— Эта чертова рубашка на тебе. Что это вообще за цвет? Педиковато-розовый?
Посмеиваясь, я направляюсь к раковине. Оглядываясь назад через плечо, вижу, как Хасс зажимает яркую ткань между большим и указательным пальцами.
— Это лососевый! Сколько раз я должен это повторять?
— И сколько раз я должен говорить тебе, что это не гребаный лососевый цвет, — спорит Тэд. — Она розовее, чем соски у альбиноса.
Я фыркаю, отворачиваюсь и тянусь за бутылочкой с жидким мылом. Нажимаю один раз и намыливаю руки. Когда зависаешь с Тэдом и Хассом, скучно не бывает. Их разговоры угарные, неуместные и совершенно противные.
— А у альбиносов вообще розовые соски? — спрашивает Хасс, и я оглядываюсь через плечо.
Он почесывает голову, кончики пальцев пробегают по пылающей татуировке черепа, которую я так ненавижу. Они оба обдумывают этот вопрос, прежде чем взглянуть на меня в поисках ответа. Я откидываю голову назад, поморщившись. Они издеваются? Во-первых, такой вопрос задавать неуместно, а во-вторых, я никогда не задавалась вопросом, розовые ли соски у альбиносов.
— Откуда мне знать? По-вашему, я похожа на альбиноса?
— Ты немного бледная, — подмечает Хасс, получив кивок согласия от Тэда.
Я смеюсь.
— Катись-ка ты отсюда.
Повернувшись, я ударяю по крану, и начинает литься вода. Подставляю руки под тонкую струю и позволяю воде смыть мыло с моей кожи. Парни гогочут от смеха, но я их игнорирую.
— Расскажи нам, Котенок. Твои соски розовые? — спрашивает Хасс, его голос полон веселья и неподдельного интереса.
Закрыв кран, я оборачиваюсь и смотрю на него, сидящего на деревянном барном стуле напротив Тэда, его колени прижаты к посудомоечной машине.
— Тебе следует спросить Джая, — говорю ему, зловещая улыбка расползается по моим губам. — Он-то знает.
Тэд поднимает руки, отказываясь дальше участвовать в разговоре.
— О нет. Я пас. Джай надерет твой и так искалеченный зад, я не хочу иметь с этим ничего общего.
Хасс смотрит на Тэда.
— Ты боишься?
— Боюсь? Неа. Я умный. Кроме того, трахаться с такой девушкой? Нет, спасибо.
Это не оскорбительно. Мне нравится производить в той или иной степени впечатление на каждого мужчину, которого встречаю. Вот какая девушка не любит чувствовать себя желанной и красивой? Покажите мне одну, и я покажу лжеца.
— Такой девушкой? — спрашиваю я, опираясь на стойку. — А что не так с такими девушками, как я?
— У всех вас этот безумный взгляд. Это тревожит.
— Безумный взгляд?
— Угу. «Я перережу твой член тупыми ножницами, если ты посмотришь на меня не тем взглядом». И не смей изображать невинность. Я отчетливо помню, как ты напала на меня, как летучая мышь из ада, когда я впервые появился.
— Джай не предупредил, что ты придешь. Я запаниковала.
— Ты меня чуть до смерти не задушила. А знаешь что? Это не имеет значения. Моя мама надерет мне зад, если я когда-нибудь приведу белую девушку на семейный ужин, особенно после последнего.
Хасс фыркает, его серые глаза вспыхивают интересом.
— Ей не нравятся белые девушки?
— Ей нравятся белые девушки... при условии, что я не буду заделывать с ними детей.
Тэд подцепляет омлет ложкой и запихивает его в рот. Когда он понимает, что мы с Хассом смотрим на него, пожимает плечами, глотает и объясняет:
— Она очень гордится своим наследием и не хочет разбавлять генеалогическое древо.
Хасс смеется и хватается за стакан с чистой холодной водой.
— Полная лажа.
— Это моя мамулечка.
Тэд хохочет, а Хасс пьет воду. Опустошив стакан, Хасс ставит его на кухонную стойку и вытирает рот, прежде чем широко улыбнуться в моем направлении. Самодовольный ублюдок.
— Ну? — намекает он, слегка откидывая голову назад.
— Ну... что?
— Твои соски. Какого они цвета?
Он одаривает меня пошлой ухмылкой, за которую Джай убил бы его. Честно говоря, я никогда не была девушкой с одним мужчиной... до недавнего времени. Мысль о привязанности к одному человеку — одной душе — тревожит. Любопытно, что я решаю воспользоваться возможностью проверить себя и испытать свои сильные чувства к Джаю, попытавшись ответить на вызывающую ухмылку Хасса. Могу я это сделать? Я чувствую, как мое лицо напрягается, и непроизвольно хмурюсь. Наверное, я стала другой женщиной. Джай так сильно на меня влияет? Неужели я питаю к нему такие сильные чувства, что не хочу быть ни с кем другим?
С физической точки зрения, Хасс должен был бы воспламенить меня и возбудить. Он высокий, сексуальній, уверенный в себе, и в нем есть как раз нужное количество непристойности, но желания просто нет. Я бы не стала дважды думать о том, чтобы трахнуться с ним в свои «пред-Джайские» дни... но сейчас все по-другому. Теперь я не хочу делить свое тело с кем-то еще.
Оглушающие шаги гремят по веранде, становясь все громче и громче. И только тогда я растягиваю губы в ухмылке.
Потому что знаю, чьи это тяжелые ноги вызывают такой шум, и принадлежат они моему зверю.
— Спроси его, — говорю Хассу, победно улыбаясь.
Дверь распахивается, тонкое дерево ударяется о стену дома, и вот он.
Каждый его сердитый сантиметр.
Плечи Джая расправлены, брови нахмурены, а красивое лицо испорчено кровоточащей разбитой губой. Полагаю, разговор с Джоэлом прошел не очень гладко.
Джай проносится через кухню, яростный и смертоносный, как торнадо, и быстро поднимается вверх по лестнице, топая по половицам, как будто роняет камни.
Хасс снова поворачивается к тарелке и берет вилку.
— Я пас.
Попивая свой сок, Тэд тихо ржет. За убийственным Джаем пробегает Джоэл. Его лицо дикое и сердитое, но глаза выдают — он в панике и разочаровании, подчеркнутым блеском сожаления. Джоэл направляется к лестнице, но не поднимется по ней. Только через мой труп. Я отталкиваюсь от стойки и быстро пересекаю комнату. Встав перед Джоэлом, преграждаю ему путь наверх. Я не позволю ему еще больше расстраивать Джая. Не сегодня.
Джоэл успокаивает дыхание, выдыхая через нос.
— Я просто хочу извиниться. Вот и все.
Я пожимаю плечами.
— Дай ему немного времени.
Если я позволю Джоэлу сейчас подняться наверх к Джаю — в том состоянии, в котором он сейчас находится — знаю, что Джай, в конечном итоге, сделает что-то, о чем потом пожалеет. Я видела темноту в его глазах, когда он вошел в дом, и это был не гнев от давления, которое его брат оказал на него.
Это была ярость.
Смертельная ярость.
Соедините это с тем, что Джоэл, по-видимому, ударил Джая, и у вас получится идеальный коктейль для смерти одного человека.
Мурашки бегут по моим рукам, распространяясь по всему телу. Честно говоря, мне немного страшно. Меня пугает отсутствие эмоций, которые я почувствовала от Джая, когда он вошел в дом. От этого я содрогаюсь... в последний раз, я ощущала подобное отсутствие человечности внутри него, когда он сражался в туннелях под землей.
Он был жестоким.
Холодным.
Он был другим человеком, одержимым демоном, у которого была ненасытная жажда крови.
Джаю нравилось это. Он никогда этого не признает, но ему нравилось избивать своих противников до полусмерти, и я знаю, что его брат не освобожден от такого наказания. Насколько понимаю, я делаю Джоэлу одолжение, не позволяя подняться наверх, особенно если ему нравится его милое личико.
Джоэл пытается протиснуться своим большим жилистым телом мимо меня.
— Я же сказал, что хочу извиниться и только.
Я преграждаю ему путь, хлопнув рукой о стену перед его грудью, и смотрю ему прямо в глаза.
— И я сказала тебе дать ему минуту. Испытай меня, и я сделаю так, что ты больше никогда не увидишь свою драгоценную Монику. Понятно?
Разве похоже, что я играю? Разве похоже, что я мешаю ему подняться наверх потехи ради?
Нет.
И, клянусь Богом, я прирежу этого сучьего потроха, если он попытается меня оттолкнуть.
Мы застываем, глядя в глаза друг друга. Джоэл анализирует различные способы прохода мимо меня, не пихая меня в сторону. Проходит целая вечность, прежде чем он позволяет своему телу успокоиться и расслабляет мышцы.
