— Фиксированные ежемесячные переводы в благотворительные фонды по всему миру. Если хочешь очистить свою совесть, просто сходи в церковь. Поставь свечку, покайся, попроси у священнослужителей отпущения грехов.
— У каждого свой способ договариваться с совестью. Или ваш анонимный друг имеет что-то против помощи ближнему?
— Рассказать тебе как работают благотворительные организации? — холодно уточняет мужчина.
— Я могу создать свою.
— Не можешь, Диана. Ты не можешь вести ни общественную, ни политическую деятельность, ни устраивать публичные выставки с провокационными коллекциями.
Ну вот, мы и подобрались в самому главному.
— Бог с вами! Где вы увидели провокацию на моих снимках? — фальшиво удивляюсь я, чувствуя мрачное удовлетворение от того, как перекосило его лицо.
— Я сокращаю финансирование втрое.
— Пряники закончились. Пришло время кнута, — ухмыляюсь я.
— Закончилось терпение. Ты привлекаешь к своей персоне слишком много внимания, поставив под угрозу все наши усилия. Это не кнут, Диана, а предупреждение, и, поверь мне, довольно мягкое.
— Провал моих фотоколлекций — ваших рук дело? — осеняет меня. Безымянный гость снова отмалчивается, но подтверждений уже и не нужно.
— Чего тебе не хватает, Диана? — после минутного тяжкого молчания его слова звучат немного зловеще. — Остроты ощущений и игр со смертью?
Я нервно сглатываю. Конечно, нет.
— Я хочу домой, — а вот это чистая правда.
— Если не ошибаюсь, завтра ты возвращаешься в Иркутск, — смягчив тон, издалека начинает он. — Лучшего времени не придумать. Ты напрасно ищешь вдохновение далеко от дома. Байкал прекрасен в любое время года. Я был на Ольхоне [8] зимой, и это был лучший отдых в моей жизни. Ты знала, что все снежинки в мире, несмотря на свою уникальность, имеют форму идеального шестигранника? Не обязательно было ехать в Северную Ирландию, чтобы фотографировать колонны на Дороге гигантов [9], ты могла просто выйти из дома.
— Мой дом находится в другом месте, — холодно отрезаю я, не оценив ораторский талант собеседника.
— Ты знаешь где он? — склонив голову, мужчина рассматривает меня, как редкий экспонат в музее. С холодным любопытством и без малейшей симпатии.
— Нет, — выдыхаю я.
— Тогда как планируешь туда попасть?
— Вы мне скажете, — позволяю себе самоуверенный тон, а он скептическую усмешку.
— А с чего ты взяла, что мне это известно?
— Это известно моей матери.
Мужчина отрывается от стены и раздраженно шагает вперед. Прямые солнечные лучи освещают его каменное неприятное лицо и массивную фигуру. Почувствовав исходящие от него угрожающие вибрации, я рефлекторно сжимаюсь. Вряд ли он применит физическую силу, но ему и не нужно. Грязную работу за него делают другие.
— Твоя мать мертва, — резким тоном произносит мужчина. — И отец тоже, — добивает он.
Я цепенею, не в силах вымолвить ни слова. Сглотнув, пустым взглядом смотрю себе под ноги. Орнамент на ковровом покрытие расплывается, лицо горит, как в лихорадке, в висках шумит кровь. Слова человека без имени не вызывают шок. Четыре года… За это время многое могло произойти. Я догадывалась, что мамы и Кроноса уже нет в живых, но предполагать и узнать наверняка — не одно и то же.
— Когда? — хрипло спрашиваю я.
— На следующий день после того, как ты покинула Полигон, — он отправляет меня в очередной нокаут. — Когда мы говорили с тобой в прошлый раз, их головы уже хранились в холодильной камере Полигона.
— Что? — изумленно вскидываю голову и во все глаза смотрю в непроницаемое бездушное лицо. — Кто это сделал?
— Правильнее ставить вопрос — кто отдал приказ.
— Кто?
— Уильям Демори. Твой отец — мой анонимный друг. Ему ты обязана своей жизнью, — безжалостно бьет короткими фразами, шаг за шагом приближаясь ко мне. — Я только что нарушил данное слово, но мне следовало сделать это раньше.
— Нет, — всхлипываю я, пряча лицо в ладонях. Меня накрывает дикая боль, врезаясь острыми шипами в кровоточащее сердце. — Не верю, не может быть, — отчаянно бормочу сухими губами.
Крупная дрожь волнами проходит по телу, парализованные мышцы горят от напряжения. Все мои версии, логические схемы и домыслы в одно мгновение превращаются в пепел.
— Придется поверить, Диана. Твоя мать вышла из-под контроля, — хладнокровно продолжает мужчина, остановившись на расстоянии вытянутой руки от меня. — Она отравила газом всех, кто выжил в ежегодном шоу, планировала обезглавить Корпорацию, убив единственных прямых наследников и собиралась активировать системы самоуничтожения Улья и Полигона. Уильям понимал, что ее нужно остановить, и нашел способ предупредить меня об угрозе.
— Одинцов подсуетился? — с презрением шиплю я, нервно кусая сжатые в кулак пальцы.
— Если бы он этого не сделал, ты бы была мертва, — чеканит собеседник. — Генерал никогда не промахивается. Твой вертолёт не был целью, когда в небо полетели ракеты. Он дал тебе уйти.
— Вы — человек Корпорации?
— И да, и нет, — туманно отвечает опасный гость, несколькими фразами обнуливший все, чем я жила последние четыре года.
— Что это значит? — потерянно спрашиваю я, потирая пульсирующие виски. В голове не единой здравой мысли. Он разбил меня, разрушил. Я уничтожена… снова.
— Диана, раскрой глаза и включи, наконец, разум, который зациклен на не пережитой потере. В этой смертельной игре мы все кого-то потеряли, но продолжаем жить и сражаться. То, что сделал твой муж, положило начало сокрушительным последствиям. Посмотри, что происходит вокруг. Передел власти идет полным ходом, весь мир штормит, человечество погрязло в войнах, и это только начало. Дальше будет только хуже.
— Это не ответ, — яростно восклицаю я. — Что значит: и да, и нет?
— Корпорация раскололась на два противодействующего лагеря. Единого центра управления больше нет.
— Боже…
— Бог не участвует в этой войне, — протянув руку, мужчина дотрагивается ладонью моей щеки. Я инстинктивно дергаюсь, уклоняясь от прикосновения. — Найди безопасное убежище и наблюдай. Так будет лучше для всех, — он опускает руку и отступает назад. — Дэрила Дерби больше нет. Смирись с этим или окажешься в руках тех, кто с огромным удовольствием отомстит тебе за то, что твой муж сломал систему, которая на протяжении десятилетий считалась несокрушимой.
— Это означает, что ты находишься в противоположном лагере?
— Я уже говорил, что оказываю услугу старому другу, — устало отзывается «человек без имени». — Твой отец умел не только убивать, играть со смертью и ставить эксперименты над людьми. Иногда в нем, как и в тебе, просыпалось желание помочь ближнему. Однажды он прикрыл мою семью. Я отдал ему долг. Вот и всё.
— Почему он не спас Дэрила? — смаргивая слезы, сдавленно спрашиваю я. — Почему меня?
— Уильям дал ему выбор. Твой муж мог поменять вертолеты, но он этого не сделал. Дэрил хотел, чтобы ты жила, Диана. Так сделай это. Ради него.
25
Еще год спустя о. Ольхон
Постепенно погружаясь в воду солнечный диск разбрасывает по озерной глади оранжевые блики. Небо наливается пурпурно-алым, над водой стелются прозрачные колосья тумана. Слышны крики чаек, шум неспешно набегающих на берег волн и затихающие удары ритуальных бубнов.
Вокруг живописные степные просторы, золотыми коврами пролегающие между укутанных облаками горных хребтов. Надо мной лениво покачиваются раскидистые кроны реликтовых сосен с навязанными на веточки пестрыми лентами, оставшимися после вечернего шаманского обряда.
Осенняя природа безмолвствует, медленно погружается в сон. Фиолетовые длинные тени тянутся от самого горизонта, постепенно меняя окрас на насыщенно изумрудный, и через мгновение растворяются в остывающей зеркальной глади.
