Если бы взгляды могли убивать, то от совокупности ядовитых взглядов, направленных на Белова, он бы замертво упал на пол. Но этого не происходит. Вместо этого Белов идет на поражение. Его голос обманчиво легок, когда он добавляет:
— Алена не знает правды, правда, Леонид? Почему бы тебе не рассказать ей. И вообще, рассказать всем в комнате. Я думаю, что и твои братья не знают всей правды.
Все внимание переключается на Лео. Он неподвижен, как статуя, его тяжелое дыхание — единственный внешний признак того, что слова Белова его встревожили.
— Оставь его в покое, — огрызаюсь я. — Ты не имеешь права вмешиваться таким образом. То, что произошло в прошлом, касается только нас. Не тебя.
— Он прав, — говорит Лео хриплым голосом. Он опускает пистолет в руке. — Ты заслуживаешь того, чтобы знать правду.
— Но не таким образом, — возражаю я. Я притягиваю его к себе, но он не смотрит мне в глаза.
— Да, Аля, потому что ты можешь не захотеть иметь со мной ничего общего после того, как узнаешь правду. Когда ты узнаешь, каким слабым я был.
— Этого никогда не случится, — настаиваю я, но мои слова словно отскакивают от стены. Лео застрял в своих собственных мыслях.
Белов жестом освобождает комнату, отправляя всех своих охранников ждать по ту сторону двери, кроме Павла, его правой руки.
Я бросаю взгляд на Джулиана, затем на Андрея и Даниила — у всех выражение общей растерянности. Кира бросает на меня обеспокоенный взгляд. Она понимает, что будет дальше.
Я не знаю, что собирается сказать мне Лео, но знаю, что пути назад уже нет.
Опустившись на колени, он берет мои руки в свои и начинает рушить мой мир.
ГЛАВА 37
Лео
7 лет назад
Когда дыхание Алёны выравнивается, а тело становится мягким, как во сне, я облегчённо встаю с кровати. Уже за полночь, папа проснется, и я точно знаю, где его искать. Я тихо иду по коридорам, мысленно повторяя этот разговор снова и снова. Он будет недоволен, но мое решение твердо. Никаких сомнений и раздумий.
Алена — это все, что мне нужно. Она показала мне, что есть другой путь. Что я могу сам творить свою судьбу. Что я могу жить в свете. Она верит в меня, верит, что я способен на большее, и я докажу ее правоту. Я создам нам жизнь за пределами братства, и она будет рядом со мной.
Тусклый свет под дверью папиного кабинета говорит о том, что он все еще работает, ведь жизнь пахана — это круглосуточная работа. Не то чтобы он был против. Папа — Братва Козлова. Это не наследие, переданное ему по наследству, это наследие, которое он создал, за которое он боролся. Он переехал с одного континента на другой, зная, что его бизнес может процветать только на американской земле, поскольку российская братва слишком укоренилась, чтобы найти место для такого новичка, как он.
Но привести братву к величию — это его мечта, а не моя. Я тихонько стучу. Шарканье бумаг по ту сторону двери прекращается.
— Войдите, — раздается рокочущий голос папы.
Мой отец сидит за своим огромным письменным столом из красного дерева, как король на троне. Компьютера не видно. Папа не верит в электронику для ведения бизнеса, по крайней мере, нелегального, он — джентльмен рукопожатия. Что толку от контракта, когда пуля может донести суть дела гораздо эффективнее?
— В чем дело, сынок? — спрашивает папа, опуская свои бифокальные очки на нос.
— Нам нужно поговорить. Это важно. Это не может ждать до утра.
— Очень хорошо. — Он жестом указывает на место напротив себя, и я сажусь. Бросив очки на стол, он потирает переносицу. — В чем дело?
Уверенность, которую я чувствовал раньше, теперь немного пошатнулась.
— Дело в Алене. Алена и я. — Я на мгновение задумываюсь, как ему сказать. Но с отцом лучше говорить прямо. — Мы вместе, папа.
Он поднимает брови, но не в удивлении, а в подтверждении.
— Я знаю, — наконец, говорит он.
— Ты знаешь?
— Я знаю все, что происходит в этом доме, Леонид. Почему ты думаешь по-другому? — Его лицо становится каменным, вокруг нас поселяется тревожная тишина.
В папе есть жестокая грань. Я всегда знал об этом — как он страшно кричал на маму, когда они ссорились, как наказывал солдат, когда они его не слушались. Но никогда это не было направлено на меня. Не так, как сейчас.
До этого момента.
Я изо всех сил стараюсь не дрогнуть под его пристальным взглядом, потому что отец чует слабость за сотню миль и ненавидит ее. Поэтому я закаляю свою решимость и продолжаю.
— С тех пор как убили Кирилла, Алена решила отдалиться от братвы. Эта жизнь не для нее. Она, конечно, смирилась с выбором Джулиана, но не хочет этого ни для себя, ни для того, с кем ей предстоит прожить всю жизнь.
Отец берет в руки маленькие часы, стоящие на столе, и полирует их носовым платком из кармана.
— Мне все равно, что делает Алена. Она бесполезна для этой семьи.
Я вытираю вспотевшие руки о брюки, пытаясь найти нужные слова.
— Я люблю ее, папа. Я, наверное, всегда любил Алену, но этим летом мы стали близки. Она — та женщина, с которой я хочу быть до конца своих дней. Я знаю, что я молод, но я четко понимаю, чего я хочу.
Усмешка на губах отца — единственное свидетельство того, что он меня услышал. Он продолжает полировать свои часы, даже не удостоив меня взглядом.
— Что ты хочешь сказать? Что ты не хочешь быть vorom?
Я медленно качаю головой.
— Ты же знаешь, что я хорошо разбираюсь в компьютерах и технологиях. Есть вещи, которые я могу делать. Есть способы помочь семье без присяги…
Звук бьющегося стекла заглушает мои слова, и некогда изящные часы рассыпаются на деревянном полу.
— Так ты хочешь опопозорить себя? Опозорить нашу семью? — Его слова низкие и ядовитые. Мне почти хочется, чтобы он кричал, потому что это еще хуже. Но я не стану терпеть его издевательства. Не за такое важное дело, как это.
— Нет ничего постыдного, когда есть выбор. У тебя есть и Андрей, и Даниил, и даже Джулиан. Я все равно буду здесь, с той лишь разницей, что у меня не будет моих звезд.
Поднявшись на ноги, отец опирается двумя руками на письменный стол и наклоняется вперед. Он не слишком высок, я на несколько дюймов выше его, но он бывший боксер, широкий и крепкий, и он знает, как использовать свои размеры для устрашения.
— Я терпел твои похождения с Аленой. Ты должен был выкинуть ее из головы и жить дальше. Той жизнью, для которой ты предназначен, рядом с твоими братьями. А не быть жалким субподрядчиком, который целыми днями играет с компьютерами. — Следующие слова срываются с его губ с рычанием. — Я этого не потерплю.
Решив не сдаваться, я поднимаюсь и невозмутимо встречаю его злобный взгляд.
— Мне жаль, что ты так считаешь, но я не нуждаюсь в твоем благословении. Я принял свое решение. Даже если ты меня не поддержишь, я останусь при своем мнении.
Медленная ухмылка, появившаяся на лице отца, настораживает.
— А как же милая, невинная Алена? Неужели ты думаешь, что твое решение не повлияет на нее?
Черт, почему мой отец сейчас выглядит таким самодовольным? Как будто у него на руках все выигрышные карты.
— Конечно, так и есть. Мы вместе приняли это решение. Возможно, это не самый легкий путь, но это то, чего мы оба хотим. Это наш выбор.
— Ты все время говоришь о выборе. "Мой выбор, моя свобода", — насмехается он плаксивым тоном. — Ты говоришь как чертово американское отродье. — Его глаза становятся пронзительными. — С тех пор как Кирилла не стало, я слежу за тем, чтобы Алена ни в чем не нуждалась, отношусь к ней как к родной. Я организовал ее обучение, привел ее в свой дом. Под моей крышей за ее матерью ухаживает целая бригада врачей и медсестер. — Ужас пробежал по позвоночнику. Мой отец не просто ведет пустую болтовню, он куда-то клонит, и я чувствую, что мне это не понравится.
— Не впутывай ее в это, папа, — угрожаю я сквозь стиснутые зубы.
— Как я могу это делать? Это все из-за нее. Тебе осталось несколько дней до присяги вора, а теперь какая-то глупая сука собирается прийти сюда и разрушить будущее, которое тебе было предначертано? Я так не думаю, Леонид. — Его губы презрительно скривились. — Если ты откажешься от своих звезд, я прикажу убить Алену самым безобразным способом. Я отдам ее своим людям, и после того, как они ее обработают, я задушу ее своими руками, а потом пропущу ее органы через мясорубку и скормлю собакам.
