Фургон по касательной ударил ее в бедро, отчего девушку развернуло и отшвырнуло в сторону. Она жестко приземлилась на асфальт, из легких вышибло весь воздух.
Перед глазами поплыло. Последнее, что Холли увидела перед тем, как ее поглотила милосердная тьма – заднюю часть фургона, на полной скорости мчащегося прочь.
– Господи Иисусе, Холли! Что с тобой случилось?
Кинув сумку на пол, Холли, скривившись, посмотрела на Бена.
– Фургон.
Последние четыре часа она провела в отделении скорой помощи. Девушку осмотрели три доктора, каждый из которых хотел продлить ее пребывание в больнице.
Но кроме кровотечения, пары синяков и дикой ярости, Холли ни на что не жаловалась, поэтому отказалась оставаться там на ночь.
Голубые глаза Бена стали огромными.
– Детка, ты не сможешь выйти в эфир в таком виде…
Холли зарычала, и Бен поступил мудро – заткнулся.
Девушка ткнула пальцем в сторону помощника продюсера, пялящегося на ее разорванную юбку:
– Ты. – Тот выпучил глаза. – Прицепи мне микрофон. – Потом снова посмотрела на Бена. – Потому что я собираюсь выйти в эфир.
– Нет, Мак сказал, что Сьюзан выдаст репортаж об отравленной еде в ресторане…
Послышался еще один рык. Холли ураганом пронеслась мимо, чем привлекла внимание оператора, работающего на вечерних выпусках новостей. За девушкой следом вприпрыжку бежал помощник, стараясь на ходу прикрепить микрофон к ее одежде.
Холли не стала усаживаться за дикторский стол-«дублер», находящийся позади ведущих. Она встала посреди студии так, чтобы в камеру ее было видно с ног до головы.
Где-то позади она слышала голос Мака, четкую команду:
– Переключить камеру на Холли через пять, четыре…
– Какого хрена? – возмутилась Сьюзан Партик. Блондинка ринулась к камере, испепеляя Холли взглядом. – Это мой эфир…
– Попридержи свой репортаж, Сью. Бургеры могут подождать. – Мак указал на Холли. – У нее не история, а бомба.
У Мака всегда был хороший нюх на стоящие репортажи. Если у журналиста одежда в крови, значит, что-то наклевывается.
– … три, две, одну…
Объектив камеры сфокусировался на Холли. Девушка вздернула подбородок, украшенный синяком. Она все еще чувствовала на языке привкус собственной крови.
– Это Холли Шторм, и сегодня я вышла в эфир с мольбой о помощи.
Найл замер перед экраном телевизора. Рука, поднимающая стакан воды, застыла на полпути ко рту.
На него смотрела Холли. Длинная красная царапина пересекала ее щеку. Камера медленно отъехала, и Найл увидел девушку в полный рост. Разорванная одежда. Кровь.
В нем закрутился водоворот ярости.
– Сегодня я стала жертвой наезда.
Стакан рассыпался на мелкие осколки.
– Белый фургон без номеров сбил меня на Балтимор-стрит незадолго до полудня.
Найл стряхнул с руки остатки стекла и воды.
– Если кто-нибудь располагает информацией об этом преступлении, позвоните в полицию…
Найл схватил пульт. Отключил звук. Уставился на Холли.
Такая уязвимая.
Балтимор-стрит. Прибежище проституток, наркодилеров и головорезов. Какого черта Холли вообще там оказалась?
И что бы он сделал, если бы она там погибла?
Твою мать.
Он потянулся за лежащим на столе телефоном. Набрал номер. Ответили после второго гудка.
– Мне нужна защита. – Он не стал утруждаться представлениями. Незачем.
Тихий вздох.
– Лично вам, сэр?
Найл чуть не рассмеялся. Почти. Он все еще видел синяки на коже Холли.
– Для Холли Шторм.
Найл сказал, что бросит ее на произвол судьбы.
Похоже, в Атланте врала не только Холли.
Кто-то, черт побери, ответит за то, что причинил ей боль.
Сэм Митерс был чист как стеклышко четыре недели, два дня и шестнадцать часов.
Поначалу он вел счет минутам. Когда крошка Холли Шторм протянула ему руку помощи в той дыре и помогла проблеваться. С тех пор он и начал следить за бегом минут.
Первые дни прошли как в тумане. Несколько раз он приходил в сознание и видел ее. Она выглядела как ангел мщения, словно вокруг ее головы полыхала геена огненная. Прекрасная Холли Шторм.
Да, она помогла ему пережить ад. Дала второй шанс.
Но она ничего не знала о его жизни. И не могла понять.
Его дар… позволял ему видеть тьму в людских душах. Только мрак. Он слышал шепот их кошмаров. Чувствовал желание убивать. Мучить.
Сэм никогда не слышал мыслей хороших людей. Например, не было даже намека на мечты Холли.
Только убийц. Извращенные и пропащие души… вот они с ним разговаривали.
И никогда не затыкали свои гребаные рты.
Без наркотического дурмана голоса стали громче.
Один голос… глубокий и сильный раздавался в его голове уже несколько дней. Из-за него, черт побери, Сэм не мог спать, только постоянно передергивался от отвращения и ужаса.
То, чего это голос хотел… Сэма тошнило от этих вещей. Нет, он не мог даже думать о них. Пытался притвориться, что голоса не существует, что там, на улице, не началась охота…
А потом нашли того мертвого паренька.
Сэм принялся стучать головой по кирпичной стене здания. Нет, нет, он больше не выдержит, не сможет…
– Я могу это прекратить.
У Сэма перехватило дыхание. Потому что на этот раз голос прозвучал не в голове. Митерс задрожал всем телом, поднял глаза и встретился взглядом с незнакомцем.
Мужчина улыбался.
– Что, приятель, преследовал дракона не так давно?
Преследовал белого дракона. Сэм судорожно вздохнул. Метамфетамин. Восхитительная белая прелесть. Он покачал головой, несмотря на то, что сердце, казалось, застряло в горле. Сэм сглотнул, пытаясь справиться с внезапной сухостью во рту. Он так хорошо справлялся. Оставался трезвым.
Ради чего? Чтобы этот долбаный псих пробрался в его голову?
Сэм все еще слышал те слова. Снова и снова.
Выпотрошить их. Исполосовать. Пролить кровь. Нечистые умрут.
Выпотрошить их. Исполосовать. Пролить кровь.
– У меня есть кое-что, что может тебе понравиться. Тебе сразу станет хорошо.
Сэм никогда не чувствовал себя хорошо. Даже когда мет струился по его венам.
Но с помощью наркоты голоса становились тише. О, эта прекрасная тишина.
– Г-где?
Мужчина покачал головой.
– Нет, дела так не делаются. Сначала ты должен расплатиться.
Выпотрошить их.
Сэма начало трясти.
Мужчина наклонился, открыл черную сумку, валяющуюся у его ног, и достал оттуда стеклянную трубку. С губ Сэма сорвался всхлип. Он любил пользоваться такими трубками. Ему нравилось обхватывать руками холодное стекло и вдыхать сладостный дурман.
Он не мог отвести глаз от рук незнакомца. Судорожно облизнулся. Всего только разочек. Ширнется, заглушит голоса…
Избавится от них.
А потом возьмет себя в руки. И не попадется снова в ловушку мета. Только сейчас.
Один раз.
Сэм протянул руку и шагнул вперед.
– Я… у меня мало наличных…
Еще одна холодная улыбка. Глаза незнакомца сверкали подобно льдинкам.
– Мне не нужны твои деньги.
Сэму нужна была эта трубка.
– Что?
Предмет мечтаний исчез в сумке.
– Информация. Все, что мне от тебя нужно, Сэм – информация.
Сэм моргнул. Откуда этот парень знает его имя?
– Расскажи мне то, что я хочу знать, и ты отправишься в полет, который никогда не забудешь.
Пролить кровь.
Митерс зажал уши ладонями, но это не помогло – он все еще слышал голос.
Повесив сумку на плечо, мужчина направился к нему. Он схватил руки Сэма и с силой дернул их вниз.
– Ну что, больно?
Кивок.
– Я остановлю боль. Просто дай мне то, о чем я прошу.
Еще один кивок. Прямо сейчас Сэм был согласен на что угодно.
Гребаные голоса должны заткнуться.
– Журналистка… Холли Шторм… Что ты ей сказал сегодня?
Холли. Она помогла ему…
Незнакомец посмотрел прямо в глаза Сэма, поймав его в ледяной плен взгляда.
– Что ты ей сказал?
– Ни-ничего. – Правда. – Что больше с ней… не работаю. – Сэм не хотел, чтобы она знала о голосах. С ним что-то не так, иначе он не слышал бы убийц.
