Дергая руками и ногами изо всех сил, пытаясь как можно надольше задержать воздух.
Но ничего не помогало.
Я чувствовала, что неизменно иду ко дну. Проваливаюсь, как будто меня туда что-то притягивает, как огромным магнитом…
А дальше…
Дальше перед глазами только темнота…
А потом меня оглушило. В один миг.
Сильные руки рванули на себя.
Я почувствовала безумный жар кожи, исходящий от крепкой груди, к которой была прижата.
Крики, визги, чувство, что меня тащат вверх и одновременно тянет вниз, на дно, в темноту…
Снова проваливаюсь туда, где нет ни красок, ни звуков. И снова рывок, — жесткий, как будто выдирающий меня из каких-то тягучих, неимоверно сильных лап.
Резкий порыв воздуха, что вдруг будто разрывает мои ребра на части. Моя грудь переполняется так, как будто меня сейчас разорвет.
И рывок по ребрам. Ломота. Боль. До звона в ушах.
Хриплый мат низким голосом, что отдается ритмом в животе. И снова воздух.
И горячее что-то, что вдирается в губы…
Распахиваю глаза, встерчаясь с полыхающим расплавленным серебром. Потемневшим, почти черным, но ощущение, как будто в них полыхают серебристые искры.
— Ты в порядке?
Хриплый низкий голос. Тот самый, что, казалось, почудился мне…
— Да… — едва выдыхаю, не в силах пошевелиться.
Мне не приснилось? Не показалось? Я правда тонула и чудом осталась в живых!
Звуки снова наполняют все пространство.
Громче всего — истеричные вопли Вики.
— Софья, Софья, Сооооофьяяяяя!!! — орет она с каждым разом все громче. Натуральная истерика. Как пожарная сирена. И вместе с ней — перепуганный бас Димки, Виталика
И снова я будто проваливаюсь куда-то. Все вокруг расплывается, смазывается.
— Идиоты, вашу мать. Малолетки долбанные, — хрипит тот, кто меня спас, прижимая меня к груди. — За девчонкой уследить не смогли.
Чувствую, что куда-то уносит, но даже не сопротивляюсь, не пытаюсь собраться с силами и хоть что-нибудь сказать.
Только впиваюсь в белоснежную распахнутую рубашку, с ткани которой до сих пор льется вода.
Я узнала его.
Это Стас. Стас Санников.
Видела в нашем доме, на приемах, которые организовывал отец. Много раз.
Почти незнакомец, — какое мне могло быть дело до тех, кто общался с отцом, вел с ним какие-то дела!
Но в его руках так надежно, так хорошо… Таких крепких рук я никогда еще не ощущала.
— Куда ты несешь ее в наш номер?
Возмущенно вопит на заднем плане женский голос.
— Оставь в холле, пусть разбираются, кому они гидроциклы выдают. Без взрослых. Стас!
— Уйди, Радмила. Отойди, я сказал!
Удар ногой распахивает дверь настежь.
Меня бережно опускают на постель.
— Очнулась?
Санников склоняется надо мной так близко, что хочется зажмуриться.
Издалека он казался совсем обычным, но теперь…
Мне почему-то кажется, что это не так. Что он особенный.
Как будто прямо в душу заглядывает своими такими странными глазами. Переворачивает все в ней. Прожигает.
Киваю, так и не отводя от него своих глаз. Просто не могу. Как будто он своим взглядом заставляет держать веки открытыми.
Глава 9
— Пожалуйста, — начинаю лепетать непослушным еще языком. — Не говорите ничего отцу… И… Спасибо вам. Вы мне жизнь спасли.
— После всего, что между нами было, — только на «ты», крошка.
Ухмыляется, но мне почему-то совсем не весело от этой улыбки. Наоборот, в нем что-то пугающее. Даже зловещее какое-то. Хочется отползти. Но я даже шелохнуться не могу.
— Не бойся. Родителям ничего говорить не буду. А вот кое-кому выскажу все, что я думаю. Если взял девушку с собой, обязан отвечать.
Его челюсть сжимается и передо мной уже будто совсем другой человек. Его лицо будто застывает, но от исходящей от него ярости мурашки начинают простреливать кожу.
— Стас… Спасибо. Даже не знаю, как я смогу отблагодарить… За такое…
Даже не стоит сомневаться. Если бы не он, меня бы уже не было в живых. Несмотря на спасателей, которые дежурят здесь круглосуточно. Они бы просто не успели. Я это чувствую. Вот каким-то глубоким знанием. Внутри.
— Может, и отблагодаришь, — его лицо смягчается, когда он задумчиво, глядя на меня как-то странно, проводит пальцами по щеке. Сейчас он кажется красивым. Очень. Как свет, что режет глаза.
— Отдыхай, приходи в себя и сушись. Будешь готова, — отвезу тебя домой. Сам, София.
И я даже не спорю. Только откидываюсь на мягкую подушку с тихим вздохом.
Вот тебе и взрослая жизнь. Вот и свобода.
— Са-ннико-ов… — на вечеринке Вика то и дело закатывает глаза, выспрашивая у меня подробности. — Сам Са-нников, Софи! Тебя! На руках! Омомомом…. Что он говорил? А пока вы ехали? Поцеловал тебя, мм, признавайся! Точно влюбился, — а как он Димку отметелил! Ну, ты прям не принца, а короля самого настоящего получила на День рождения!
— Вика, прекрати. Я чуть не умерла. Думаешь, это очень романтично? Он просто меня спас. Спас. И это счастье! Какой король? Какие поцелуи?
— Фу, Софи. Ты такая ску-учная, — Вика надувает губы. — Ведь спас же. Ну и это же Са-ннико-ов!
Ее как заело.
А Димка и правда явился с огромным фингалом. Пробормотал что-то не очень членораздельное, поздравил и почти сразу же ушел.
Его звонки и приглашения куда-то выйти прекратились с того дня.
А я, отойдя, снова и снова видела во сне серебряные, удивительные глаза. Они прожигали и манили, пугали и не давали отвести взгляда.
Стас Санников стал моим героем. И даже были моменты, когда я, как и говорила Вика, немножечко надеялась, что он в меня влюблен…
Всю первую неделю ждала, что приедет. Срывалась от звука каждой машины.
Только Санников не был никогда героем. От слова совсем.
Вика все уши успела мне за неделю прожужжать о том, какой роскошный и недосягаемый Стас Санников. Загадочный и совершенно умопомрачительный.
Глава 10
Я отмахивалась, но, чего уж там, — залезла в соц. сети. Полюбавалась фотографиями его достижений, где мой спасительно действительно выглядел так, что голова кружилась. Искала его в новостях, насмотрелась на не менее роскошных женщин, что появлялись с ним под руку на светских приемах.
И через месяц поняла, что Стас Санников меня просто забыл. А, может, даже и не запоминал. Не рассматривал, как девушку. А я уже успела что-то там себе придумать.
Вика ли виновата со своим вечным восхищением им или то, что он спас мне жизнь, но одно воспоминание о нем будоражило меня намного сильнее всех поцелуев с Димкой, которые остались в прошлом…
Я вспыхивала, до сих пор ощущая на себе его губы.
Не поцелуй. Просто искусственное дыхание. Но будто огнем он заклеймил меня.
Даже соски болезненно сжимались, когда проживала эти прикосновения снова и снова. От жара прижатой когда-то кожи, полыхало внизу живота…
Мы встретились снова через несколько месяцев.
На одном из вечных приемов моего отца. Роскошь, музыкатны, вечерние платья, самые дорогие напитки… Отец никогда не жалел на это денег, устраивал не просто приемы, а самые настоящие балы. Как в сказке.
Не потому, что любил размах или развлечения. Не от порочного желания пускать пыль в глаза.
Каждый из его приемов был продуманным до последней черточки.
Все знали о балах Серебрякова, все стремились туда попасть. Получить приглашение, пусть даже один раз было чем-то входе входного билета в новую жизнь. В закрытое общество, где решались вопросы самого высокого уровня. Любого. От многомиллионных сделок до того, кто станет мэром. Здесь решалось все. Именно в нашем доме, на этих приемах. А не в кабинетах и на каких-либо переговорах. Это уже было просто декорацией, видимостью.
И слово моего отца в этих решениях имело огромный вес.
Пусть даже не всегда было окончательным, но он был тем, от кого зависели многие судьбы, многие жизни.
