— Оливер хочет поговорить с тобой, — говорит он.
Мои брови взлетают вверх.
— Э — э, это разрешено?
Он пожимает одним плечом.
— Я думаю, Оливер готов заплатить штраф.
С этими словами он снимает наушники и протягивает их мне. Я срываю наушники, я могла слышать, о чём говорили Оливер и Пол Стэтхэм, его гоночный менеджер, но, конечно, не могла говорить с ними, и натягиваю на уши довольно потные наушники Хёрста.
— Оливер? — спрашиваю я, поднося маленький микрофон ко рту. — Ты меня слышишь? — спрашиваю я.
— Элли! — раздается голос Оливера, чистый и счастливый. — Я так сильно тебя люблю. Спасибо.
Мои глаза наполняются слезами. Я смотрю на огромный экран, на котором видно, как он совершает победный круг по автодрому, в то время как тысячи кричащих болельщиков скандируют его имя.
— Я тоже тебя люблю.
— Это для тебя, — говорит он. — Я бы не справился без тебя.
Понимая, что все в команде слушают нас, я не говорю всего, что хочу, но обещаю Оливеру, что останусь здесь, чтобы обнять его. Затем я возвращаю наушники Хёрсту и стараюсь не краснеть слишком сильно, когда он тоже обнимает меня.
— Ты хорошо поработала, — говорит он. — Я думаю, ты выполнила все свои ключевые показатели и даже больше.
Я отхожу от него, приступ беспокойства омрачает моё счастье.
— Вы…вы ведь не увольняете меня, правда?
Он моргает.
— Чёрт возьми, нет. Я продлеваю твой контракт на следующий год.
Услышав это, я не могу сдержать слегка истеричный смешок.
— Но сезон только начался”.
Хёрст качает головой.
— Когда находишь хорошего человека, ты должен держаться за него.
Он надевает наушники и возвращается на место, разговор окончен. Я ещё мгновение остаюсь на месте, сжимая наушники, внутри меня бурлит счастье. Он продлевает мой контракт. Это означает, что я смогу оставаться с Оливером столько, сколько мы захотим.
Я медленно возвращаюсь к Белле и Диане.
Белла заключает меня в объятия и крепко сжимает, крича:
— Ему за это столько дерьма достанется. Мне это нравится. Это была самая романтичная вещь, которую я когда — либо слышала.
Я сжимаю её в ответ, затем беру Диану за руку и притягиваю ближе для ещё одного группового объятия.
— Твой отец только что сказал мне, что оставляет меня ещё на год, — говорю я им. — Я остаюсь!
Крик Беллы почти оглушает меня, потому что я не надела наушники обратно.
— Чёрт возьми, да! Выпьем сегодня за мой счет, дамы, — объявляет она.
Диана легонько толкает её локтем под ребра.
— Это бесплатный бар, помнишь? И кроме того, я думаю, Элли будет праздновать вместе с Оливером.
Наверное, она права. Но я также с нетерпением жду новых женских вечеров, просмотра “Вероники Марс”, поедания мороженого и разделения с ними бремени работы в мире мужчин.
Я почти пропустила выход Оливера на подиум. Но один из механиков хватает меня за запястье и тянет вперёд, а затем все подталкивают меня вперед, прямо к барьеру, чтобы я могла первой обнять Оливера после того, как он вылезет из машины и побежит к нам, всё ещё в шлеме.
— Вау, ребята, вы действительно любите обниматься! — кричу я ему, когда он заключает меня в объятия, его костюм весь мокрый от пота и дождя.
Он смеётся, и под его серыми глазами появляются первые признаки того, что наверняка превратится в жуткий фиолетовый синяк.
— Не притворяйся, что тебе это не нравится, Кин.
Я целую край его шлема, а он легонько ударяет меня по лбу, и это самая совершенная победа. Я уверена, ничто не может сравниться с этим.
ГЛАВА 37
Оливер
Неделю спустя
Я несколько дней был на взводе в ожидании встречи с родителями Элли. Поскольку мой отец был говнюком, который не только словесно оскорблял меня, но, очевидно, также саботировал мои гонки, чтобы заработать деньги на грязных ставках, а моя мать не разговаривала со мной более десяти лет, у меня не было большого опыта общения с хорошими родителями. Я также беспокоился, что они осудят меня, решив, что я был груб с их дочерью из — за затянувшегося синяка, из — за которого я несколько дней был похож на енота.
Но я должен был знать, что люди, вырастившие Элли, будут замечательными. Её мама обняла меня вместо того, чтобы пожать руку, когда мы встретились за ужином в хорошем стейк — хаусе в Джексонвилле, а её папа назвал меня сынком, и в этот момент я застыл, а Элли пришлось заглушать неловкую паузу в разговоре. Однако к тому времени, когда принесли наше основное блюдо, я почувствовал себя более расслабленно. Больше всего помогло то, что Элли положила руку мне на бедро под столом, так что я был больше сосредоточен на том, чтобы не возбудиться, чем на разговорах о футболе с её отцом.
Во время нашей послеобеденной прогулки вдоль реки Сент — Джонс Элли со своей мамой идут вперёд в поисках знаменитого магазина мороженого, о котором она прочитала в своём приложении для путешествий. Я уже мысленно готовлюсь к тому моменту, когда мне придется попробовать какой — нибудь ужасный, слишком сладкий вкус, который она выберет. Я подстраиваюсь под походку её отца, неторопливо иду рядом с ним, когда он медленно передвигается, опираясь на трость.
— Спасибо, что присматриваешь за нашей Элли, — говорит он после минутного молчания. — Мы очень счастливы, что она наконец — то живет своей жизнью так, как ей предназначено.
Я с любопытством смотрю на него.
— Что вы имеете в виду?
Он пожимает плечами.
— Нелегко жить с инвалидностью, и Элли усердно работала, чтобы помочь и мне, и своей маме. Но мы всегда хотели для неё большего. Она такая умная девочка, она заслужила быть счастливой. Мария беспокоилась о ней, но я могу сказать, что ты успокоил её, — он смотрит на меня, слегка улыбаясь. — И она может сказать, что ты заботишься об Элли.
Я наклоняю голову, зная, что мои уши, должно быть, пылают.
— Спасибо, сэр. Это много для меня значит.
— О, называй меня Скотт, — он смеётся. — У меня такое чувство, что мы будем видеться ещё долго.
— Надеюсь, вы правы.
Элли пригласила меня провести часть моих летних каникул в Джорджии, и я не могу дождаться этого. Я также хочу свозить её на каникулы к морю, но сначала мы навестим её родителей и исследуем Саванну, которая, по словам Элли, по — прежнему остается её любимым местом на земле. Я счастлив, что она решила остаться со мной и ездить по всему миру по трассам Формулы–1, но это означает, что я сделаю всё возможное, чтобы при первой возможности отвезти её домой к родителям.
Я колеблюсь, затем добавляю:
— Я подумываю о том, чтобы попросить её выйти за меня замуж. Я пока не буду этого делать, потому что ей нужно больше времени, чтобы привыкнуть к этой мысли.
Скотт поднимает брови, глядя на меня, выражение его лица так похоже на выражение его дочери, что мне приходится сдержать смех.
— Ты спрашиваешь моего разрешения? — спрашивает он.
— Нет, — честно отвечаю я. — Я думаю, Элли может решить это сама. Но я приму ваше благословение, если вы дадите его мне.
Он издает раскатистый смех, который заставляет Элли оглянуться на нас через плечо. Я машу ей рукой, надеясь, что она нас не слышит. Я хочу, чтобы предложение стало сюрпризом.
— У тебя есть моё благословение, — говорит Скотт. — И её матери тоже. Если бы она тебя не одобряла, она бы сказала об этом с самого начала, — он посылает мне заговорщический взгляд. — Знаешь, Элли унаследовала от неё свою стойкость.
Я думаю о том, как она противостояла мне с самого начала.
— О, я знаю.
Она единственный человек, который мне нужен рядом, но именно она показала мне, как много людей заботятся обо мне настолько, чтобы помочь мне пережить худшие времена в моей жизни.
ЭПИЛОГ
Элли
Мадрид, Испания
Семь месяцев спустя
Я ахаю, когда Оливер подъезжает в опасной близости к машине Рейвенскрофта, борясь за первое место в последней гонке сезона. Я сжимаю резиновое тренировочное кольцо размером с мою ладонь — единственную игрушку для снятия стресса, которая выдерживает моё нервное ерзание во время гонки. Оливер купил мне розовое кольцо после того, как увидел, что я сделала с очередным мячом для снятия стресса, но меня нельзя винить. Я никогда не смогу полностью смириться с тем фактом, что мой парень предпочитает носиться на том, что по сути является наземной ракетой, достигая глупо безрассудных скоростей.
