Я пропустил тренировку на этой неделе и нахватался штрафов в лиге. Мне было все равно. Какой смысл в деньгах, славе или карьере без нее?
Джаспер сообщил моей команде о случившемся, прежде чем уехать обратно в колледж. Если бы они не появились, чтобы надрать мне задницу, я бы пропустил и игру. Оказалось, что выбивать дерьмо из людей на льду было единственным способом справиться с моей яростью. После каждого гола я по-прежнему показывал большим пальцем на ворота, а затем в камеру на тот случай, если она наблюдала за мной.
В остальном я был оцепеневшим и распадался на части.
Мое тело бунтовало против меня, тоскуя по ней, как наркоман, жаждущий очередной дозы. Я ничего не мог делать, не думая о ней. Последнее выражение ее лица перед тем, как она исчезла, преследовало меня: оно обвиняло меня в том, что я предал ее самым ужасным образом. Было до боли очевидно, что Джордан хотела сбежать не только от Генри, но и от меня.
Но я был совершенно не похож на маниакального нарцисса Генри, верно? Он хотел контролировать ее, потому что страдал манией величия, в то время как то, что я чувствовал к Джордан, было неописуемой потребностью. Возможно, ее злили мои проблемы с контролем, но именно она довела меня до паранойи, отказываясь полностью отдаться мне. Она была моей жизнью. Я отдавал ей каждую частичку себя, но она сдерживалась. Она даже не могла сказать мне, что любит, не солгав.
Меняло ли это что-то?
Думаю, нет.
Где-то на пути борьбы с Генри я стал тем, кого ненавидел. Я тратил столько времени на то, чтобы заставить ее остаться со мной, что забывал наслаждаться теми моментами, которые мы проводили вместе. Я пытался загнать ее в угол на каждом шагу, а теперь с радостью разорвал бы документы об опеке, если бы это означало, что она вернется домой ко мне.
Ее побег стал для меня необходимым сигналом к пробуждению, вот только я даже не мог сказать ей, что усвоил урок.
Я был один, и все из-за моих собственных действий. Если она хотела наказать меня, то ей удалось найти идеальный способ сделать это. Она погрузила мою жизнь во тьму, забрав у меня каждый лучик солнца, и я не мог винить ее.
Эта тьма была моим наказанием за все, что я ей сделал.
Глава 36
Джордан
Я проснулась от пения птиц и на мгновение испытала то дезориентирующее ощущение непонимания, которое с некоторых пор стало для меня привычным. Но затем услышала внизу чуть более высокий звук колес грузовиков и незнакомые крики людей, перекликающихся по-французски, и вспомнила, где я нахожусь: в своей маленькой съемной квартирке над кофейней в Марэ, в глубине IV-го округа.
Прошла одна одинокая неделя с тех пор, как я приехала в Париж. Первое, что я сделала, – сняла полностью меблированную квартиру на короткий срок. В остальном я была осторожна в использовании наличных, полученных от Пии, которая настаивала на том, чтобы отправить больше через Western Union. Однако я слишком нервничала из-за того, что могла оставить бумажный след, поскольку Ксандер мог догадаться, что я заручилась помощью бывшей лучшей подруги и отследить ее транзакции.
Единственное, что я купила, – это немного одежды и новый телефон, который использовала только для звонков Пии. Я была так благодарна своей дорогой подруге за все, так что это стоило потраченных денег.
— Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отплатить тебе, – говорила я ей снова и снова во время наших теперь уже ежедневных разговоров. — Ты, наверное, думаешь, что я ужасна.
— Конечно, нет, – сказала она потрясенно. — Я знаю, каково это – быть вынужденной играть чужую роль. Как я могу обижаться на тебя за это?
Наверное, в ее словах был смысл. Я прощала людям гораздо худшее. Закрывать глаза на ошибки других было легко. Игнорировать свои собственные было гораздо труднее.
Прошло так много времени с тех пор, как я вела с кем-то дружеские беседы. Я была вынуждена держать своих клиентов на расстоянии, чтобы они не слишком пристально вглядывались в динамику отношений между мной и мужчиной, которого я считала своим мужем, а затем Ксандер...
Нет. Я не хотела думать о нем снова. Боль была все еще такой свежей.
Вместо этого я сосредоточилась на Пии, моей единственной отдушине в это трудное время, и мы договорились встретиться, как только эта безобразная ситуация останется позади.
Не то чтобы она много знала об упомянутой «безобразной» ситуации.
Она знала, что есть другой мужчина, чьего ребенка я ношу – она даже порадовалась этому, поскольку никогда не любила Генри, – и что я скрываюсь от Максвеллов. Она не стала давить на меня, когда я отказалась рассказать, кто является отцом ребенка, и почему я не хочу воспитывать его вместе с ним. По какой-то причине признание в злодеяниях Генри легко сорвалось с моих губ, но рассказать о Ксандере было равносильно предательству.
Кроме Пии, я больше ни с кем не общалась, и была несчастна и одинока в самом прекрасном месте на земле.
Париж был так похож на то, что я помнила, но в то же время так отличался – все, что было знакомо, теперь имело новый оттенок, как будто я увидела друга детства, который вырос и приобрел новый вкус в одежде. Теперь возле Нотр-Дама были кафе, где готовили латте-арт, а перед увитыми плющом французскими провинциальными зданиями люди снимали себя на видео, исполняя танцы. Казалось, город теперь больше заботился о том, что о нем думают люди, и утратил пренебрежительную атмосферу, которая делала его таким романтичным и заманчивым, когда я была юной девушкой.
Тебя привлекают эмоционально недоступные места, так же как и мужчины, – подумала я про себя, хотя это уже было не совсем так.
Несмотря на свои плохие привычки, я поняла всю ценность того, что тебя лелеют, заботятся о тебе и всегда ставят на первое место. И все это из-за него.
Я хотела этого. Нет, я жаждала этого. Словно чахлое растение в пустыне, ощутившее первый поцелуй пустынного дождя, я почувствовала, что оживаю после того, как много лет ощущала себя мертвой внутри.
Спустившись по лестнице, я открыла дверь, выходящую в маленький мощеный переулок, где слабо пахло мусором, хотя мусорные контейнеры были опустошены накануне, и прошла ко входу в кафе. Владелец, крупный пятидесятилетний мужчина, который агрессивно флиртовал со всеми женщинами, несмотря на то, что был женат, поприветствовал меня по имени, прежде чем повернуться, чтобы начать готовить мой капучино без кофеина и круассан с марципановой начинкой, хотя я даже не успела попросить.
— Comment une si belle femme peut-elle avoir un mauvais goût en café? – добродушно проворчал он. Как у такой красивой женщины может быть такой ужасный вкус в кофе?
— Désolée,18 – неловко пробормотала я, чувствуя себя совсем не красивой в своем слегка помятом платье от DVF. Французы не верили в кофе без кофеина. Этому не было оправдания, кроме самого очевидного.
Я опустила взгляд на свои балетки, импульсивно купленные в модном магазинчике на одной из этих переполненных пассажами аллей. Генри бы их возненавидел – они были ярко-розовыми, с маленькими бантиками. Осознание этого подтолкнуло меня к покупке, хотя изысканная одежда для отдыха резко напомнила мне роскошные магазины на борту яхты Ксандера, когда он купил мне все, что я хотела. Розовые балетки не обеспокоили бы его.
Нет, Ксандер всегда принимал меня такой, какая я есть, и никогда не стремился меня изменить. Я не была для него проектом. Я была просто женщиной, которую он обожал.
Я наслаждалась этим чувством, даже несмотря на то, что меня постоянно преследовало чувство вины, вызванное нашей разницей в возрасте и запретными отношениями. И все же… он так много сделал для меня после агрессии Генри. Жестокость отца исказила защитную сторону Ксандера, и, когда его чувства захлестнула эта токсичная динамика, мне показалось, что он спроецировал свое желание стабильности и любви на меня.
