— Извини за это. Кажется, она в какой-то степени стала моей защитницей.
— Это я могу понять.
Его слова творят со мной странные вещи, посылая дрожь в область живота. Он часто оказывает на меня подобный эффект, заставляет испытывать ощущения, прекрасные ощущения, которые я не должна испытывать.
Он отталкивается от двери, веселье с его лица спадает, когда он входит в палату, каждый длинный шаг приближает его все ближе и ближе.
Мое дыхание замирает в груди, когда он останавливается прямо передо мной, возвышаясь надо мной своим мощным телом. Я смотрю на него, как олень в свете фар, зачарованная его всепоглощающим присутствием.
Все, о чем Линда только что о нем рассказала, всплывает на поверхность, и я ловлю себя на мысли, что, возможно, недооценила его. Совершаю ли я ошибку, доверяясь ему.
Это легкое сомнение испаряется, когда он медленно тянется к моему лицу, большой палец нежно скользит под моим глазом, стирая остатки слез.
— Из-за чего ты плакала?
— О, эм... пустяки, — говорю я, облизывая пересохшие губы. — Я в порядке.
В ответ на ложь он наклоняет голову, его темные глаза видят меня насквозь.
— Ты нервничаешь?
— Да, — честно отвечаю я.
— Из-за того, что уходишь со мной?
Я с трудом сглатываю, но снова честно отвечаю:
— Немного.
— Не стоит. Я хорошо о тебе позабочусь, Алиса.
Это тот Брэкстен, которого я узнала. Именно этот человек стоит передо мной. А не тот, которого нарисовала медсестра Линда. Прямо сейчас я должна следовать зову сердца, это все, что у меня есть, и по какой-то причине оно ведет меня к этому мужчине.
— Извините. — В дверях появляется медсестра. — Мне сказали прикатить кресло.
Прочищаю горло и отступаю от Брэкстена.
— Да. Спасибо.
Медсестра помогает мне усесться в кресло, в то время как Брэкстен берет маленькую дорожную сумку, которую собрал для меня персонал. После чего хватается за ручки кресла и вывозит меня из палаты к лифту, полному людей.
Поездка вниз проходит в тишине. Переплетя пальцы, опускаю руки на колени, склоняя голову от ощущения, что все смотрят на меня. Как только мы выходим из центральных дверей на свежий воздух, я щурюсь от слепящего солнечного света, но не могу отрицать, насколько невероятно ощущать его на коже.
Брэкстен подвозит меня к припаркованному неподалеку большому черному грузовику. Когда он открывает заднюю дверцу, чтобы положить мою сумку в салон, я отталкиваюсь от инвалидного кресла, чтобы встать, и тут же жалею об этом. С моих губ срывается резкий стон, и я пошатываюсь.
Он бросается ко мне, поддерживая подмышки, чтобы помочь.
— Когда ты в последний раз принимала болеутоляющие?
— Пару часов назад, — смущенно признаюсь я. — Наверное, пришло время для приема.
Он кивает.
— Как только приедем домой.
Дом.
Его дом. Не мой, потому что на данный момент его у меня нет.
Холодное напоминание причиняет сердечную боль.
Брэкстен открывает пассажирскую дверцу, и я смотрю на сиденье, гадая, как заберусь наверх, не причинив себе вреда. Прежде чем успеваю даже попытаться это сделать, меня поднимают на руки.
Охнув от удивления и внезапного движения, цепляюсь за шею Брэкстена. Наши взгляды встречаются, лица всего в дюйме друг от друга. Так близко, что я чувствую на щеке его теплое дыхание.
Его губы изгибает привлекательная ухмылка.
— Извини, надо было сначала тебя предупредить.
Я резко возвращаюсь к реальности, понимая, что пялюсь на него, как дура.
— Все в порядке, — бормочу я с нелепым придыханием.
Усадив меня на сиденье, он наклоняется, чтобы пристегнуть меня ремнем безопасности. Его тело прижимается к моему, жар окутывает меня ревущим пламенем. Я вдыхаю его мужской аромат, и этот невероятный запах проникает в каждую пору.
Раздается щелчок ремня, и он отстраняется, снова встречаясь со мной взглядом.
— Все хорошо?
Я киваю, не в состоянии в данный момент связно мыслить, не говоря уже о том, чтобы произнести что-то вслух.
Его глаза, темнее, чем минуту назад, более пристально изучают мое лицо. Кажется, он хочет что-то сказать, но вместо этого пятится от меня и закрывает дверцу. Только тогда я могу сделать полноценный вдох.
— Возьми себя в руки, Алиса, — ругаю я себя.
Забравшись на водительское место, он заводит грузовик и отъезжает от обочины. Я смотрю в боковое зеркало, наблюдая, как больница исчезает вдали, и знаю, что сейчас это первое воспоминание, которое у меня появилось с тех пор, как я очнулась. Не самое лучшее, но, по крайней мере, оно у меня есть.
— Вы живете далеко от города? — спрашиваю я.
— Достаточно далеко. — Он сопровождает загадочный ответ кривой ухмылкой, от которой на левой щеке появляется небольшая ямочка. Эта уникальная черта, и я не могу отрицать, что при виде ее у меня не учащается пульс.
Он действительно очень привлекателен. Волевой подбородок, ровный нос, волосы — идеальное сочетание гладкого и взъерошенного. Могу понять, почему он пользуется такой популярностью у женщин.
Эта мысль вновь вызывает у меня неприятное чувство.
— Алиса?
Я моргаю, глядя на Брэкстена, и быстро понимаю, что он мне что-то говорил.
— Извини, что ты сказал?
К счастью, он выглядит скорее удивленным, чем раздраженным.
— Я сказал, что звонил Крейг. Он приедет увидеться с тобой, как только ты немного освоишься.
— Хорошо.
Надеюсь, он привезет хоть какую-то зацепку, но сильно на это не рассчитываю. Прошло две недели, и ничего нового не появилось. Будто меня никогда и не существовало. Я беспокоюсь, что если сама не восстановлю память, то, возможно, никогда не узнаю, кто я и откуда взялась.
В скором времени мы сворачиваем на проселочную дорогу, где на многие мили простираются одни хлопковые поля, белые пучки мягко колышутся на ветру. Пышная зелень тянется вдоль горизонта, окружая пушистые верхушки, которые взмывают вверх, когда белки разбегаются по своим домикам на деревьях.
— Вау, — восхищаюсь я, любуясь живописным видом. — Здесь так красиво.
— Ага. Кроме того, тихо и уединенно. Именно так нам и нравится.
Я поворачиваюсь к нему.
— Уверен, что твоя семья не против, если я останусь с вами?
— Да, — ответ звучит немного нетерпеливо. Наверное, потому, что я уже спрашивала об этом несколько раз. Судя по всему, я ничего не могу с собой поделать. Мне ненавистно чувствовать себя обузой, особенно после всего, что он уже сделал для меня.
— И все же, если это действительно создаст проблему, просто знай, что я могу остаться в приюте. Социальный работник сказала, что для меня найдется комната, если она мне понадобится.
Он поворачивается в мою сторону, темные глаза пронзают меня тяжелым взглядом.
— Мы уже говорили об этом, Алиса. Ты остаешься со мной, чтобы я мог позаботиться о тебе.
Не в первый раз я задаюсь вопросом, зачем ему все это. Зачем идти на такие неудобства ради совершенно незнакомого человека? А потом ко мне возвращаются слова, сказанные им ранее.
Я знаю, каково это, когда у тебя никого нет. Я знаю, каково это — быть одиноким и напуганным.
Это откровение стало для меня неожиданностью. Он похож на человека, который никогда ничего и никого не боялся. В этом заключается еще одна причина, по которой я чувствую с ним такую связь, и почему согласилась поехать к нему домой.
— Тебе сейчас страшно, но я обещаю, что со мной ты в безопасности, — снова говорит он, ошибочно принимая мое молчание за что-то другое. — Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Дело не в этом, — шепчу я, глядя на свои колени. — Я просто не хочу доставлять хлопот, вот и все.
— Ты и не доставляешь. Я хочу, чтобы ты была с нами. Хочу, чтобы ты была со мной, понимаешь?
Я киваю.
— Да, понимаю.
— Хорошо. Кроме того, — добавляет он, откидываясь на спинку сиденья. — Мой отец любит, когда в доме многолюдно, и еще больше, когда за столом полно народа. Он счастлив, что у него будет еще один рот, который можно накормить.
