Я кивнула и принялась за еду. Неловкое напряжение спало, пока мы ели и пили, как старые добрые друзья. Наш разговор перешел от Себастьяна к моим увлечениям ботаникой и Амазонкой.
— Если ты любишь деревья, я уверен, что мы будем рады видеть тебя в исследовательской команде Линдстрома.
Я откинулась на спинку стула и промокнула губы салфеткой.
— Я люблю деревья так же, как и любой другой ботаник, но настоящие открытия происходят в более мелких видах, особенно тех, которые не были проверены в лаборатории или исследованы иным способом.
Он нахмурился.
— Конечно, я могу придумать что-нибудь, чтобы соблазнить тебя.
— Я люблю преподавать, — я пожала плечами. — Это была моя настоящая первая любовь. Я бы не хотела делать ничего другого.
— Раньше у меня была такая страсть, к бизнесу, конечно. А потом к миссис Линдстром.
Мой интерес вспыхнул, и я повернулась к нему.
— Не могли бы вы рассказать мне о ней поподробнее? Себастьян никогда много не говорил.
— Гармони была удивительной женщиной. Волевой, умной и любознательной. Красивой. Любой мужчина, у которого есть хоть капля мозгов, хотел бы иметь ее рядом, — он засмеялся. — Чтобы убедить ее пойти со мной на свидание, потребовалось некоторое время.
— Я уверена, что все было не так уж плохо.
— Когда у нас родился Себастьян, мы оба были на седьмом небе от счастья. Гармони в то время управляла успешной косметической компанией, но взяла с ним небольшой отпуск. Себастьян рос счастливым и спокойным ребенком, никогда особо не капризничал. То, что могло бы привести к слезам другого ребенка, он просто поворачивался и находил себе другое занятие. Никаких слез, никаких проблем. Мы не понимали, что это симптом гораздо более серьезной проблемы, пока он не стал старше. Когда ему поставили диагноз, они охарактеризовали его как версию синдрома Аспергера, и, конечно, у него были некоторые из них, но в конце концов мы отвели его к специалисту, который сделал серию тестов. Психотических. Это звучит пугающе, правда? И как родители, мы были в ужасе.
Я и представить себе не могла.
— И тогда Гармони изменилась. Как будто свет внутри нее погас. Она больше не общалась с Себастьяном так часто. Я уделял ему больше внимания, чтобы компенсировать это. Я вроде как стал его единственным родителем.
— Ох. — Я не могла поверить, что мать может так поступить со своим ребенком, психически нездоровым или нет.
— Нет, милая, не вини ее. — Он похлопал меня по руке. — В такой ситуации, как у нас, все реагируют по-разному. Она поддерживала меня, а я — Себастьяна. Когда у меня случался нервный срыв из-за того, что он делал — а было это несколько раз — она ставила меня на ноги. Всю поддержку, которую она ему не давала, она отдавала мне. Теперь я понимаю, что это был единственный способ, которым это могло сработать. Я нуждался в ней. Он нуждался во мне.
— Я поняла. — Я никогда не была в такой ситуации, никогда не сталкивалась с чем-то настолько трудным. Но я понимала, что это трудный выбор.
Он взглянул на что-то позади меня и кивнул, прежде чем отодвинуться и встать со своего места.
— Извини, я на минутку.
Волосы у меня на затылке встали дыбом.
— Он здесь, не так ли?
— Я не мог устоять перед небольшой игрой. — Он поцеловал меня в макушку и прошел мимо.
Сначала меня поразил его запах, от полноты которого у меня закружилась голова. Себастьян мог разлить его по бутылкам и продать за любую цену, какую захочет.
— Камилла, — его голос скользнул по моей коже, как шелк, когда он занял место, которое освободил его отец. — Надеюсь, тебе понравились орхидеи. — Он был великолепен в идеально сидящем костюме, светло-голубой рубашке и темно-синем галстуке.
Я судорожно сглотнула, не зная, убежать или забраться к нему на колени.
— Да.
— Хорошо, — он улыбнулся, когда его изумрудные глаза скользнули по моим губам. — Я скучал по тебе.
Мой разум наконец-то пришел в движение. Я резко отбросила салфетку на стол и встала.
— Камилла, — позвал он.
— Эй, — я остановила проходящего мимо официанта. — Самый быстрый способ выбраться отсюда?
Он указал на заднюю дверь.
— Но она ведет в переулок.
— Меня это устраивает.
Я поспешила в полутемный коридор и ворвалась в тяжелую дверь. Холодный воздух почти оглушил меня, когда я бросилась к оживленной Манхэттенской улице слева от меня.
— Остановись. — Себастьян следовал за мной по пятам.
Когда он схватил меня за руку и прижал спиной к кирпичной стене, я ахнула.
— Слезь с меня! — я толкнула его в грудь, но он не пошевелился.
— Успокойся, пожалуйста, — искренняя забота в его голосе пронзила мое сердце, как лезвие ножа.
— Что тебе надо от меня? — слезы угрожали вылиться, когда я перестала бороться и посмотрела на него. — Что?
— Любовь, — сказал он так, словно это был самый простой ответ. Сколько будет два плюс два? Четыре. Почему ты прижимаешь меня к стене, пока я схожу с ума? Потому что люблю…
— Ты не способен любить.
— Я бы согласился еще несколько месяцев назад. — Он провел ладонью по моей щеке.
Боже, я изголодалась по его прикосновениям. Я хотела большего, точно так же, как наркоман хочет следующего удара своей окончательной смерти.
— Отпусти меня.
— Я не держу тебя, — он поцеловал меня в лоб. — Ты вольна делать то, что хочешь, — и словно в доказательство этого он отступил назад. — Беги, если хочешь.
Я не двигалась, только смотрела на него, когда мой мир сорвался с петель.
Он вернулся, прижимаясь ко мне и держа одной рукой за горло, не сжимая, просто показывая свою власть.
— Я всегда буду преследовать тебя. Я никогда больше не посажу тебя в клетку, но я не могу прекратить преследование. Это невозможно.
— Это та самая одержимость, о которой говорил твой отец.
Он ухмыльнулся, придавая себе еще более злодейский вид.
— Точно, — пробежав кончиками пальцев по моему горлу, он наклонился ближе, его губы коснулись моего уха. — Твое сердце бешено колотится.
— Я... я убегала от своего похитителя, — я держала его за плечи, но не отталкивала и не прижимала.
— Точно. — Он поцеловал меня в шею, его зубы задели мою яремную вену. — Это единственная причина.
Дрожь пронзила меня и закончилась между моих бедер. Я больше не падала; я была на дне, его руки обнимали меня, когда мы погружались в самую глубокую яму ада, приветствуя проклятие вместе. Я повернула голову, чтобы он мог лучше видеть. Он взял инициативу и поцеловал меня так, что у меня подкосились колени.
— А как насчет этого? — он провел рукой по моему бедру. — Я дам тебе то, что тебе нужно прямо здесь, прямо сейчас, в этом темном переулке. Тогда я позволю тебе побегать еще немного, если ты этого хочешь. Я тебя отпущу.
Его пальцы скользнули выше к кружеву моих трусиков между бедер.
— Я хочу отвезти тебя домой и трахать всю ночь. Оставить на тебе мои следы. Смотреть, как ты сосешь мой член. Поедать твою киску, пока не попросишь меня остановиться. Но я этого не сделаю, — его пальцы скользнули мимо ткани вниз по моим влажным складочкам. — Бл*дь. Просто скажи мне, чего ты хочешь. Я сделаю это. Ты хочешь, чтобы я ушел прямо сейчас? Я уйду. У тебя все под контролем. Скажи мне.
Мои глаза закатились, когда он погрузил в меня палец.
— Не останавливайся.
Он зарычал, звук был скорее животным, чем человеческим, и завладел моими губами с яростным поцелуем, который опалил меня. Я обвила руками его шею, когда он поднял меня, мои пятки впились в его спину. Его твердый член прижался ко мне, как раз в том месте, где я нуждалась. Его язык ласкал мой, его губы терзали мои с силой его страсти.
Я вся вспыхнула, когда он поднес палец к губам и слизал мои соки, а потом сунул тот же палец мне в рот. Одной рукой он прижал мои трусики к боку, и через мгновение головка его члена скользнула вниз по моей гладкой коже, пока я сосала его палец.
— Да, черт возьми. — Он с силой толкнулся, врываясь внутрь с самым восхитительным уколом боли и глубочайшим приливом желания.
