— Блуждающий огонек, — заметил Ядевский.
— Мой символ, — ответила девушка. — Не ходи за мной, если я поманю тебя, а то попадешь в болото и погибнешь.
— Какие пустяки! Разве ты сирена, прельщающая путника для того, чтобы утопить его?
— Не только русалки губят легковерных юношей.
Было уже поздно, когда карета въехала в Киев, но дома и улицы были еще освещены, а по тротуарам двигались толпы гуляющих. По мере того, как путники приближались к Подолу, прохожих становилось все меньше. Фонари едва мерцали. В этой части города царил полумрак — лавки уже давно были закрыты. Наконец усталые лошади остановились перед маленьким одноэтажным домиком с закрытыми ставнями.
Путники вышли из кареты, и Казимир позвонил у подъезда. Но прошло несколько минут, прежде чем дверь отворилась. На пороге показался старый седой лакей с фонарем в руках. Почтительно поцеловав руку Эммы, он начал вынимать из кареты багаж.
— Теперь мы с тобой простимся, — обратилась Эмма к своему спутнику. — Я очень устала и хочу отдохнуть. Мой кучер довезет тебя до твоей квартиры, а завтра вечером я жду тебя к чаю.
Они расстались.
На лестнице Эмму встретила скромно одетая старушка с серыми плутовскими глазами и ярким румянцем на щеках.
— Елена?
— К вашим услугам, барышня.
— Ты уже получила распоряжения?
— Точно так.
— И знаешь, что будешь считаться моей тетушкой?
— Да, для посторонних, для вас же я самая покорная раба, — и старушка повела Эмму через ряд роскошно обставленных комнат.
— А это ваша спальня, — сказала она, отворяя последнюю дверь.
— Хорошо.
Эмма сняла дорожное платье, надела меховую кофту и села пить чай. Елена стояла у дверей, не спуская глаз со своей барышни.
— Какая же вы хорошенькая да молоденькая! — вздыхая, проговорила она и, печально понурив голову, вышла из комнаты.
Девушка заперла за ней дверь, достала из шкатулки конверт, полученный от апостола, внимательно прочла все инструкции и не легла в постель до тех пор, пока все бумаги не сгорели в камине дотла.
На другой день рано утром Эмма написала письмо матери и записочку приятелю своего покойного отца, участковому приставу Бедросову. На ее звонок явилась Елена с завтраком на подносе и вслед за нею старик лакей в парадной ливрее. Лукавые глаза его так и бегали по сторонам.
— Как тебя зовут? — спросила девушка.
— Борисом, сударыня.
— Отнеси эту записку участковому приставу Бедросову.
— Слушаю-с, — проговорил старик и, согнувшись в три погибели, пошел по направлению к двери, но тотчас же остановился и прибавил: — Я должен предупредить вас, сударыня, что для посторонних посетителей я глухонемой.
Эмма кивнула и, выпив чашку кофе, начала одеваться с помощью Елены.
— Ты поедешь со мной, — сказала она, охорашиваясь перед зеркалом.
— Как прикажете.
— Есть ли у тебя приличное платье, чтобы изобразить мою тетушку?
— Здесь уже все припасено.
Несколько минут спустя обе женщины вышли из дома пешком.
— Где здесь Красный кабачок? — тихонько спросила Эмма у своей спутницы.
— В нескольких шагах отсюда, — ответила старушка и повернула в узкую грязную улицу, где стоял шинок, красная крыша которого виднелась из-за высокого забора. — Вот он, — шепнула она, указывая глазами на невзрачный домик.
Оттуда они поднялись в старый город и остановились перед окнами магазина, в которых были выставлены фотографические портреты. Эмма осталась на улице, а Елена вошла внутрь и через минуту появилась с большим конвертом в руках.
Возвратившись домой, Эмма отпустила свою служанку, села на диван в гостиной и вынула из конверта портрет графа Солтыка. Долго и внимательно вглядывалась она в него, как бы изучая каждую черту лица, не хуже любого сыщика, рассматривающего портрет преступника, которого ему поручено поймать.
Граф был изображен в меховом шлафроке с длинной трубкою в зубах. Это был поистине красавец-мужчина: правильные, словно из мрамора высеченные черты лица, большие глаза, в которых светились ум, энергия и страстность, — одним словом, он обладал в высшей степени привлекательной наружностью.
Портрет графа еще лежал на столе, когда в гостиную вошел Бедросов, живой, проворный мужчина лет сорока, невысокого роста, с жиденькими волосами, выдающимися скулами и крошечным уродливым носиком. Поцеловав руку Эммы, он подвел ее к окну, чтобы лучше рассмотреть ее лицо, и воскликнул в порыве неподдельного восторга:
— Боже мой, как вы выросли, как похорошели! Давно ли я носил вас на руках! А помните ли вы, как запрягали меня в тележку да погоняли кнутиком? Как я рад, что мне привелось увидеть вас снова!
— Я очень рада найти в вас старого искреннего друга, — с приветливой улыбкой ответила Эмма.
— Звание друга я принимаю с благодарностью, но от старого отрекаюсь категорически! Разве я седой дряхлый старик? Я мужчина, как говорится, в расцвете лет! — и он расхохотался. — Да, милая барышня, в качестве друга вашего покойного батюшки я готов вас охранять от всех зол и напастей, но вместе с тем оставляю за собой право иногда и приволокнуться за вами.
— А я ловлю вас на слове и провозглашаю моим рыцарем!
Бедросов отвесил низкий поклон и прибавил:
— Жду ваших повелений и надеюсь, что вы будете мною довольны!
— Сядьте вот тут, рядом со мной и поговорим по-дружески, — сказала молодая хозяйка, усаживая своего гостя на диван. — Признаюсь, что я вам завидую.
— Интересно узнать, чем именно возбуждаю я в вас это далеко не лучшее чувство?
— Вы пользуетесь преимуществом, о котором мы, простые смертные, и мечтать не смеем.
— Каким же это?
— Вы все обо всех знаете.
— Да… то есть, как вам сказать, — в сущности, это как повезет и лучшим вашим союзником бывает случай…
— Вам известно, как велико женское любопытство… Поневоле позавидуешь человеку, для которого тайн не существует, который смело заглядывает в самые сокровенные изгибы человеческого сердца и, как гигантский паук, накидывает свою паутину на весь город.
— Это в известной степени справедливо.
— Как бы я была счастлива хоть на миг приподнять завесу хоть какого-нибудь таинственного приключения!
— Почему же нет? Полиция нуждается в союзниках, а женщины умеют так ловко все выведывать. Здесь вам нет равных.
— В таком случае примите меня в число ваших агентов.
— С величайшим удовольствием! — ответил полицейский чиновник, целуя руку Эммы.
— Я сегодня же намерена проверить, как далеко простирается ваше всеведение, — с лукавой улыбкою проговорила девушка и спросила, указывая на лежащий на столе портрет: — Кто это такой?
