— В последний раз я слышу от тебя что-то о Саванне Шоу, Леви. Мы с твоим отцом делаем все, что в наших силах, чтобы вырастить из тебя благочестивого человека, и я не позволю этой девчонке все испортить. Она гнилая и злая. Вся ее семья — негодники, и если я услышу от тебя хотя бы шепот ее имени, жди последствий. Ты меня понял, Леви? Ты будешь наказан.
В этот момент я хочу сказать маме тысячи вещей, но прикусываю язык. Проглатываю каждый свой протест. Мое горло буквально горит от разочарования, но в голове начинает кружиться стих Матфея 15:4, и я теряю дар речи. Желание защитить Саванну рвется наружу, не дает вдохнуть, но все, что я могу сделать, это неохотно кивнуть.
Я ненавижу себя за этот кивок.
Удовлетворенная моим ответом, мама улыбается, затем тянется к моей щеке и обхватывает ее ладонью.
— Ты хороший мальчик, Леви. Твоим сердцем движут правильные порывы, но некоторые люди не стоят хлопот.
Нежно погладив меня по щеке, она уходит на кухню.
Все это чушь.
Я смотрю на отца, но тот все еще сосредоточен на своей тарелке и медленно ест. Ничто из этого не согласуется с тем, чему меня учили в воскресной школе, или с тем, что мы обсуждаем в молодежной группе. Некоторые люди не стоят хлопот? Как она вообще может такое говорить? Разве не все мы созданы по образу Божьему? Разве не все мы достойны любви и доброты? Но мой отец, пастор нашей маленькой церкви, ничего не говорит. Он сидит и ест свой ужин, будто все в порядке, в то время как моя мать произносит злые слова ненависти.
Я сердито смотрю на него. Впервые в жизни я на него злюсь. Чувствую себя преданным.
Впервые в жизни подвергаю сомнению мнение своих родителей. Они ошибаются, и если не помогут мне спасти Саванну, то завтра я обращусь к тем, кто поможет.
***
Чуть перевалило за полночь, когда окно моей спальни открывается, и в него пролезает Сав.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, но она не отвечает.
Я выбираюсь из постели, чтобы принести ей пижаму, а когда протягиваю ее ей, у меня сжимается желудок. Ее лицо пустое. На щеке синяк, а глаз опух. Она выглядит загнанной. Она не плачет, но уровень моего страха зашкаливает.
— Саванна, что случилось?
— Я ударила его бутылкой, — прямо говорит она. — Довольно сильно ранила в голову. Было много крови.
У меня отвисает челюсть.
— Он умер?
Она пожимает плечами.
— Не думаю. Он все еще стоял на ногах, когда я убежала.
— Он снова причинил тебе боль?
Она не отвечает, поэтому, не задумываясь, я тянусь к ней. Убираю волосы с ее лица и осматриваю свежий синяк на щеке. Провожу пальцами по ее плечам и рукам, чувствуя несколько новых царапин, которых раньше не было. Я хочу приподнять ее футболку и осмотреть живот, но останавливаюсь.
— Когда это произошло?
— После школы.
— Так давно? — говорю я в панике. — Где, черт возьми, ты провела все это время?
— В парке. В туалете.
Больше я ничего не спрашиваю, хотя и хочу знать все. Что она восемь часов делала в туалете парка? Она боится? Горюет? Я не могу определить ее чувств, и это беспокоит меня больше всего на свете. Вместо этого я почти хочу, чтобы она заплакала.
Вложив свою одежду ей в руки, я отворачиваюсь, пока она переодевается. Через несколько минут она хлопает меня по плечу. Когда я поворачиваюсь обратно, она протягивает мне свою футболку.
— Можешь ее выбросить? На ней его кровь.
Я бледнею и делаю круглые глаза, но молча киваю и на цыпочках иду на кухню, не заглядывая туда. Как можно тише роюсь в мусорном ведре и засовываю футболку на самое дно, под скомканные бумажные полотенца и остатки ужина. Затем мою руки обжигающе горячей водой и средством для мытья посуды.
Когда возвращаюсь в свою комнату, Саванна уже свернулась калачиком в моей постели, так что я забираюсь позади нее.
— Завтра мы можем поговорить с кем-нибудь. С полицией, — шепчу я, прижимая ее спиной к своей груди. Я ожидаю, что она согласится, но вместо этого она яростно мотает головой.
— Нет. Нет, ему просто нужно остыть. Несколько дней я не буду появляться дома. Все будет хорошо.
— Саванна, ты ударила его по голове бутылкой. У тебя опухоль на половину лица. Ты не можешь туда вернуться.
— Прекрати, Леви. — Я впервые слышу, как ее голос срывается, и мое сердце разрывается вместе с ним. — Все будет хорошо. Через несколько дней все будет хорошо.
Больше я ничего не говорю. Не спорю, потому что очевидно, что она не согласится. Сав нужно поспать, поэтому я замолкаю, пока ее дыхание не становится ровным. Я дам ей отдохнуть, дам успокоиться, но завтра пойду искать помощь.
Такого больше не повторится.
***
Когда я просыпаюсь, Сав уже нет. Я даже не слышал, как она ушла.
Быстро одевшись, направляюсь на кухню, но резко останавливаюсь при виде родителей и офицера Дентона, сидящих за кухонным столом. Он не в форме, но волоски на моих руках все равно поднимаются, а шею покалывает от беспокойства.
— Что происходит? — спрашиваю я, и мой желудок падает вниз, когда офицер Дентон кладет на стол футболку Саванны. Ту, что я выбросил ночью. Ту, что вся в крови бойфренда ее мамы.
— Это ты нам расскажи.
Глава 5
ЛЕВИ
Я не вижу Саванну все выходные, и в понедельник в школе она не появляется.
Ко мне она не приходит. Не пишет, хотя я этого и не ожидаю. Наверное, злится на меня, и я не знаю, могу ли ее в этом винить. Но на этот раз ощущения другие. Я беспокоюсь за нее. Продолжаю думать об отпечатке ботинка. Крови на ее футболке. Выражении страха на ее лице.
Оказывается, ночью в пятницу мама услышала меня на кухне. Затем одна из соседок через улицу видела, как Сав ранним субботним утром выбирается из моего окна. Соседка позвонила моей матери, и та вышла из себя.
Не представляю, что заставило ее копаться в мусоре, но она обнаружила футболку. Не знаю, почему она просто не разбудила меня. Все, что мне известно, это то, что первым делом она позвонила офицеру Дентону, и, как только я проснулся, мы «обо всем поговорили».
Я рассказал ему все. Как парень мамы Сав пьет и принимает наркотики, а потом становится агрессивным. Как Сав вечно ходит вся в синяках, а иногда целыми днями не ест. Порой она ночует в парке или в Яме. Иногда исчезает на несколько дней, а затем поздно ночью появляется у моего окна.
Последняя часть рассказа маме была ненавистна больше всего на свете. Даже больше, чем мое упоминание об ужасном синяке на боку Саванны, появившегося от пинка бойфренда ее матери, или о том, как Саванне пришлось ударить его бутылкой, чтобы защитить себя. Мою маму волновало только то, что Саванна спала в моей комнате, в моей постели, и что это длилось уже как минимум год.
Разговор обо всем с офицером Дентоном и моими родителями заставил меня почувствовать себя мерзким слизняком, словно я предал Сав, хотя я знаю, что это не так. Офицер Дентон заверил меня, что у Саванны не возникнет проблем из-за того, что она ударила бойфренда своей матери, и он сказал, что устроит ее в безопасном месте. Я заставил его пообещать, и он дал мне слово.
Тогда было утро субботы. Сегодня был вторник, и Сав по-прежнему не стояла на автобусной остановке.
Всю первую половину дня я хожу с опущенной головой и молча проскальзываю на свое обычное место в столовой за обедом. Съедаю половину сэндвича, хмуро глядя на нетронутую вторую половину. Половину Саванны. Я пинаю ножку стола. Что, черт возьми, с ней происходит? Родители сказали, что она все равно будет ходить в школу. Офицер Дентон пообещал, что она вернется.
Только, если…
Сав сбежала?
При этой мысли живот скручивает. Она сбежала. Я знаю. Теперь, когда ее забрали из дома, от мамы, я определенно видел, как она убегает.
Дерьмо. Я напортачил?
Но я думал, что помогаю. Нет, я помогал. И помогаю. Саванна больше не могла оставаться в том доме, но она такая упрямая. Не видит, что так для нее будет лучше. Если только не сбежит…
Я резко встаю, роняя сэндвич на стол, отодвигаю стул и быстро иду в сторону приемной. Я должен сказать, что, по моему мнению, Сав собирается сбежать. Я должен рассказать директору, что сделал, или позвонить родителям и связаться с офицером Дентоном. Может, она не ушла далеко, и ее еще можно найти.
