Подползая к нему через стол, седлаю его колени так, что мы оказываемся лицом друг к другу, мои груди касаются его груди. Мы оба стонем. Гигантские медвежьи лапы Ретта хватают меня за задницу, притягивая к себе, пока я наклоняюсь в сторону, погружая два пальца в торт.
Намазываю глазурью сиськи и выгибаю спину, чтобы он мог слизать ее. Парень сжимает мою задницу, когда сосет, очищая мои соски языком. Пробует на вкус шею. Облизывает мою челюсть.
Медленно его рот скользит по моей обнаженной плоти, жар от его дыхания и текстура его языка создают преждевременные волны удовольствия внизу. Это заставляет бедра вращаться у него на коленях, выравнивая щель поверх его нижнего белья, зубы волочатся по моей нижней губе от удовольствия.
― Что тебе больше нравится? ― спрашиваю я. ― Печенье или торт?
Ретт утыкается носом мне в декольте, обнюхивает, кладет руки мне на спину.
― Я всегда буду выбирать печенье.
― А если я попытаюсь переубедить тебя?
― Можешь попробовать.
Я слезаю с его колен. Окунаю палец в маслянистую белую глазурь, провожу им по внутренней стороне его бедра. Наклоняюсь и лижу ее, жадно поглощая, бесстыдно. Размазываю еще на головке его члена, наклоняясь, чтобы облизать. Втягиваю кончик снова и снова, пока он не начинает стонать, большая рука убирает мои волосы с дороги, чтобы он мог наблюдать.
― Черт… черт. ― Его глаза остекленели и затуманены, зубы царапают нижнюю губу. ― Черт, ты такая сексуальная. Боже, не останавливайся.
Я не останавливаюсь, не тогда, когда его пальцы находят путь к моим волосам, дергая.
Наслаждаюсь удовлетворением, властью. Способностью сводить его с ума и заставлять умолять. Чтобы довести этого огромного, сильного мальчика до его самого слабого места. Сделать его уязвимым.
― Лорел. ― Он тяжело дышит, задыхается. — О, д-детка, п-позволь мне… я должен быть внутри тебя.
Детка. Внутри тебя.
Мне хочется сказать: «все, что ты пожелаешь».
Знает он об этом или нет, но я полностью влюблена в этого парня. Втюрилась по уши, инсталав, без ума ― называйте, как хотите. Я слизываю глазурь на его животе, лаская его, пока ползу вверх по его великолепному торсу.
Провожу пальцем по уголку его рта, наши языки перекатываются со вкусом сладкого сахара. Он остается в сидячем положении, когда я забираюсь к нему на колени, выравниваюсь и опускаюсь на его растущую эрекцию.
Оханье.
Стоны.
Вращаю бедрами и с трудом делаю выпады вверх, я опасно близка к тому, чтобы стукнуться головой о люстру над столом, когда катаюсь на нем, вверх и вниз, голова запрокинута назад, его нос уткнулся в мою шею.
Эти руки крепко держат меня, хватают за бедра, притягивают к нему, так глубоко, как он никогда не был. Сдавленные стоны Ретта в моих волосах заставляют мои глаза закатиться… Опьяняюще.
Стол стонет под нашей тяжестью, под толчками и скрежетом наших громких, пылких любовных ласк и страстных поцелуев.
Мое тело мне не принадлежит.
Моя душа?
Его.
Выражение лица Ретта такое грубое, такое реальное и изысканно мучительное, когда он кончает, что я почти произношу слова вслух.
ГЛАВА 22
«Это была одна из тех ситуаций типа «раз уж мы оба голые»…»
Лорел
― Мы, вероятно, должны поговорить о том, что не использовали презерватив в эти выходные.
Мы в библиотеке кампуса, одни в дальнем углу; я выбрала его, потому что он отдаленный, тускло освещенный и уединенный — идеальное место, чтобы упомянуть о нашей оплошности. Хотя, когда я так говорю, это звучит так тривиально, когда на самом деле это не так.
Все поведение Ретта меняется: тело выпрямляется, ручка зависла над бумагой, губы сжаты в тонкую линию.
― Нам нужно об этом поговорить? Ты…
― Не волнуйся, я на противозачаточных — ну, ты знаешь, таблетках, — но мы никогда не говорили об этом до того, как ты, ну, ты знаешь… не использовал резинку, а мы должны были.
― Мне очень жаль. ― Он в отчаянии проводит рукой по волосам. Стыдливо. ― Я не подумал.
― Дело не только в тебе, дело в нас обоих. Теперь, когда мы говорим об этом, я хотела, хм… ― Курсор на моем ноутбуке подмигивает мне из застопорившегося документа Word. ― Я думаю, мы можем согласиться, что мы эксклюзивны?
Болтаю без умолку, не в силах контролировать ни свой рот, ни эмоции:
— Хочу, чтобы ты почувствовал меня. ― И я подумала, раз уж мы взрослые, мы должны честно поговорить об этом.
Ретт смотрит на меня, его щеки все еще пылают.
― Полагаю, мы оба в безопасности?
У меня не было секса уже несколько месяцев, и мы с ним были парой.
Хотя, когда я заподозрила, что Тэд мне изменяет, я пошла и прошла тест несмотря на то, что всегда использовал презерватив. Он никогда по-настоящему не доверял никому, чтобы никто не заманил его в ловушку отношений с беременностью — не с ним, готовящимся к NFL в выпускном году.
Тем не менее, я была протестирована, с чистыми результатами.
― Я больше ни с кем не встречаюсь и не собираюсь. ― Ретт не отвечает, поэтому подсказываю ему. ― А ты?
Наконец он отвечает с ухмылкой:
― То, что ты даже спрашиваешь, иногда заставляет меня удивляться тебе, Лорел, ― шутит он.
― Что ты имеешь в виду?
― Оглянись, у моей двери нет очереди.
Мой лоб морщится.
― Ты все еще получаешь сообщения?
― Ну, да, но это ничего не значит.
― Сколько?
― Не знаю, несколько в день?
Несколько в день? Как я могла этого не знать? Мое лицо становится горячим при мысли о случайных, распутных девушках, посылающих ему сообщения. Девушках, которые бы охотно отсосали ему или позволили трахнуть себя.
― Ничто не мешает тебе отвечать на них, не так ли? Я должна доверять тебе.
― Никто из них на самом деле не хочет трахнуть меня, Лорел, а если и хочет, то они из тех девушек, которые трахают кого угодно.
― Откуда ты знаешь?
Он выглядит нетерпеливым.
― Просто знаю.
― Давай, ― настаиваю я. ― Они все не могут быть легкодоступными. Бьюсь об заклад, некоторые из них на самом деле респектабельные, честные граждане.
Его карие глаза закатываются к потолку.
― Я все равно не хочу трахаться ни с кем из них.
― Не мог бы ты показать мне?
Я умираю от любопытства, и это первый раз, когда попросила посмотреть его телефон. Знаю, что это личное, но хочу кое-что доказать ― у него есть девушки, которые бомбардируют его предложениями секса, так зачем беспокоиться обо мне?
Не хочу показаться ревнивой или собственницей, но вот мы здесь. Я ревновала все это время, если быть честной с самой собой, но просто не признавала знаков.
― Можешь посмотреть.
Он протягивает телефон, окно мессенджера открыто.
Мои проницательные голубые глаза сканируют экран.
Лицо пылает, горит.
Сообщение за сообщением появляются на маленьком дисплее, прокручиваются мимо, когда я двигаю большим пальцем, каждый неизвестный контакт.
― Мне показалось, ты сказал, что их всего несколько.
Их сотни. Мой палец ударяет и ударяет, посылая каждое сообщение, одну непристойную фразу за другой. Фото. Мемы.
Он наклоняется, указывая на экран в качестве объяснения.
― Это было несколько недель назад. Теперь я получаю только десять в день.
― Всего десять в день? Прекрасно, ― невозмутимо отвечаю я.
― Ты выглядишь расстроенной.
― Я не расстроена. ― Это нечто совершенно иное.
Я ревную — так чертовски ревную, что жалею, что вообще заговорила об этом и попросила показать этот дурацкий телефон.
― Девчонки кидаются на тебя.
― Ну и что?
― Ну и что?
― Вот как мы познакомились, почему тебя это волнует?
― Потому что, ― раздраженно фыркаю я, ― так мы и познакомились.
― Я удаляю большинство из них. ― Он изучает мое лицо. ― Лорел, ты как будто… не знаю, ревнуешь или что-то в этом роде.
