Крайски подошел к шее капланы и, протянув руку, взял на палец вытекшей крови и размазал по груди.
— Ты что делаешь?? — вскинулся Карлсен.
— Гарантия, что нас не засосет зоолит. — Зачерпнув целую пригоршню, он отер все тело. — Давай-ка присоединяйся.
— Меня-то, надеюсь, ты эту мразь втирать не заставишь?
— А чтоб заживо сожрали, не хочешь? — Крайски стоял в позе, в какой намыливаются под душем. С особым удовольствием он, похоже, втирал жидкость себе в гениталии.
Карлсен приблизился, сдерживая брезгливость.
— Что, в самом деле необходимо?
— Ты живым отсюда желаешь выбраться или нет?
— Ну ты и спросил.
— Тогда необходимо. — К гадливому удивлению Карлсена, он натер еще и волосы. — Делай как я.
Карлсен осторожно протянул ладонь под капающую кровь. Думал, что будет липко, а она оказалась маслянистой. Задержав дыхание, он втер ее в бедра и живот. Секунды не прошло, как легонько защипало. Вспомнилось, как однажды случайно перепутал противоартритную мазь с кремом для рук. Беспокойство мелькнуло, когда пощипывание переросло в жжение, но оно тут же сгладилось в приятно возбуждающее тепло. Как будто тело обрело чувствительность наравне с языком и пробовало теперь на вкус некую искристую жидкость. Понятно, почему Крайски втер ее в гениталии: ощущение определенно сексуальное.
Крайски с легкой усмешкой смотрел, как он, собрав кровь в пригоршню, стал растирать ее по груди и плечам. От приятности даже запах не казался уже таким нестерпимым: какая-нибудь растительная гниль, вполне переносимая — пил же сам когда-то на Аляске экстракт рыбьего жира, чтобы не простудиться.
Крайски между тем натирался по второму кругу.
— Интересно, откуда это… ощущение? — полюбопытствовал Карлсен.
— Жизненная сила. У капланы жизненная энергия хранится в кровеносной системе.
— А у нас нет, что ли?
— И у нас, только в меньшей степени. А то чревато.
Почему, выяснять не было необходимости. Жизненная сила капланы, по— своему хмеля, впитывалась напрямую в кровь. Потому, видимо, и запах такой отталкивающий, чтобы отпугивать всяких кровососов. Кстати, при втирании в гениталии чувственного эффекта не возникло — просто поток тепла и жизни, от которого буквально перехватывало дыхание.
— А оно что, правда защитит нас от зоалита?
— Так мне рассказывали. Самому удостовериться не было случая.
Кровь из раны перестала течь. Когда Карлсен, набрав последнюю пригоршню, растер ее по ягодицам, пощипывания не ощутилось. Существо было явно мертво.
— Идем, — позвал Крайски.
Взлетая следом, на лежащую внизу каплану он посмотрел с некоей приязненностью. Невозможно было чувствовать враждебность, ощущая у себя в жилах ее жизненную силу.
Курс опять был на север. Посвежев после отдыха, Карлсен мог теперь оценить диковинную разнообразность горного пейзажа. Он знаком был с Гималаями и хребтом Кимберли в западной Австралии, но эта их превосходила — и по причудливости отрешенных гор, и по глубине обширных каньонов, и по величавости ледников. Один гигантский водопад, шлейфом стелясь с десятимильной (никак не меньше) высоты, еще задолго до дна распушался султаном серебрящейся пыли. На другом участке некий циклопический взрыв, в куски разметав гору, оставил на ее месте кажущуюся бездонной воронку, расшвыряв вокруг осколки породы (иные величиной с пригорок) на десятки миль. Прямой удар пришелся на один каменный шпиль, верхняя половина которого, обломившись, рухнула словно срезанная молнией верхушка дерева и воткнулась концом в землю.
Поглощенный разглядыванием этого чуда природы, он оторопел от совершенно внезапного головокружения: откуда-то снизу их учуял зоолит. Опять зарябило и сужающейся воронкой потянуло вниз, все равно, что воду в сливное отверстие. Вон он, зоолит — с тысячефутовой высоты смотрится, словно извилистый снежный нанос там, в самой низине. Отчасти предусматривая уже такую встречу, ощущение Карлсен раскладывал более подробно. Сама тяга не такая уж и мощная, вместе с тем растерянность и дезориентация нагнетали свойственную сну иллюзорность, дрожащую дымку нереальности, от которой воля к сопротивлению ослабевала. Очевидно, зоолит насылал некую гипнотическую силу, от которой в ушах шумело как от кровяного давления.
— А ну-ка, — отрывисто бросил Крайски.
Раскрылиа руки, он пикировал вниз (ну не верх ли безрассудства!). И тут снова ожило: «Безопасность лишь в том, чтобы не страшиться», и как тогда он пересилил себя, видя приближение капланы. Направив волю на одоление растерянности, Карлсен даже удивился: не только страх, но даже беспокойство не донимает. От перелившейся из капланы жизненности в теле искрились радость и уверенность в своих силах.
Падение до зубовного скрежета резко прервалось, когда они уже поравнялись с вершиной каньона. Что-то крупно дернуло, будто сверху раскрылся парашют, и стало тормозить как при лыжном спуске. Брошенной бутылкой лопнула дезориентирующая сила. И тут все равно, что угодили в воздушную струю, настолько резко подкинуло вверх. Рядом, кувыркаясь купидоном, раскатисто хохотал Крайски. Ощущение забавное, озорное, будто на водяных горках в игровом аттракционе. Стена каньона находилась в полумиле — не столкнешься — так что можно было свободно кувыркаться, как волан на ветру. Умора, с каким ворчливым негодованием оттолкнул их зоолит.
Когда сила его брезгливости перестала гнать вверх, они выровнялись, как пловцы в волнах прилива. Крайски все никак не мог отойти от смеха.
— Откуда у него такая ненависть к каплане? — спросил Карлсен.
— Так и не ясно. Коргхайские ученые полагают, он в качестве защиты выработал некую антиэнергию. Вон, видишь? — он указал на ту бездонную воронку, что уже позади. — Его работа. Зоолита оглушили излучением, а там сбросили на него дюжину каплан. Рванул как бомба, вон какой кратер образовался. И ученых всех накрыло, что делали эксперимент. Не ожидали, что такая будет реакция.
— Бог ты мой! (От одного размера дух захватывает).
Утро было уже в разгаре, солнце стояло высоко. Свет цедился сквозь облачность, поэтому виделось лишь сияние, вроде синего неона. По какой-то причуде атмосферы горизонт переливчато мерцал фиолетовым — от этого все казалось несколько сюрреальным, как в застывшем сполохе молнии.
Следующие полчаса они дважды попадали в «водоворот» зоолита, но оба раза их выбрасывало, стоило снизиться на сотню футов — как будто тот, первый разослал предостережение.
Горы резко обрывались живописным отвесом из темно-зеленого, похожего на мрамор камня: стена, — куда ни посмотри, одинаково бескрайняя, — под крутым углом сходила в раскинувшуюся внизу равнину. Свет здесь был ярче, из-за облаков яснее различались и контуры светила. Плавно круглящаяся холмами равнина была покрыта синей травой, среди которой оранжевыми вкраплениями выделялись отдельные кусты и деревца. Прогалинами смотрелись овальные островки пурпурного цвета, чуть темнеющие под дуновением ветра. На расстоянии, милях в тридцати, отчетливо виднелось то, что Крайски назвал деревом. В высоту, должно быть, миля с лишним, а с земным деревом сходство чисто условное. Ствол вздымается немного наискось — с одного бока выступов нет вообще, зато с другого «сучья» похожи больше на железные балки, идущие параллельно земле. Вообще напоминает какую-нибудь огромную абстрактную скульптуру.
