Он не кричал на меня. Не обвинял. Не сомневался. В общении со мной включал легкость. Шуточки. Поцелуи. Поглаживания. Изучал взгляд. Долго обнимал. Укутывал заботой. Усыплял тревожность, как мог.
Посадил в машину с водителем, пообещав, что заберет, как только чуть-чуть здесь сам разрулит.
– Ты увольняешь меня с должности крысы?
– Я тебе скоро другую предложу, хорошо?
Он поцеловал меня в губы и с силой захлопнул дверь. Не смотрел вслед и не махал рукой. Развернувшись, сунул кисть в карман и направился обратно к дому.
Я знаю, что это не так, но как будто скинул балласт. Унизительно, что его балласт – это я.
***
Я у мамы уже вторую неделю. Время тянется и мучает меня.
Сказать, что родители были удивлены увидеть меня во вроде как самую жаркую пору и по учебе, и по работе – это ничего не сказать. Только никто, конечно же, не ругал за сюрприз.
Поверили в мой рассказ о вспышке гриппа и временной дистанционке. Но это родители. Мама с папой тут же побежали на рынок за моими любимыми вкусностями, которые в горло так и не полезли. А пришедший на новость Влад потащил в комнату разговаривать начистоту.
Я поделилась с братом почти всем. По его лицу сложно было определить – осуждает или нет. Он только качал головой. Когда закончила – потянул на себя. Обнял крепко-крепко. Я застыла, потому что у нас так не принято. А потом внезапно расслабилась. Задрожала. Глаза стали мокрыми. Я себе призналась, что страшно.
– Пусть разбираются, Юль. Судья прав. Это они тебя втянули. Ты для всего этого слишком нормальная.
После этого закончилась ирония насчет наших отношений. По разговорам с мамой и папой я поняла, что им Влад тоже ничего не сказал. Я не зря доверилась.
Не зря положилась.
И на Славу я должна просто положиться. Четко так, как мы договаривались.
Мы с ним созваниваемся. Списываемся. Я часто выхожу в парк на длительные прогулки, чтобы поговорить с ним без посторонних.
Он не запрещал мне выходить из квартиры. Не приказывал оглядываться. Я допускаю, что кто-то невидимый гарантирует мне безопасности, но рада, что не знаю этого точно.
Жаль только, не могу себя не накручивать. Не винить. Не бояться.
Из спасительницы, которой лично благодарен Аркадий Власов, я стала вылетевшим из цепочки слабым звеном.
Меня никто не посветит в то, как теперь выглядит план.
Смолин не пишет и не звонит. И я понятия не имею: потому что он уже в курсе всего или еще заблуждается на мой счет и держит паузу после того, как пережал?
Чтобы не сойти с ума от вопросов без шанса на ответ, я помогаю Лизе с выбором квартиры. Подруга выглядит освободившейся и куда более стойкой. А я снова не рискую вывалить на нее то, что бушует внутри.
Подтягиваю учебные хвосты. Пишу диплом, за который собиралась плотно засесть в феврале. Клянчу у Славы работу, но он слишком занят и часто забывает о том, что обещал.
Это чувствуется. Это читается между строк нашей переписки. В несколькочасовых промежутках между ответами. В его переспрашиваниях. В надутом энтузиазме, который сменяется пропастями тишины.
Я дико хочу к нему. И похуй, что рвусь в пучину. На обочине хуже. Теперь я знаю это точно.
Сижу в своей комнате на подоконнике. Очень хочется курить, но я после той ночи не делала ни одной затяжки. Он не хочет. Я не стану.
Отсчитываю сначала минуты, а потом и секунды до восьми вечера, чтобы его набрать. Сегодня пятница. Он будет в суде часов до семи, не меньше, а потом, если повезет, уделит время мне.
Кручу мобильный в нетерпеливых пальцах. Набираю и слушаю гудки под ускорившиеся удары сердца. Если не возьмет – моя паника разгонится от нуля до сотки. Поэтому лучше…
– Алло, – слышу его голос. Тут же сканирую на все реальные и выдуманные полутона. Он бодрый. Вокруг – какой-то гул. Я хмурюсь. Непроизвольно тру запястье, следы с которого давно сошли.
Я пережила испуг. Я правда по-глупому, но искренне рвусь обратно в бой.
Только ему об этом не говорю.
– Привет, ты занят?
– Нет. На мероприятие приехал. Отойду сейчас.
Слышу стук набоек. Отдаляющийся шум. Ревную до того, что кажется в грудной клетке что-то трещит и раскаляется. Я хочу быть рядом, а не так!
– Что за мероприятие? – Хотелось бы звучать не надрывно, но сама понимаю, что палюсь.
Слава тихонько смеется. Я краснею и кусаю губы.
– Без дури и эскорта, Юля. Всё очень цивильно. И скучно.
Что ему скучно по жизни – не верю. Но ответ глотаю. Успокаивает ли он меня? Нет, конечно. Мы оба знаем, что я имела в виду другое. И оба же делаем вид, что не имела.
Выждав полсекунды, Слава глубоко вздыхает и резко переводит тему:
– Ты отели посмотрела? Выбрала уже?
До металлического привкуса во рту покусываю уголок губ. Мне хочется говорить вообще не об этом, но понимаю, зачем Слава делает то, что делает.
Я должна была выбрать отель в Альпах. В этом наши планы не меняются. Мы едем туда на рождественские каникулы. Но… Я понятия не имею, он правда в этом настолько верит, у него правда все под таким контролем или это игра? Я же знаю, как классно он играет…
– Выбрала два. Один прямо на берегу озера. Номера с видом на горы и воду. Очень красиво, но дороже. Второй чуть дальше от воды…
– Похуй на второй. Берем дороже.
Я ясно вижу, как взмахивает рукой, даже не дослушав. Резкий. Жизнь любит. Меня любит. Не экономит и не разменивается. Несется по бану с фирменным рыком полуспортивной Ауди.
Я очень хочу от него заразиться.
– Хорошо. Тогда бронировать?
– Да. Сумму напишешь, тебе закинут.
У него земля под ногами горит. Над шеей висит дамоклов меч. А он вот так…
Вжимаюсь затылком в стену. Смотрю в угол. Даже в окно не выходит. Как же мне хочется быть менее мнительной! Как же мне хочется расслабиться!
– Хорошо.
– А родители что там?
– Ты куришь, что ли? – определяю это по звукам. В ответ слышу смех.
– Так родители что? – Судья даже не думает оправдываться или объясняться. А я злиться на него не могу. Люблю и все. – Брат?
– У всех всё хорошо. Спрашивают, когда я возвращаюсь. Судья же не мог дать своей бесценной помощнице бессрочный отпуск! – Цитирую недоумение и интонацию мамы. – А я не знаю, что отвечать.
Недолгая пауза режет нервы тонкими слайсами. Слышу, как Слава прокашливается. Его голос преображается, и дело не в никотине. В нем пробивается нетерпение. Я чувствую бешеную искренность. Такую нужную. Пронзающую до слез.
– Скоро, Юль. Я тоже очень скучаю по бесценной помощнице. Просто дел дохуя. Сейчас так лучше. Отдыхай, хорошо?
– А ты?
– Высыпайся. В Альпах не выспишься. Намек понимаешь? – Он снова придает голосу светской бодрости. Я уже немного ненавижу это. Хочу его настоящего, а не прилизанную версию для окружающих. Хочу в горе и в радости, а не только, когда хорошо.
– Ты вроде собирался кататься и пить грог. – Но вместо того, чтобы выводить его на чистую воду, я сдаюсь. Подыгрываю.
– Это если время будет.
– Слава…
Смеется. Курит. Стоит где-то на холоде без верхней одежды. Уверена в этом.
Мы недолго молчим. Я понимаю, что пора сбросить и отпустить его. Но как же сложно!
– Как дела, Слав? – Спрашиваю даже без надежды на абсолютно честный ответ. И не получаю его, конечно же.
– Все заебись, малыш. Как иначе-то?
Действительно.
Вздыхаю и качаю головой. Напрямую про Смолина я не спрашивала и не спрошу. Только гуглю по десять раз в день три фамилии в разделе новостей. Тарнавский. Смолин. Власов. Пока – ничего.
– Дай мне какую-то работу. Я скоро на стены полезу. Хочу быть нужной.
– Ты мне очень нужна, Юль.
Не знаю, чувствует ли это он, но у меня глаза становятся влажными. Чтобы не булькнуть, молчу. А в голове: и ты мне. Очень. Прости, что не смогла довести до конца. Мне из-за этого плохо. Очень плохо.
– Я подумаю про работу. – Слава сжаливается.
