажах, пронзительный скрип пилы, запах клея и красок, торопливая беготня рабочих, сотни девушек-работниц, с нетерпением ожидавших обеденного колокола, — все это наводило уныние на Ренату. Никто здесь, казалось, не сознавал, что живет, и у всех был единственный идеал — воскресенье. Но Рената боялась воскресенья. Дважды она была в церкви, один раз в музее. Долго ходила она из зала в зал, ничего не видя, и пришла домой гораздо более уставшая, чем в будни. В следующее воскресенье она пошла на фабрику, хотя и знала, что там работает один только бухгалтер. Беспомощно бродила она по всем этажам; везде было чисто прибрано, и все предметы аккуратно сложены, как будто предстоял целый ряд праздников. Только в монтировочной Рената встретила одну работницу. Это была Фанни-кружевница, бледная, чахоточная девушка; ее звали кружевницей, потому что она заведовала кружевами, которые пришивались к веерам.
— Вы кого-нибудь ищете, фрейлейн? — ласково спросила Фанни, не выказывая особого любопытства.
Рената испугалась и не знала, что ответить.
— Здесь теперь нет ни души, и наверху все заперто. Что вы собираетесь делать сегодня после обеда?
— Не знаю. Обычно я сижу дома и ничего не делаю.
— Хотите, пойдем вместе на прогулку?
— Охотно, только возьмем с собой мою собаку.
— У вас есть собака? Ах, я всегда мечтала иметь собаку, но этой мечте никогда не суждено осуществиться…
— Почему же?
— Потому что я скоро умру. — Она немножко изменилась в лице и выразительным жестом указала на свою грудь. — Но не думайте, что это меня печалит, — шутливо сказала она, заметив сострадательный взгляд Ренаты. — Вместо меня здесь будет кружевница Мари или Анна, и только…
После обеда Рената отправилось гулять с Фанни-кружевницей. Девушка всю дорогу рассказывала ей разные незамысловатые истории, а Ангелус, как в былые времена, весело бегал неподалеку от них. Он стал теперь серьезнее, как и подобает субъекту, имеющему позади солидный жизненный опыт. Пес сильно отяжелел от сидячей жизни, и даже самая прелестная собачья барышня не могла рассеять его мрачного равнодушия. Ренате было непонятно, как Фанни, ничего не получившая от жизни, могла с веселой улыбкой смотреть в лицо смерти.
Ознакомительная версия.
