– Прошу к столу, Василий Петрович, – приглашаю учтиво. Только само приглашение больше напоминает козье блеяние.
– Благодарю, – четко по-военному отвечает Генерал. Спокойный и уверенный, будто и не было ничего.
«А может и не было? – думаю, бредя на кухню. – Может, мне, идиотке, показалось».
Как показалось больше года назад, что я встретила своего человека. Одно неверное суждение, один неправильный шаг и жизнь покатилась с горы, разбиваясь об острые камни. Всего один промах. Один-единственный.
Отвлекаюсь от грустных мыслей, гоню их прочь вместе с воспоминаниями. И снова пялюсь на Генерала. На него невозможно не смотреть. Кажется, этот человек сразу занимает все пространство и притягивает внимание.
– А где Юра? – крутит головой Генерал и смотрит добродушно-строго. Как отец-командир.
– У него голова разболелась. Он прилег, – лепечет Лара, всплескивая худенькими ручками.
«Юра времени зря не теряет, – усмехаюсь мысленно. – Пока Генерал здесь, можно и подушку примять. Логично».
У меня пока один телохранитель. У второго охранника, Миши, умер брат и он уехал на похороны. Через пару дней должен вернуться.
– Тогда пьем за именинницу! – провозглашает Генерал, разливая по бокалам хорошее чилийское вино, купленное в прошлый приезд отчимом.
Завороженно смотрю, как темно-красная жидкость льется в пузатый стеклянный бокал. И молчу. Обычно я не пью. Противопоказаний уже нет, но что-то не хочется. А тут…
– Катюша, – шепчет Лара предупреждающе.
– За вас, Ларочка, – тянусь к бокалу. И зажав в пальцах тонкую ножку, чокаюсь сначала с помощницей, а затем и с Генералом.
И снова попадаю в плен карих глаз. Просто наваждение какое-то!
– Кушайте, кушайте, – отвлекает нас друг от друга Лара.
Тащу к себе в тарелку несколько маслин, лист салата и ломтик рулета. А вот над генеральской тарелкой колдует Лара. Злюсь на нее. Нужно было самой…
И усмехаюсь мысленно. Смешно ревновать постороннего человека, взрослого мужчину. Особенно в первый день знакомства. Особенно Генерала. Да и каким бы он не был прекрасным человеком, но через двадцать дней, а то и раньше уедет. И никогда больше не вспомнит о бедной девочке Кате.
Да и куда мне до него!
Человек в тридцать восемь дослужился до генерала. А я в свои двадцать один только доставляю родителям проблемы. Ни образования, ни профессии. Как грудничок с няньками. Ясное дело, услуги Лары и охраны стоят недешево, но папа до сих пор боится меня оставить одну.
Помню его лицо там, в Батуми. Сведенные челюсти, желваки на скулах. Дикая ярость в глазах. И боль.
– О чем задумались, Катя? – с улыбкой интересуется Генерал.
И ест. Божечки-кошечки, как же он ест! Быстро, аккуратно отправляет в рот все подряд, словно хлеборезка какая-то. Но на него приятно смотреть. Даже взгляд оторвать нельзя.
– Да так, ни о чем, – роняю улыбаясь в ответ.
Мне нравится этот мужчина.
«Если он и любовью занимается так же, как ест, то я пропала», – мелькает в башке шальная мысль. Гоню ее прочь.
Рассказываю смешные местные байки. И эта тема приходится Генералу по душе. Он радостно откликается анекдотами из жизни знакомых. Он ест, я смотрю. И не сразу понимаю, когда из кухни выходит Лара. Зато Генерал замечает все и сразу.
– Какие-то проблемы, Кать? – спрашивает, как только Ларины шаги стихают в конце коридора.
Оглядываюсь назад. Никого нет поблизости. Мы вдвоем на кухне. И в моих апартаментах тоже.
– Да я никак понять не могу, почему мои сбились с дороги, – выдаю первое, что приходит в голову. Ну не про секс же рассказывать. – Юра – профессионал. Он сам тут все дорожки обошел. А потом и мне показал. Он не мог заблудиться, Василий Петрович.
Говорю и чувствую, как в душе нарастает тревога. Что-то неправильное входит в мою жизнь. Или я зря паникую?
– Да, странная ситуация, – недовольно морщится Генерал. – Но пока какие-то выводы делать рано.
Смотрит на меня пристально, так что по телу бегут мурашки, и заявляет решительно.
– Вот что, Катя… Я, конечно, поговорю с Юрой перед уходом, но на всякий случай, запиши мой номер телефона.
Глава 8
«А девочка смышленая», – думаю, внимательно слушая Катю.
Все она вычислила правильно. Майор спецназа не мог заблудиться в рощице около дома, где прожил год. Это исключено. И тут две версии. Или майор липовый, или играет со стороны противника. Но наверняка, люди Димирова проверили подноготную бывшего майора. Тогда в чем дело?
– Пока ты была одна, ничего не происходило странного? – спрашиваю Катерину. – Может, кто в дверь стучал, или под окнами ходил?
– Кроме вас сегодня к нашей террасе никто не приближался, – улыбается она весело. А в глазах пляшут озорные чертики.
– Прикольно, да? – стараюсь понять причину веселья.
– Я заметила вас, когда вы на цыпочках обратно уходили, – поясняет Катя, убирая со стола пустые тарелки. – Это было очень забавно, Василий Петрович.
«Блин, – усмехаюсь мысленно. – Еще никому в мире не пришло в голову назвать меня забавным. Узнают пацаны, засмеют. Забавный, твою мать».
– Чем же?
– Будто боялись меня разбудить, – признается Катерина. И радостная улыбка не сходит с ее лица. Словно светом озаряет и без того красивую девочку.
– Да ты не спала. Руками махала как крыльями, – фыркаю я. А сам добавляю про себя.
«Птица моя райская!»
Поднявшись из-за стола, несу свою тарелку в мойку.
– Ой, сидите, я сама! – охает она, доставая их холодильника торт.
Да я и сам удивляюсь собственному порыву. Первый раз прийти в гости и уже хлопотать на кухне? Это точно не про меня!
Что же ты со мной делаешь, девочка?
Ставлю тарелку рядом с другой грязной посудой и безотчетно кладу ладонь на крышку пузатого заварочного чайника. На автомате переставляю его на обеденный стол, даже не удосужившись спросить Катю.
– Ой, это мой лечебный сбор, – причитает она, смеясь. – Чай я сейчас заварю.
Тушуюсь как пацан и пожимаю плечами.
– Он на виду стоял. Вот я и решил…
– Я бы тоже так поступила, – улыбается мне Катерина.
Эта улыбка нутро греет. Теплота разливается, заполняя даже самые темные закоулки души. Нравится мне эта девчонка. Очень нравится. Жаль, что чаепитием все и ограничится. Не подхожу я ей. Хоть тресни. Старый авторитарный тип. Ну какой из меня птицелов?
Наблюдаю, как девчонка достает какие-то баночки и еще один заварочный чайник. На этот раз прозрачный. Сыплет чай, заливает кипятком. Задумчиво смотрю как чаинки крутятся по спирали, а потом оседают на одно, как вода в один момент окрашивается в светлый оттенок охры, а потом темнеет.
И в который раз мысленно даю себе по ушам. Ты, Вася, совсем с катушек съехал? В голове каша, в боксерах сплошной головняк? А девочка в защите нуждается. Голуби эти шизокрылые больно странные. Юра с Ларисой. Какого хрена их днем в рощу трахаться понесло? Какие проблемы, если комнаты рядом?
– А если серьезно, Кать, может, что-то случилось, пока Юры с Ларой не было. Неспроста они тебя одну бросили, – осторожно подбираю слова, чтобы не напугать. А сам как последний балбес пялюсь на Катины руки.
Девочка режет торт, потом один кусок кладет на тарелку и передает мне. Тонкая ткань рукава плавно съезжает в сторону. В глаза бросается красная нитка изуродованной кожи. Сантиметра три, не больше.
Стопэ! Если б это было повреждение кожи от веревки, так называемый тканевый ожог, то шрам бы тянулся браслетом по периметру. А так… небольшой кусочек. Может, это тату? Специально выбила? А я разволновался. Идиот.
– Да не бросал меня никто, Василий Петрович, – вздыхает Катя, разливая по чашкам чай. – Я им сама предложила прогуляться. Это вышло спонтанно. Мне хотелось остаться одной.
– Почему?
– У них роман, им бы потискаться, а мне эта возня уже надоела. Они ведут себя как дети.
– Даже так? – приподнимаю бровь. – Странно, что их не заменили. Правилами запрещены любые личные отношения персонала.
