Ознакомительная версия.
Когда Рената закончила, наступило молчание, и вдруг ей показалось, что сердце в ее груди перевернулось и стены комнаты зашатались. Гнет какой-то огромной несправедливости внезапно придавил ее, и горячие слезы, какими она еще никогда не плакала, полились из ее глаз. Точно сломленная чьей-то сильной рукой, она упала и плакала так, как будто все горе ее жизни должно было вылиться в этих слезах. Ласковая рука обняла ее, и, прижавшись к плечу Агафона, она продолжала рыдать. Агафон ничего не говорил, только гладил ее по волосам, и глаза его светились восторгом.
— Ах, мне теперь так легко, так безгранично легко! — шептала Рената.
— Ты была предназначена мне, Рената, — сказал Агафон.
— А ты мне, — глухо ответила Рената.
В стихийном порыве страсти она прижалась к нему. Все ее существо, словно вырвавшись из тысячи державших его тисков, было готово погрузиться в жгучее пламя неземного блаженства. Лицо возлюбленного виделось Ренате лицом бога, лицом самой судьбы. Словно томительная жажда долгих поколений нашла наконец свое удовлетворение в одном объятии, таком мимолетном и в то же время вечном.
— А если ты умрешь? — спросила она, прижимая его руки к своим губам.
— Разве я могу умереть для тебя, Рената? Разве смерть для нас с тобой то же, что и для других? Я никогда не умру для тебя, Рената. Ты не должна грустить.
— Не должна грустить… — повторила она как эхо. Агафон привстал на постели, расстегнул пуговицы платья Ренаты и поцеловал ее грудь. Впервые в жизни она не противилась желанию мужчины. Всем своим существом, каждой своей клеточкой Рената чувствовала: вот он, тот самый долгожданный миг истинной близости, ради которого она столько вытерпела. Она прошла по грязной дороге жизни и сумела сохранить чистоту. И теперь Рената была готова подарить ее — подарить всю себя — своему единственному мужчине. Она встала и решительно сняла с себя одежду, показавшуюся Ренате каменной стеной, отделявшей ее от любимого. Затем она, обнаженная, с распущенными волосами, снова подошла к Агафону, села на край постели и прижалась всем телом к больному. «Я теперь уже не та, что прежде, — думала Рената, — я совсем другая, новая. Мне нечего скрывать, нечего бояться». И никогда не испытанное ненарушимое спокойствие наполнило ее душу.
И Агафон тихо сказал, приблизив губы к ее уху:
— Рената! Ты слышишь, Рената?
— Да, я слышу тебя, — ответила она, приподнимаясь и как бы прислушиваясь к тишине ночи.
— Рената, если это будет мальчик, назови его… ты слушаешь меня, Рената?
— Я слушаю лишь тебя, Агафон!
— Назови его Беатус. А это непременно будет мальчик!
— Беатус…
— И воспитывай его в чистоте, Рената. Воспитывай его, как Парсифаля, вдали от всех. Сделаешь ты это?
— Сделаю.
Он посмотрел на Ренату долгим и испытующим взглядом, а затем притянул к себе. Рената повиновалась. Мгновения казались ей вечностью, и душа соприкасалась с жизнью бесконечных веков. Желание, наполнявшее ее, было не просто желанием отдаться и познать неведомое прежде блаженство плотской любви. Это была сама любовь. Рената следила за движениями рук Агафона, плакала от счастья в его объятиях, и ей казалось, что нет в мире более сильного мужчины, ведь все свои силы он отдавал без остатка возлюбленной. Только теперь она поняла в полной мере, ради чего отказывала десяткам жаждавших завладеть ею проходимцев. Их похотливые взгляды, их лицемерные слова — все было пылью перед величием этого мига, когда два существа слились в экстазе истинной любви. Грудь, живот, бедра, ноги Ренаты — все ее тело было охвачено настоящим пожаром страсти, который усиливался от малейшего прикосновения его пальцев и губ. В какой-то момент она потеряла ощущение времени и пространства. Она вырвалась из цепей жалкого мира и воспарила выше всех бед и унижений. Рената была абсолютно счастлива. Она лежала около Агафона, осыпая его благодарными поцелуями. Она знала теперь, что это была любовь, а все остальное — ничто и что она пребывала в Агафоне с самого начала и пребудет до конца жизни.
Серый рассвет надвигался из глубины равнины. Рената встала и оделась.
И когда она снова дотронулась до руки Агафона, рука его была холодна и безжизненна. И лицо, к которому она прикоснулась губами, было холодно и безжизненно. Вдохновенное выражение осуществленной мечты застыло на нем.
Так умер Агафон Гейер.
Со стоном невыразимой тоски упала Рената на колени и замерла, припав головой к краю постели…
Агафона похоронили у подножия развалин. Вместо памятника на могиле посадили две молодые ели. В первое время сюда каждый день приходили Рената и Мириам и подолгу сидели здесь, шепотом беседуя об умершем. Потом стала приходить одна Рената, потому что беспокойная душа Мириам опять потянула ее в многолюдные города, чтобы вести ту жизнь, от которой ушла Рената. Когда Мириам узнала, что ночь смерти была ночью любви и, как вскоре оказалось, ночью зарождения новой жизни, она поцеловала Ренату, но сердце ее сжала тайная зависть.
Рената осталась и поселилась в башне. Спала ли она или бодрствовала, с нею вместе жил и дышал Агафон. Для нее больше не существовало одиночества. Дни казались ей мимолетными, а ночи приносили спокойный сон без сновидений. Она помогала фрау Виль-мофер в небольших полевых работах и чувствовала удовлетворение в служении земле. Отношения с крестьянкой переросли в дружбу, первую и единственную во всей ее жизни. В прошлом у них было много общего, в настоящем не было никаких столкновений. Часто к Ренате приходила Марика и просила рассказать сказку. Потом Рената стала учить ее и радовалась, наблюдая постепенное развитие гибкого и грациозного ума девочки.
Весна была в полном расцвете, когда Рената написала письмо отцу. Три дня писала она это письмо, тон которого был полон достоинства и нежности. Она созналась, что носит в себе новую жизнь, и просила взять назад произнесенное в запальчивости проклятие. Через несколько дней пришел благоприятный ответ. Месяц спустя приехал и он сам и пошел с Ренатой на могилу ее супруга. Отец провел с нею целую неделю и уехал, удовлетворенный сознанием, что снова обрел свою дочь, глубокая натура которой поразила его и заставила пожалеть о прошлом.
Через несколько месяцев у Ренаты родился мальчик, которого она назвала Беатус. У него были лоб и глаза Агафона и нежный и в то же время решительный рот Ренаты. Теперь наступили недели, месяцы и годы блаженства для Ренаты — матери. Она видела, как она сама и ее невидимый возлюбленный оживали в более чистом и совершенном образе. Беатус казался ей сыном солнца; она сама получала тепло и жизнь через него, и все проявления его жизни казались ей проявлениями непосредственных сил природы, которая стала его истинной наставницей, вдали от городов и от людей.
Ознакомительная версия.
