Законы Моисеевы определенно ограничивают количество ударов числом сорок, в действительности же у евреев принято было давать только тридцать девять ударов. Объясняется это правило так: может быть, при счете произошла ошибка, и потому пусть наказуемый не подвергается случайности получить больше, нежели полагается. Существовало, правда, еще одно основание, почему евреи ограничивались тридцатью девятью ударами. Плеть, с помощью которой производилась экзекуция, приготовлялась из кожи и состояла из трех ремешков, один из которых выделялся своей длиной настолько, что при каждом ударе захватывал по всей поверхности тела; два другие ремня были покороче. Поэтому били тринадцать раз, что составляет тридцать девять ударов, а ведь следующий удар привел бы уже к числу сорок два и т. д.
Защитники флагеллянтизма всеми мерами старались обосновать свои взгляды на Священном Писании и повсюду ссылались на него; в конце концов они перелистали всю Библию, но тщетно. Помимо приведенных выше мест, имеются еще два, которые указывают на бичевание, и на них-то ссылались во всех тех случаях, когда желательно было указать, что телесные наказания и связанное с ними умерщвление плоти с точки зрения Библии являются рекомендуемыми способами. В псалме 73 Давид поет: «И я мучился ежедневно и каждое утро получал наказание». В словах первоначального текста говорится «fui flagellatus», т. е. был сечен, и, если их понимать буквально, они могут означать, что псалмопевец имел привычку или обыкновение ежедневно по утрам путем бичевания умерщвлять плоть свою. Большинство специалистов придерживается того мнения, что слова эти нужно понимать не буквально, а фигурально, т. е. что удары обозначают горести и преследования, которые суждены на этом свете хорошим людям. Последнее место подобного же характера находится в письмах Павла к Коринфянам и подлежит большому сомнению. Павел говорит: «Я заглушаю мое тело и укрощаю его». Многие известные писатели и знатоки этого вопроса утверждали, что в этих словах апостол говорил о своем обыкновении к умерщвлению плоти путем бичевания, чтобы таким образом искоренять зарождавшиеся в нем грешные помыслы. Иезуит, патер Яков Гретцер, уверяет, что в первоначальном тексте греческие слова буквально гласили следующее: «Я покрываю свое тело рубцами и ранами, и оно изуродовано силой ударов», причем этот перевод признается действительным некоторыми теологами. Но если исключить мнение этих авторитетов, то греческие слова ни под каким видом не могли обозначать собою добровольное бичевание. Кроме этого места, то же самое встречается еще раз в притче о «назойливой вдове» (Лука, 18, 5). «На это она не согласилась и оглушила меня». Слово «оглушила» обозначает, собственно говоря, удар кулаком или палкой в подглазничную область, которая обезобразилась или, как принято выражаться, которая покрылась синяками. Это слово происходит от греческих игр, о которых именно и говорил апостол. На втором плане может существовать еще и такое объяснение ему: обходиться с кем-либо строго, холодно или жестоко, либо взять себя, как говорится, в ежовые рукавицы, чтобы заглушить в себе те или иные греховные побуждения. К этому нужно еще добавить, что Павел, говоря о действительных, настоящих ударах, никогда приведенного выше выражения не употреблял. Большинство греческих и римских отцов церкви придерживается того взгляда, что Павел вовсе не прибегал к самобичеванию и что в упомянутом случае он хотел только выразиться эмблематически и символически.
Судя по Талмуду (написанные за 500 лет до Рождества Христова законы и названные так в отличие от Моисеевых или писанных законов), содержащему в себе некоторые предания, можно полагать, что у евреев также существовал род добровольного бичевания. В одной из глав («Малкос») говорится, что евреи, прочитав издавна установленную молитву и покаявшись друг другу в своих грехах, приступали к бичеванию один другого. Буксторф, считающийся лучшим в данном вопросе авторитетом, в своем труде «Еврейская Синагога», относящемся к 1661 году, пишет об этом обряде следующее: «В каждой еврейской синагоге находятся два человека, помещающиеся в особом углу комнаты; один из них распростирается на полу, головой к северу, ногами к югу — или иногда наоборот — а другой, оставаясь в стоячем положении, наносит первому тридцать девять ударов по спине с помощью ремня, сделанного из коровьей кожи. Секомый повторяет при этом троекратно тридцать восьмой стих 78 псалма; по-еврейски стих этот заключает в себе как раз тринадцать слов, причем, при произнесении каждого слова, наносится новый удар, и, когда наступает третий раз, завершается положенное по правилу количество ударов. По окончании этой операции «хирург» превращается, в свою очередь, в пациента. Он ложится на пол точно так же, как и его жертва, причем последняя разделывает по-братски добровольца так же, как он сам прежде проделал это. Именно таким образом происходит обоюдное наказание за грехи, и — как выражается ученый — «оба трут друг друга, словно ослы». Подобный обычай еврейской «дисциплины» описан в книге, носящей название «Граф Телеки. История новейших еврейских обрядов и обычаев».
Глава IV
Флагелляция у римлян
Телесные наказания у древних римлян имели чуть ли не самое широкое распространение; об этом свидетельствуют исследования многих авторитетных писателей-историков. В каждом доме обязательно можно было встретить картины, на которых изображались применявшиеся в то время для наказания инструменты и вспомогательные средства. В судейских камерах судьи были окружены огромным выбором всевозможных плетей, кнутов, розог и кожаных ремней, и все это имело в виду устрашение обвиняемого. Помимо того существовал еще целый арсенал пособий, специально предназначенных для наказания рабов; из числа таких инструментов назовем особого рода бечевки, изготовлявшиеся исключительно в Испании. Орудия наказания носили различные имена. Так, например, известна ferula, представлявшая собою плоский кожаный ремень, слывший в то время одним из самых милосердных и нежных инструментов. Далее следует Scutica, сплетенная из витого пергамента, затем — flagella и, наконец, самый ужасный инструмент — flagellum. Эта штука наводила сильнейший трепет и приготовлялась из скрученных полосок коровьей кожи. В третьей сатире своей первой книги Гораций описывает различные градации этих «устрашающих средств». Он рассказывает, между прочим, о том, как некий судья держал своих служащих в ежовых рукавицах, затем обращается в ироническом тоне к последователям стоицизма, проповедовавшим меры устрашения и утверждавшим, что все преступники равны и, следовательно, все наказания должны быть одинаковы. «Сделайте себе за правило, — говорит Гораций, — чтобы накладываемое вами наказание постоянно находилось в соответствии с совершенным преступлением. Если преступник заслуживает быть высеченным только плеткой из скрученных полосок пергамента, то не подвергайте его наказанию с помощью ужасных кожаных нагаек. А того, что вы накажете кого-либо ударами плоского ремня в то время, когда он заслужил более тяжелое наказание, — я нисколько не боюсь!»
