Не понимаю я ничерта, я ничерта не понимаю и понимать не хочу, все что вижу, это ее бездонные глаза, в которых я методично тону, не стараясь даже грести. Она меня просит, а я чувствую, что просто, на вскидку, двумя неделями дело не обойдется. Я чувствую это и от этого хочется рвать глотки каждой суке, причастной к такому.
На отца и его проблемы от этого вообще срать. У него что ни год, то скандал. Одним больше или меньше.
Веду губами по щеке своей малышки, собирая остатки слез, а Вася затихает, только дышит тяжело.
—Видеться мы все равно будем.
—Как преподаватель и студент.
Черт! Я как это терпеть должен, если мне дышать без нее сложно?
—Нет.
—Нельзя чтобы нас хоть раз еще смогли скомпрометировать. Я прошу тебя, — Вася обхватывает мое лицо холодными ладошками и прижимается губами, оставляя смазанный соленый поцелуй. — Максимум две недели, все, о чем прошу.
Перехватываю инициативу и вгрызаюсь в нее, заставляя быть моей всегда. Какой дебил вообще придумал эти запреты, мне на них насрать, когда моя девочка вот так сильно прижимается ко мне и раскрывает губки.
—Я не смогу вытерпеть, и делать вид, что ничего нет.
—Рустам, я тебя люблю, и я прошу тебя не делать глупости. Не нарываться, не создавать еще больше проблем, чем те, что уже есть.
Умоляющий взгляд опять заставляет испытывать вину. Это я виноват во всем, по факту ведь я дал повод, я вел себя неаккуратно. Я виноват, и я как мужик буду расхлебывать это и другие последствия своего необдуманного поведения. Но от тебя я не откажусь даже видимо.
Я не маменькин сынок, который будет сидеть под юбкой, пока кто-то другой будет решать свалившиеся проблемы. Да я себя уважать перестану, если сейчас просто сольюсь. И что это за мужик по факту тогда? Никакой. Меня воспитали иначе, я за свою женщину буду убивать, если это потребуется. Но и нервничать ее не хочу, пусть думает, как думает, а я отсвечивать не стану. В тени тоже можно много чего сделать.
42. Показательная порка
ГЛАВА 42
ВАСИЛИСА
Легко сказать, да очень тяжело сделать. Держаться на расстоянии с каждым днем все труднее и труднее. И если в первый день я практически вою от тоски, то во второй замечаю за собой особенные вспышки паники, встречая Рустама в стенах университета. Его взгляд меня пронзает насквозь, прошивает. И где бы я ни появилась, везде чувствую его запах, особенный и такой родной. Ему тяжело, мне тяжело.
А еще тяжелее после разговора с заведующей, которая смотрит на меня с материнским укором.
—Как давно, Василиса? — спрашивает нехотя, отводя взгляд в сторону.
А я даже не знаю, что ответить, чтобы не упасть в ее глазах еще сильнее. Просто сейчас вспоминается совсем другой разговор, где меня учили быть сильной и не обращать внимания на тявкающих собак. Караван идет. Ага, караван уже упал с обрыва.
—Достаточно давно.
Зачем юлить перед этой женщиной, в свое время чуть ли не заменившей мне мать?
—Ты же понимаешь, что будет дальше.
Женщина бросает на меня последний упрекающий, но какой-то уж слишком понимающий взгляд на меня, и отворачивается к окну.
Понимаю ли я? Еще бы. В свете последних событий, когда «Олечку» с позором уволили, а со мной уже провели беседу…я все понимаю. Конечно, я не их объект жгучего интереса. Ту они уже попросили, но раз метла начала мести, сметет и любые упоминания о непрофессиональном подходе любого из преподавателей нашего университета. Это уже коснулось некоторых, особенно тех, кто брал взятки.
Я забываю обещание мэра относительно того, что меня не уволят, в это я слабо верю. Остается надеяться, что уволят по собственному, но статьи в желтой прессе все еще сверкают так, что видно даже слепому, а потому очень глупо надеяться, что хоть кто-то в этом городе не в курсе о моих отношения с сыном мэра.
Я просыпаюсь с горящими щеками и засыпаю с ними, и если верить приметам, то это только потому, что меня обсуждают. Ни о каком авторитете среди студентов теперь говорить не приходится, за спиной теперь перешептываются не только они, но и преподаватели. Я хожу на работу чисто механически. Потому что надо, но внутри все свернулось узлом и никак не хочет распутываться. Плакать мне теперь тоже не хочется, ощущения самые мерзопакостные из всех.
—Понимаю.
—Вася. Сейчас будет просто показательная порка, которую я проводить не хочу и не буду. Но все закрутилось и вышло за пределы нашего университета, коснулось серьезных людей. И как бы я тебя ни любила, как бы ни относилась, я должна временно тебя отстранить, но экзамен все же тебе придется принять, ты с ними работала весь семестр, тебе хотя бы присутствовать надо. Что до остального, отстранение временное, пока это все не утихнет. Зарплата тоже ставится на паузу, тут я ничего не могу поделать, а твою группу я забираю до момента, пока мы не найдем нового преподавателя на твое место. Все что могла я сделать — уже сделала, девочка. Остальное не в моих руках, а в руках тех, у кого власти побольше. Павловна накрутила дел таких, что сейчас моего мнения относительно тебя никто не услышит. Министр образования все же любит свою дочь и будет делать для нее все, о чем она ни попросит. Я считаю тебя мудрой девочкой и не думаю, что у тебя с этим мальчиком несерьезно…но вы оба допустили ошибку, что позволили ситуации выйти за пределы вас двоих. Теперь его оценки ставятся под большой вопрос, и вообще все студенты, получившие оценивания от твоего имени, будут пересдавать предмет.
Боже. Тошнота подкатывает к горлу, я хватаюсь за шею и делаю глубокий вдох. Выдох. Вдох.
—Ты чего, девочка? — Олеся Васильевна подскакивает ко мне и усаживает на стул, а я откидываюсь на спинку и прикрываю глаза. Как же резко поплохело-то.
—Нервы, — шепчу в ответ, протирая большими пальцами виски. — Мои студенты никогда не получали незаслуженные оценки. Я строга ко всем…и Рустама я оценивала исключительно по его знаниям.
Господи, да я даже заставляла его домашку делать и заранее не проверяла. Все было честно!
—Я знаю, что ты не из таких, кто будет оценивать не по знаниям. Все будет хорошо, верь мне, это все похоже на охоту на ведьм и вообще кому какая разница, кто с кем имеет отношения? Совок какой-то однозначно, я думала, что пережила уже это, но нет…история повторяется.
—В смысле? — поднимаю вопросительный взгляд на заведующую, а то посмеиваясь выдает:
—Мой когда-то будущий муж тоже был моим студентом. Только я преподавала в военной академии. Ох, и скрывались мы тогда, неровен час был попасть на скамью позора за аморалку. Тогда тоже третировали за подобное, но мы стоически пережили все и в конечном итоге поженились. Такой же по молодости нетерпеливый как твой. В руках себя держать вообще не умел, драчун и задира. Все никак не мог смириться, что я преподаю у одних мужчин. Ой как вспомню, целый поток мужиков и я, молодая и неопытная. Эх, было время, вспомнить — только всплакнуть от ностальгии.
Я слушаю и поверить не могу, что эта женщина вышла замуж за своего студента. Ее мужа я видела, в жизни не сказать, что младше. Разведчик генерал-майор в отставке. А вот как оказалось…Ну и дела.
Женщина улыбается, вглядываясь в окно, а потом продолжает:
—Так что я тебя понимаю, девочка, очень хорошо. Чувства ведь нельзя просто взять и выключить, нельзя затоптать и не дать им прорасти. Это не насморк, само не пройдет. А за Беловым ты будешь как за каменной стеной, Вась. Просто нельзя было вам так открыто…люди твари иногда, каких поискать.
—Согласна, но что есть, то уже есть.
—Как есть, верно, но пока тебе лучше тут лишний раз не маячить. От группы откажись, выдохни, приди в себя. Я сделаю все, что могу, а уж какой у тебя покровитель…есть. Так вообще.
—Вы о чем?
—Я о Сашеньке Беловом. Мой студент. Моя гордость. И раз уж он сказал, что сделает все возможное и невозможное, чтобы закрыть вопрос, то так и будет. Тем более, что это все связано теперь и с ним тоже. Гасят мужика как могут, но подавятся скорее, чем смогут сместить его.
