– Вы очень любезны, мадам, – растроганно сказала Дерош, обрадованная такой похвалой.
– Нет, нет, я говорю то, что думаю, – продолжала Дельмонс, – и говорю это от всего сердца. Теперь, воздав должное этой профессии в целом, я поздравлю Жюстину с тем, что она встретила вас и нашла таким образом, опытную наставницу, которая поведет её по сладострастной дороге наслаждений. Пусть она слепо следует вашим советам, мадам, пусть слушается только вас, и я ей предсказываю, помимо больших богатств, самые изысканные в жизни удовольствия. Не успел закончиться этот необыкновенный разговор, как в дверь постучали.
– Ах, – воскликнула мадам Дерош, открывая дверь, – пришел юноша, которого ты у меня просила, дорогая Дельмонс. В салоне появился великолепный кавалер ростом пять футов и десять дюймов, сложенный как Геркулес и прекрасный как Амур.
– Он действительно очарователен, – сказала наша блудница, разглядывая прибывшего. – Остается узнать, так ли он силен, как обещает его фигура. Дело в том, что давненько я не ощущала такой готовности совокупляться: посмотри в мои глаза, Дерош, и ты увидишь в них жаркое пламя желания. Черт побери, – добавила потаскуха, бесцеремонно целуя молодого человека, – черт побери мои ненасытные потроха, я больше не выдержу.
– Надо было меня предупредить, – улыбнулась Дерош, – и я пригласила бы троих или четверых.
– Ладно, ладно, пока займемся этим. И бесстыдница, обняв одной рукой юношу, которого она ни разу до этого дня не видела, другой расстегнула ему панталоны, нисколько не заботясь о невинности и целомудрии юной девушки, которую так открыто оскорблял подобный цинизм.
– Мадам, – пробормотала покрасневшая Жюстина, – позвольте мне уйти.
– Нет, нет, что ещё за капризы! – возмутилась Дельмонс. – Нет и ещё раз нет. Заставь её остаться, Дерош, я хочу преподать ей практический урок, который подкрепит теоретическую лекцию; я хочу, чтобы она была свидетельницей моих удовольствий, так как это единственный способ привить ей вкус к настоящей жизни. Что же до тебя, Дерош, твое присутствие на моих оргиях обязательно: я желаю, чтобы ты довела свое дело до конца, и ты знаешь, дорогая, что только твои ловкие ручки умеют приятно вводить мужской член; кроме того, ты так сладко ласкаешь меня, когда я сношаюсь, так усердно заботишься о моих бедрах, моем клиторе и моей заднице! Да, Дерош, ты – главная пружина моих наслаждений. Ну довольно, приступим к делу. Ты, Жюстина, садись сюда, перед нами, и не своди глаз с наших действий.
– О какой позор, мадам, – жалобно вскрикнула бедная сирота и начала плакать. – Позвольте мне уйти, умоляю вас; поверьте, что зрелище ужасов, которыми вы будете заниматься, вызовет у меня только отвращение. Однако Дельмонс, которая уже вся была во власти своей похоти и полагала с достаточными, впрочем, основаниями, что её удовольствия многократно возрастут, если при этом будет оскорблена добродетель, решительно воспротивилась уходу Жюстины, и спектакль начался. Взору нашего невинного ребенка предстали все подробности самого изощренного разврата. Её заставили вместо Дерош взять чудовищный детородный орган молодого человека, который она с трудом смогла обхватить обеими руками, подвести его к влагалищу Дельмонс, ввести внутрь и, несмотря на все её отвращение, ласкать эту мерзкую и в то же время утонченную в своих усладах женщину, между тем как та находила неизъяснимое удовольствие в жарких поцелуях, которыми она осыпала невинные уста девочки в то время, как мощный атлет пять раз подряд довел её до экстаза глубокими и ритмичными движениями своего члена.
– Клянусь небом, – проговорила Мессалина, тяжело переводя дух и раскрасневшись как вакханка, – я давно не испытывала такого наслаждения. Знаешь, Дерош, какое у меня возникло желание? Я хочу лишить невинности эту маленькую кривляку тем самым огромным инструментом, который только что столь усердно долбил меня. Что ты на это скажешь?
– Нет, нет, – заволновалась та. – Мы её убьем, и я ничего от этого не выиграю. Между тем оба наших турнирных бойца принялись восстанавливать свои силы обильными возлияниями шампанского, жарким и трюфелями, которые им подали незамедлительно. Затем Дельмонс снова легла на ложе и бросила вызов своему победителю. Жюстина, обреченная оказывать те же самые услуги, вынуждена была опять вставлять шпагу в ножны распутницы. Надо было видеть, с каким трудом, с каким отвращением она исполняла приказание. На этот раз бесстыдница захотела, чтобы девочка массировала ей клитор. Дерош взяла детскую руку и направила её, но неловкость ученицы тут же привела Дельмонс в бешенство.
– Ласкай, ласкай меня, Дерош! – закричала она. – Я заметила, что хотя развращение невинности льстит самолюбию, её неопытность ничего не дает для физического наслаждения, тем более такой либертины, как я, которая может довести до изнеможения десять рук, не менее ловких, чем у Сафо, и десять членов, не менее стойких, чем у Геркулеса. Второй сеанс, как и первый, завершился бурными жертвоприношениями Венере, после чего Дельмонс несколько успокоилась, ярость её стихла; Дерош поспешно взяла свою накидку и, извинившись перед подругой, сказала, что назначенная с Дюбуром встреча не позволяет ей остаться дольше.
– Знаешь, Дерош, – заметила Дельмонс после недолгого размышления, – чем больше я совокупляюсь, тем сильнее меня затягивает распутство; каждый праздник плоти порождает в моей голове новую идею, а эта идея влечет за собой желание испытать новый, ещё более оригинальный акт. Возьми меня с собой к Дюбуру, мне очень хочется увидеть, что придумает этот старый лис, чтобы получить удовольствие от твоей девчонки; если ему понадобятся мои услуги, я всегда готова, ты же меня знаешь и не первый раз помогаешь мне в таких делах; не хочу хвастать, но уверяю тебя, что я доставлю ему радость с не меньшей ловкостью, чем это делала Агнесса [Агнесса Сорель – знаменитая куртизанка в 16 веке.]. Очень часто эти дряхлые негодяи предпочитают меня любой юной девице, и это тебе хорошо известно, так как моё искусство с успехом заменяет молодость, и с моей помощью они извергаются скорее, чем если бы их ублажала сама ветреная Геба.
– Вообще-то это можно устроить, – сказала Дерош. – Я достаточно хорошо знаю Дюбура, поэтому уверена, что он не рассердится, если я приведу к нему ещё одну очаровательную женщину. Так что едем все вместе. Подали фиакр, первой втолкнули в него дрожащую от страха Жюстину и отправились в путь. Дюбур был один; он встретил дам в ещё более возбужденном состоянии, чем накануне: его мрачные взгляды свидетельствовали о жестокости и похоти, в его глазах читались все признаки самого необузданного сластолюбия.
