Судя по всему, сегодняшний номер был одним из самых продаваемых за последние два года.
Я догадалась, что все любят хорошие любовные истории.
И я должна признать, что наша была лучшей.
— Я спрашиваю только потому, что хочу, чтобы ты рассмотрела возможность открытия фирмы вместе со мной, — продолжала Яра спокойно, будто она не взрывала мой мозг. — Я хочу сосредоточиться на женщинах-адвокатах и уголовном праве. Мы только что защитили известного мафиози, поэтому должны идти на это, зная, что привлечем определенную клиентуру... — она изучала меня своими насыщенными карими глазами. — Но у меня такое чувство, что ты не видишь жизнь в таких черно-белых тонах, как раньше.
Я рассмеялась, потому что было абсурдно думать о том, как сильно я изменилась за последние четыре с половиной месяца. Мне не казалось, что я стала совершенно другим человеком, просто тайное, что я скрывала в темноте своей души, наконец-то вырвалось на свободу, как черная бабочка из своей куколки.
Я чувствовала себя самой собой, как никогда раньше.
— Надеюсь, ты не смеешься над этой идеей, — произнесла Яра, изогнув бровь.
Я тут же протрезвела.
— Нет, нет, далеко не так. Простите, я просто была потрясена тем, как сильно изменилась жизнь за последние несколько месяцев. Открыть совместную фирму было бы больше, чем просто воплощением мечты. Это мечта, о которой я даже не думала, она казалась такой необычной.
Она одарила меня небольшой улыбкой, шагнула ближе, чтобы сжать мою руку, хотя она не была тактичным человеком.
— Иногда тьма в ком-то другом пробуждает лучшее в нас. Это то, что мой Донни сделал со мной, и я вижу, что это то, что Данте сделал с тобой. Я не тороплю события, но давай поговорим об этом как-нибудь на следующей неделе, когда ты освоишься. Я бы хотела нанести удар, пока пресловутое железо горячо, и люди все еще говорят о нас.
— Я согласна. Хорошо, спасибо, Яра. — я колебалась, потом решила пойти на это, следуя своему обещанию быть более открытой с людьми. — Это много значит, когда женщина, которую я уважаю, очень верит в меня.
— Надеюсь, это научит тебя верить в себя еще больше, — возразила она. — Я действительно верю, что нет предела успеху, которого ты можешь достичь на этом поприще, Елена. Ты действительно талантливый юрист.
Она удалилась, оставив меня с загадочной улыбкой, пока я пыталась переварить красоту этого момента.
Я думала, что, полюбив Данте, мне придется отказаться от своей второй любви — карьеры. Принять это решение было несложно, хотя я знала, что оно будет мучительным.
Есть итальянская поговорка,«non si può avere la botte piena e la moglie ubriaca», что примерно переводится как «нельзя иметь полный бочонок и пьяную жену» или, по-английски, «нельзя получить свой пирог и съесть его тоже».
Но казалось, что после целой жизни, полной несправедливости и душевных терзаний, у меня появилась возможность сделать именно это.
Я стояла, светясь от счастья, несколько минут, прежде чем решила поискать маму, чтобы сообщить ей новость. Я заметила ее на кухне, потому что даже на вечеринке это была ее территория, но ее прислонил к углу шкафов не кто иной, как Сальваторе, который остался со мной в квартире, пока младшие мужчины ушли по делам. Она выглядела рассерженной, когда о чем-то с ним говорила, но, когда он поднял руку, чтобы откинуть назад прядь распущенных едва седеющих черных волос, все ее лицо смягчилось.
— Э-э, — вздрогнул мой брат, шагнув рядом со мной. — Ты смотришь, как соблазняют нашу маму?
Это было сюрреалистично и немного некомфортно, что я наблюдаю, как его отец пытается соблазнить его мать, но я ничего не сказала, потому что понимала, что это не мое дело.
Я ударила его в грудь.
— Ну и кто теперь ханжа?
Он усмехнулся, обхватив меня за плечи и притянув к себе.
— Уже не ты. Ты выглядишь гораздо более раскованной, чем раньше. Мне придется купить Данте бутылку виски, чтобы отблагодарить его за корректировку отношения.
— Эй! — запротестовала я, но сделала это со смехом, потому что он любил поддразнивать, а я наконец-то была достаточно спокойна за себя, чтобы принять это. — Ты отвратителен.
Он пожал плечами.
— Меня называли и похуже.
Мой телефон зажужжал там, где я спрятала его в карман своего черного платья от Прада.
— Извини, я на минутку, — пробормотала я, доставая его, чтобы увидеть имя Бэмби на экране. — Бэмби? — ответила я, отходя от Себастьяна на террасу, чтобы лучше ее слышать. — Я думала, что вы с Авророй уже здесь.
— Лена, мне страшно, — раздался испуганный шепот. — Я сделала то, что ты сказала, и встретилась с твоей подругой Тильдой, когда тебя не было. Она помогла мне получить судебный приказ на запрет против мужчины, о котором я тебе рассказывала, но он не оставляет меня в покое.
Все во мне замерло.
— Это не Марко?
Он все еще находился в больнице в отделении долговременного ухода на реабилитации, потому что одна из пуль раздробила ему бедро.
— Нет! — закричала она. — Марко никогда бы не причинил мне вреда. Но я сама не своя. Не думаю, что мы можем остаться здесь и быть в безопасности. Я должна уезжать.
— Куда? — потребовала я, прижимая телефон к щеке, покидая холодный внутренний дворик и возвращаясь внутрь, чтобы пройти через вечеринку в фойе. Я использовала код, открывая ящик для ключей от машины и беря ключи от Феррари. — Послушай, Бэмби, я собираюсь приехать к тебе, хорошо? Я заеду за тобой и Ророй и привезу вас к нам домой. Собери вещи, которых хватит на долгое пребывание. Мы сможем разобраться с этим как семья, va bene? (пер. с итал. «хорошо?»)
Она разразилась громким рыданием по телефону.
Cazzo. (пер. с итал. «блядь»)
— Бэмби? Бэмби, послушай, я приеду. Не пугайся и не уезжай. Где Рора? Не пугай ее, ладно? Я буду через десять минут.
Я положила трубку, надеясь, что она попытается спуститься хотя бы ради Роры.
Я вошла в лифт и нажала на кнопку гаража. Когда двери закрылись, я увидела, что Торе заметил меня из кухни, его лицо было суровой маской.
Пока я спускалась, я написала ему сообщение, чтобы он знал, куда я направляюсь.
Улицы были довольно пустыми для Манхэттена, небо затянуто снежными тучами, которые грозили упасть в любой момент. Я остановилась перед домом, разделенным на восемь квартир в Квинсе, где жили Бэмби и Рора, и помчалась вверх по лестнице, дрожа от холода, потому что забыла пальто.
Я долго стучала в дверь, потом она со скрипом открылась, и появилась Рора. Ее лицо было в слезах, волосы спутаны вокруг лица. Она была полностью одета, хотя уже давно пора было ложиться спать, даже на ногах были розовые кроссовки.
— Ты здесь, чтобы спасти нас? — спросила она меня.
Мое сердце сжалось.
— Да, gattina mia, я здесь, чтобы спасти вас. Где твоя мама? (пер. с итал. «мой котенок»)
— Она плачет в своей спальне.
Я вздохнула, когда шагнула в дом и закрыла за собой дверь, заперев ее и задвинув засов на раму. Рора схватила мои руки в обе свои, крепко сжав их, будто боялась, что я отпущу.
— Тебе страшно? — мягко спросила я, наклоняясь, откидывая ее волосы с милого лица. — Чего ты боишься?
— Моего papa (пер. с итал. «папы»), — прошептала она так тихо, что я чуть не пропустила это. — Он говорит, что любит меня, но он пугает маму.
Я не знала, что мужчина, который преследовал их, был ее отцом, и не могла понять, почему Бэмби не рассказала мне об этом. Но я улыбнулась девочке и встала, позволяя ей вести меня обратно в спальню.
— Бэмби? — спросила я, когда мы завернули за угол, и я увидела ее сидящей на кровати среди кучи разбросанной одежды и двух открытых чемоданов.
Она всхлипывала так сильно, что казалось, будто она задыхается.
Я подошла к ней и села рядом с ее сгорбленной фигурой, крепко обнимая ее.
— Тише, — сказала я, поглаживая ее по спине. — Все в порядке. Успокойся. Calmati.
