— Не имеет значения.
Ответ, пресекающий любые дальнейшие вопросы. Хмурюсь.
— Тебе вообще знакомо чувство самосохранения? — его черёд злиться.
Заводится с полуоборота. Зря я подняла эту тему. Решила отложить вражду на этот вечер. Обида никуда не делась. Просто я чертовски устала.
Отпиваю ещё шампанское.
— Ради сестры я готова на всё, — обыденно отвечаю, елозя вилкой по тарелке, — не только заявиться одна в квартиру к пьяному отчиму. Но и в ночной клуб, чтобы продать своё тело первому встречному.
Отчего-то кажется, что у него со сводным братом иные отношения. Он не пойдёт за ним в огонь и в воду.
После ответа наступает гробовая тишина. Отрываюсь от тарелки.
Он смотрит на меня тяжёлым взглядом. Что там в его голове? О чём он думает?
— Где ваши родители?
Делаю ещё глоток. Горло сводит. Больная тема. Но мне почему-то приятно, что его интересует моя жизнь. И это почти не похоже на допрос.
— Мой папа умер, мать сбежала. Где отец Ани, я не знаю, без понятия даже, кто он. Её мамаша оставила на пороге и смылась в счастливое будущее без нас, — рассказываю, не поднимая глаз.
Отчего-то стыдно. Вместе с тем я не хотела, чтобы он испытывал ко мне жалость. Но совсем не отказалась бы получить от него чуточку тепла и сочувствия. Проявила слабость.
— Не хочешь посмотреть кино?
Взмахиваю на него ресницами. Хлопаю ими, не веря своим ушам.
— Хочу. А какое?
Размышляет.
— «Сталкер» Тарковского?
Морщусь.
— Может быть, «Один дома»? — с надеждой.
— Хорошо, — губы изгибаются странно.
Это что, улыбка?
Божечки.
Сердце ухает в груди, проваливаясь прямо в трусики.
Мы переместились в комнату с огромным телевизором. Я залезла с ногами на мягкий диван, поджимая пальчики и наблюдая за его действиями.
Неужели он всё же человек? Живой. Из плоти и крови. С чувствами и эмоциями, спрятанными глубже, чем бункер нашего президента.
У Сабурова ведь был выбор, с кем провести эту ночь. Действительно ли он хотел остаться в одиночестве и я нарушила его планы? Или он изменил их из-за меня?
Ратмир подлил мне ещё шампанского.
— Ты хочешь меня опоить и соблазнить? — забываю, что губами лучше не двигать, и после попытки улыбнуться корчусь от боли.
— Вопрос ещё, кто тут кого соблазняет, — указывает взглядом на мою шёлковую рубашку.
Я специально застегнулась на все пуговицы, а потому в недоумении опускаю глаза на то место, куда он показывает. Соски такие острые, что хоть стекло режь. Мгновенно краснею до кончиков волос.
— Тут холодно, — дую губы.
Садится рядом. Начинаются титры, а ощущаю только тепло, исходящее от его большого тела. Меня тянет к нему как магнитом. Неваляшкой качнулась в его сторону, согреваясь об его плечо. Он не двинулся с места, не отстранился.
Потягивала шампанское, закидывая в рот дольки мандаринов. Сам он не пил. Слушал молча мои комментарии по ходу фильма. В какой момент отключилась, не помню. На мгновение лишь вырвалась из дремоты, когда он взял меня на руки. В голове пронеслась мысль: «Интересно, где я буду спать? Снова на диване?»
Глава 10
Кажется, перепила. Проснулась утром от сухости во рту и позывов в туалет. А ещё жары. Первые мгновения после пробуждения не могла сообразить, где нахожусь. Разлепила с трудом веки. Шторы такие плотные, что почти не пропускают свет луны в комнату.
Осознание пробило током.
Источник жара подмял меня под себя. Используя вместо подушки. Выбор странный, учитывая мою худощавость.
Когда поняла это, сердце глухо забилось. Его голова покоилась на моей спине, а моя щека впечаталась в изгиб его локтя.
Ума не приложу, как во сне мы заняли такое положение.
У нас же ничего не было? Не мог же мой первый секс стереться из памяти. Напрочь.
Пробую выползти. Но моё сопротивление приводит лишь к тому, что он сильнее сжимает меня. Чёрт.
— Ратмир, — шепчу, — отпусти.
Ноль реакции.
Интересно, долго ли мы так пролежали? Кровь возвращалась в мышцы после моих попыток вырваться. Тело покалывало иголками. Видимо, времени прошло прилично.
Предпринимаю ещё одну попытку вылезти из-под него. Но Ратмир тоже меняет позу, едва не полностью накрывая меня собой. Сколько в нём? Наверное, килограмм сто чистой мышечной массы. Сейчас задохнусь.
Что-то большое и горячее упирается мне в попу. Ложится прямо на шёлк пижамы между ягодиц. Трётся.
Сглатываю слюну и застываю. Сердце бешено бьётся. Глаза разве что не вылезают из орбит. Он ведь спит. Дышит мерно. Спокойно. Даже не понимает, с кем лежит.
Утро. Стояк. Но ему же не двенадцать лет. Взрослый мужик.
— Ратмир, — пытаюсь разбудить. Или напомнить, с кем он.
В голову приходит один действенный способ. Пробую выкрутиться, как мелкий уж. А в итоге получается, что верчу задом под ним.
Фатальная ошибка.
Не знаю, проснулся ли он или страдает сомнамбулизмом. Эротическим. Но его рука, что до этого момента спокойно лежала у моей талии, поползла под мою шёлковую рубашку.
Резко выдохнула, когда его большая ладонь коснулась голой кожи живота. Мышцы пресса сократились тут же. Напряглись.
Пальцы шероховатые. Грубые. И нежные одновременно.
Я лежала, зажмурив глаза. От волнения забывая дышать.
Ощутила, как он потёрся щекой об мою спину. Даже через шёлк кожу царапнула щетина. Наверное, если к вечеру не побреется, борода отрастёт.
Не понимаю, какое движение он совершает. Кажется, перемещается чуть выше. Вздрагиваю, когда чувствую странное прикосновение к шее. Это его губы оставляют на ней поцелуи. С трудом сдерживаю стон удовольствия. Никогда не думала, что подобная ласка может быть настолько приятной. Дурманящей сознание. Заставляющей забыться.
Кто я. И кто он.
Утыкаюсь лбом в его руку, тяжело дыша.
Я так долго ждала, когда он разглядит меня.
Неужели Карабас-Барабас наконец оттаял?
Только одна дурная мысль бьётся рядом.
Когда он прикусывает мою кожу на изгибе шеи, как животное перед случкой. Проводит по ней языком, словно пробуя меня на вкус. Мысль улетает, растворяясь.
С трудом ловлю губами воздух. Его так ничтожно мало. Он густой и вязкий. Наполненный запахом моего желания.
Но снова эта мысль. Навязчивая. Колючая.
Анечка. Где она?
Почему я не ищу её?
Почему так легко сдаюсь ему?
Ведь наша сделка не сводится к сексу. Это его решение. А я уже не смогу принять у него деньги, как содержанка. Потому что большего хочу. Его хочу. Отношений хочу. Чтобы смотрел как на равную себе.
Он же хочет поиметь меня разок. Удобно, ведь я вовремя подвернулась ему под руку.
А потом поставит в один ряд со всеми своими подстилками. И забудет.
Рука, пробравшаяся под пижаму, сжимает мою грудь. Острый сосок впивается в его ладонь. Желание причиняет боль. Внизу живота тянет, закручивается в тугую спираль. И горит. Между ног полыхает.
Кажется, что мне чего-то не хватает.
Что я пустая, как сосуд. Полая внутри. И понимаю, что только его член утолит потребность быть наполненной. Избавит от этого мучительного ощущения неполноценности.
Мы двигаемся в каком-то странном ритме. Как животные, которыми руководит единственная потребность. Основной инстинкт. Выживать. Трахаться. Продолжать род. Словно это ритуальный танец дикого, оторванного от цивилизации племени.
Он трётся об меня членом, а я двигаюсь ему навстречу. Он кусает меня, а я подставляю шею.
Что-то есть в этом естественное и порочное одновременно.
Мысли вновь плавятся. Сливаются в одну-единственную. Дать. Дать. Дать.
Его пальцы тянут мои штанишки вниз, выводя из морока. Если не остановлю — через минуту он будет во мне. Хочу этого безумно. Неудержимо.
— Не надо, — прошу, а кажется, что умоляю взять, — остановись.
Не обращает внимания.
Впиваюсь зубами в его руку, пока он, рыча, не хватает меня за волосы, отрывая от себя. Как взбесившуюся кошку.
